Любовь по обмену - Елена Сокол
– Чем помочь? – спрашиваю.
Зоя бросает на меня короткий взгляд и хихикает:
– Переоденься для начала.
– Сейчас будем разводить огонь и жарить не какие-нибудь ваши маршмеллоу, а хорошее мясо. – Калинин сбрасывает в кастрюлю нарезанный лук, туда же наливает немного уксуса и целый пакет уже знакомого мне кефира.
Морщусь от увиденного, но с удивлением отмечаю, что пахнет из кастрюли приятно.
– Стейки? – интересуюсь.
Но, заглянув внутрь, вижу мясо, порезанное на квадратики.
– Shashlyk! – громко говорит Маша.
Все по очереди начинают повторять это странное слово несколько раз, делая акцент на букве Ы, – знают ведь, что я ее ненавижу. Она дается мне труднее всего.
– Shashly-yk, – пытаюсь произнести, наблюдая, как Машины руки тонут в кастрюле с сырым мясом.
Она перемешивает его вручную, не боясь того, что отмываться потом придется в холодной воде и из подвесного умывальника.
– Будет очень вкусно, – обещает Дима и высыпает с размаху в кастрюлю целый пакет специй.
Маша морщится и несколько раз чихает, едва успев подставить к лицу локоть.
– Bo-o-od’ zda-ro-va! – дружно говорят ей ребята.
– Спасибо! Все-таки надо было утром мариновать, – шмыгнув носом, отзывается она.
– Все нормально, прожарим. – Дима берет со стола бутерброд, шлепает подругу по заднице и, довольный, разворачивается. – Тем более горячее сырым не бывает. И посоли побольше, Маш!
– Пересолим ведь, – отказывается она.
– Соли, говорю, – подталкивает к ней солонку.
– Закон кухни: кто может – готовит обед, кто не может – раздает советы, – смеется Зоя.
Я все еще прокручиваю в голове «Bo-o-od’ zda-ro-va!», чтобы запомнить и суметь потом повторить при случае, когда Дима кладет руку мне на плечо и произносит:
– Давай меняй колготки и пойдем за дровами.
Девчонки хохочут, а я качаю головой. Шутник, блин.
Через десять минут мы уже мотаемся по лесу в поисках сухих веток. Дима находит в овраге здоровенное бревно. Если быть точнее, оно выглядит как тоненькое, засохшее, сломанное ветром дерево, но когда мы его приподнимаем, становится ясно – унести будет непросто.
– Сколько всего у тебя татуировок, Дима? – спрашиваю, согнувшись под тяжестью ствола, взваленного на мое плечо.
– A hren znaet! – отвечает он. – В смысле много. Не знаю точно сколько.
– Сбился со счета?
Кажется, свежей футболке тоже хана, потому что слышно, как от бревна с противным шуршанием отслаивается сухая кора.
– Я больше переживаю, что места для новых тату остается все меньше. Вот это беда.
– А… Набьешь мне что-нибудь?
– Легко. – Он поправляет бревно, и меня поводит в сторону. – Только напишем по-русски, идет?
– Хорошо. Тогда я пока придумаю, что именно хочу.
– Договорились.
Мы подходим к домику и видим, что Никита уже подтащил железный ящик на ножках – мангал – поближе к столику под окном и наполнил его небольшим количеством сухих веточек.
– Ого! – радостно восклицает он, оглядывая бревно, которое мы бросаем к ногам.
– Есть топор? – интересуется Дима.
– Да. На кухне.
Через минуту мы уже все втроем стоим вокруг невысокого пня и решаем, как лучше разрубить дерево.
– Закон дров, – вещает Калинин. – Умение рубить дрова растет прямо пропорционально количеству ударов топором по колену.
– Не хотелось бы, – вздыхаю.
– Я пошел разводить огонь, – бормочет Никита, быстро разворачивается и уходит к мангалу.
Я беру топор одной рукой возле лезвия, другой за конечную часть рукояти и поднимаю вверх чуть в сторону от головы. Наношу размашистый удар, и топор входит в дерево даже без отдачи в ладони.
– Вот. Самое главное – сила размаха, – усмехается Дима, закуривая.
Сначала обрубаю ветки от корней к вершине, потом работаю над тем, чтобы сделать несколько поленьев.
– Теперь ставь их вот так, – помогает мне «напарник», устанавливая полено на пень, – и коли, – показывает он.
Мое тело разогревается в процессе работы, уставшие мышцы снова приходят в тонус. Расколов несколько поленьев, втыкаю топор в пень и вытираю пот со лба. Вижу, как смотрят на меня девчонки в окно. Ира с Машей, заметив мой взгляд, быстро отворачиваются, Зоя – с опозданием: сначала слегка вздрагивает, потом смущенно опускает глаза и нервно трет висок.
Через несколько минут, когда дрова нарублены, а огонь уже разгорелся, мы собираемся за столом. Девочки выносят бутерброды и очередной замысловатый русский салат. Дима разливает пиво по стаканчикам и передает каждому сидящему.
Сидя на деревянной скамье, наблюдаю, как возле каждого из домиков в густых вечерних сумерках веселятся люди. В их мангалах тоже горит огонь, и со всех сторон до нас доносятся музыка и смех.
Мы поднимаем стаканы, говорим какие-то тосты, пьем, затем просто болтаем, время от времени громко смеясь. Все наше общение – это смесь английского, русского и пошлой нецензурщины, но самое интересное – все всё понимают. Даже я.
Когда становится прохладнее, надеваем куртки и возвращаемся за стол. Пока Никита занимается мясом, насаживая его на тонкие витые железные прутья, Дима с сигаретой в зубах травит байки и жарит нам сосиски, нанизанные на простые веточки. Я не спеша маленькими глотками пью пиво, а свободной рукой отгоняю комаров, которые кружат вокруг стола, как шустрые бомбардировщики. Украдкой посматриваю на Зою.
Она сидит на стуле напротив меня, обхватив руками колени, и ее глаза искрятся чистейшим серебром в отсветах луны, застывшей над макушками деревьев большим белым диском. Приятно пахнет дымом, угольки краснеют в черноте мангала, а ее голос плывет поверх всей этой атмосферы тихой рекой. Может, сказывается мое влияние, ведь мы общаемся каждый день, но я уже почти не слышу того забавного акцента, который резал мне слух в день нашего знакомства.
– Весь вечер он заставлял нас носить дрова, – рассказывает Зоя. – Мангала не было, мы просто выкопали яму ближе к берегу и там развели костер. Так вот все разошлись после полуночи, а Никита уснул, свернувшись калачиком, возле огня.
– Все было не так! – вопит Медведев.
– А когда проснулся, у него лицо черное – все в золе! Видимо, ветром из костра надуло.
Мы дружно хохочем, а Никита тихо матерится, устанавливая прутья с мясом поперек мангала.
– А еще он сжег парням трусы! – до слез смеется Зоя.
– Это как? – Я едва не подавился пивом.
– Они искупались в реке, а потом развесили их на веревке над огнем.
– Сколько ни развешивай, все равно все сгорит! – ворчит Никита. – Это закон костра!
А мы смеемся еще громче.
– Они обещали тебе отомстить в будущем году, так что береги теперь свои трусы, – хихикает Маша.
Мы чокаемся, пьем и уже чувствуем,
