Красная линия - Вера Александровна Колочкова
Полила цветы, принялась готовить ужин для Никиты. Пожарила отбивные, сварила картошку, накрыла на стол. Можно было домой уходить, но отчего-то силы иссякли, и медленно опустилась на стул. Еще и сердце снова заколотилось, будто что-то почувствовало, тревогу какую-то. И в следующую секунду услышала, как поворачивается ключ в двери…
И подскочила на ноги, засуетилась нервно, будто ее должны были застать на месте преступления. Будто она не соседка, а воровка какая-то. И приказала себе — все, хватит! Надень на лицо улыбку! Плечи расслабь! Ничего страшного не происходит, просто хозяин квартиры пришел, а ты обещала подруге накормить его ужином! Ты всего лишь обещание выполняешь, всего лишь…
Выглянула в прихожую, даже получилось придать голосу дружеской веселости:
— Привет! А я тут ужин тебе готовлю, Никит! Даша просила, когда уезжала… А я вот только собралась на четвертый день, все некогда было… Ты на сухомятке живешь, наверное?
— Привет, Лера! Да, от горячего ужина не откажусь… Спасибо тебе за заботу!
— Ну, тогда иди на кухню, я там накрыла тебе… А я домой пойду…
— Да почему так торопишься? Поужинай со мной! Я как-то не привык ужинать в одиночестве. Еще и устал сегодня… Давай мы с тобой вина выпьем, а?
— Ой, я не знаю, Никит… Поздно уже, мне завтра вставать рано…
— Так и мне рано вставать. Хоть недолго посиди со мной, Лер… Ну что тебе стоит?
Наверное, надо было настоять на своем, уйти. Но сил уже не хватило. Слишком много сил забирала эта натужная легкомысленная приветливость, эта улыбка вымученная. Кивнула, молча пошла на кухню, поставила на стол еще один прибор.
Никита откупорил вино, разлил по бокалам. Весело предложил тост:
— Ну, давай за нас. За тех, кто много работает и устает. Эта усталость и есть наша жизнь, правда?
— Да. Согласна с тобой. Да…
Выпили вина, Никита принялся с удовольствием есть. Потом проговорил тихо, глянув на нее с благодарностью:
— Только сейчас понял, какой я голодный… М-м-м, как ты мясо вкусно приготовила, спасибо…
— Я старалась. А вообще… я не очень люблю готовить. Но если надо, то могу…
— Да, кстати, Лер! У меня к тебе просьба есть! Как раз думал об этом, когда домой ехал… Я штат в фирму набираю, и мне нужен толковый юрист. Можешь мне посоветовать кандидатуру? Есть у тебя такие знакомые?
— Конечно, есть… Могу даже на выбор предложить. Сам решишь, кто тебе больше подходит.
— Да не надо на выбор… Я тебе доверяю. Зарплатой не обижу, обещаю.
— Хорошо, я подумаю… Завтра вечером тебе скажу.
— Спасибо, Лер! Давай еще вина выпьем…
Голова у нее и без вина кружилась слегка, и лицо Никиты то уплывало далеко, то приближалось совсем близко. Так близко, что становилось не по себе… А самое страшное было то, что проклятое наваждение разыгралось в ней с прежней силой, подавило волю и прежние горделивые мысли — мол, я такая вся смелая и свободная, ничего не боюсь. Наверное, и на лице ее тоже что-то такое отобразилось, потому что Никита глянул на нее слегка озадаченно и свел брови, будто спросить хотел — что это с тобой?
Пришлось отвести глаза. И еще надо придумать быстрее какой-то предлог, чтобы встать и уйти. Не уйдешь же вот так просто, без объяснений. Странно будет со стороны выглядеть.
Но в голову ничего не приходило, пусто было в голове, страшно пусто. И почему-то голос Карины звучал, тихий и слабый: «…ты пойми меня, Лер… Это же неизбежно было… Когда женщина транслирует свое тайное желание — это ж как радиация… Не скроешься от нее… Это ж убойная сила для того, кому это желание предназначено…»
Она даже рукой повела, будто пыталась отмахнуться от голоса Карины. И все в ней воспротивилось — нет, нет… Неправду ты говоришь! Со мной этот номер не пройдет, нет!
Подняла глаза, глянула на Никиту. Как ей показалось — смело и свободно глянула. И произнесла почти весело, беря в руки его тарелку:
— Ой, ты все съел, да? Давай я тебе еще положу…
Резво поднялась из-за стола, пошла к плите. Положила на тарелку кусок мяса, вернулась к столу. Когда снова глянула на Никиту, чуть не выронила тарелку из рук…
Он так на нее смотрел, что дыхание перехватило, будто плеть на горле свилась! Так смотрел… И потом взял за руку, резко притянул к себе, обнял…
И все. Ей показалось, она умрет сейчас. Наваждение внутри торжествовало — свершилось, свершилось! Зря ты сопротивлялась, глупая, зря! Это ж неизбежно было, ты что!
Потом она уже не помнила ничего. Не помнила, как они оказались в спальне: наверное, Никита ее отнес туда на руках, сама бы она не дошла. И как они терзали друг друга потом — яростно, зверски, как два врага… В какой-то момент она увидела его глаза — слепые от страсти. Наверное, и у нее они такие же слепые… Стыдно им, глазам-то. Не могут глядеть на это дикое действо. Почти преступное.
Впрочем, преступница — это она. Она его совратила. Он просто не смог устоять. Права, права была Карина… Не смог, не смог!
Потом лежали в темноте, оба обессиленные, молчали. Наконец Никита проговорил грустно и покаянно:
— Что это было с нами, Лер? Что это было?
— Ничего, Никит… Ничего не было. Временное помрачение, вот и все. Потеря сознания. Обморок. И у тебя, и у меня.
— Но у меня даже и в мыслях не было… Я не понимаю, как это все… Я не хотел, Лера, прости!
— Это ты меня прости. Это все я… И давай больше не будем об этом. Надо просто забыть… Не было, не было ничего, Никита! Не было! Сейчас я встану и уйду, а ты уснешь. И забудешь. И я постараюсь забыть…
Она даже сделала некое движение, пытаясь подняться с кровати. И застыла, прислушиваясь. Шорох ключа в двери прозвучал как грохот канонады, как гром среди ясного неба.
Вот хлопнула дверь, и тихий голос Даши проник в спальню:
— Никит, ты спишь? Я приехала…
Первое, что пришло ей в голову, — это было отрицание ситуации. Ужасной ситуации, анекдотичной. Потому что такого просто быть не могло. Не могло, не могло! Потому что это была катастрофа. Потому что Даша вот-вот откроет дверь в спальню…
Она даже пошевелиться не могла, завороженно смотрела на дверь. Будто паралич на нее напал, не могла даже моргнуть. Наверное, пара секунд
