Раннее, раннее утро - Павел Вежинов
— Чем же это ему поможет? — сердито спросила я.
— Поможет! — так же мягко, но настойчиво сказала она. — Вы даже представить себе не можете, как поможет. Сейчас для суда события выглядят так: Евгений без всякого серьезного повода уводит отцовскую машину и несется по шоссе. Опасаясь погони, он превышает скорость и сбивает велосипедиста. А вы очень хорошо знаете, что на самом деле это не так. И мы должны доказать это суду. С его стороны это был не просто каприз. Он был потрясен, возбужден до предела, вне себя от отчаяния. Да вы лучше меня знаете, что он просто потерял голову от… от ревности.
— От ревности? — переспросила я в искреннем изумлении. — Почему же от ревности?
Честное слово, такая мысль до сих пор не приходила мне в голову. Ее олух и вдруг ревнивец — смехота, да и только! Я ощутила на себе ее проницательный взгляд, потом в нем мелькнуло колебание.
— А по-вашему, от чего?
— Я думала, что он просто решил позлить отца. Или же разыграть какую-то идиотскую шутку.
Мне показалось, что на лице ее отразилась беспомощность.
— Разве вы не были его подругой?
— Не знаю, что вы под этим подразумеваете! — сухо ответила я.
Она встрепенулась.
— Ничего плохого, конечно! Но неужели вы не знаете, что он влюблен в вас?
Мне стало смешно. Вот так влюбленный! Такие, как он, влюбляются на неделе по три раза.
— Я не думала об этом! — сказала я. — И другие ухаживали за мной — что ж, так всех и считать влюбленными?
Я почувствовала, что здорово ее задела. Видно, она очень любит своего сыночка, если так обиделась за него. Мне казалось, что она сейчас обрушится на меня, но она лишь опустила голову.
— Он действительно любит вас! — с горечью сказала она. — Подумайте немного, и вы все поймете. И, может быть, тогда войдете в его положение. Да разве это пустяк — пойти в ресторан с его отцом?
— Но он знал, что это просто шутка! — вскипела я. — Или, вернее, я это сделала на пари!
— Нет, не просто шутка! — сказала она. — Вы правдивая девушка и, положа руку на сердце, должны признать, что я права.
Да, пожалуй, что-то верное в ее словах было.
— Ладно — было и самолюбие! — добавила я.
Она вздохнула, машинально открыла сумочку и вынула коробку сигарет и элегантную зажигалку.
— Извините, могу я закурить? — спохватилась она.
— Пожалуйста!
Она глубоко затянулась, как мужчина, и лицо ее сразу подурнело.
— Не будем больше это обсуждать! — устало сказала она. — Проявим порядочность и изложим перед судом факты. Я думаю, что суд сумеет разобраться.
Нет, это уж слишком. Эта бесцеремонная особа, чтобы спасти своего сыночка, готова, не моргнув глазом, утопить кого угодно.
— Ничего не могу вам обещать! — хмуро сказала я. — Не знаю, понимаете ли вы толком, чего вы от меня требуете. Если поднимется шум, я запросто вылечу из университета…
— Никакого шума не будет! — сказала она. — Дело будет слушаться при закрытых дверях.
— А если — нет?
— Будет рассматриваться при закрытых дверях! — нетерпеливо повторила она. — В противном случае я освобождаю вас от обязанности выступить в качестве свидетеля.
Смотрите-ка — она меня освобождает! Столько форсу, как будто она на самом деле может меня обязать!
— Не знаю! — сказала я, пожав плечами. — Никакого злого умысла у меня нет, но вы слишком многого от меня требуете. Прежде всего, если я пойду на суд, узнает мама. А мне даже думать не хочется, что тогда будет.
— Мать ваша и так все узнает! — хладнокровно заявила она.
— Каким образом?
— Я ей расскажу, — ответила она. — И попрошу ее содействия. Не сердитесь, а поймите меня. Мой сын в опасности, и я должна за него бороться. Тем более что мне не надо ничего, кроме правды!
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я хорошо понимала ее. Эта женщина сдержит свое слово. Такие невзрачные на вид бабенки становятся страшными, если решатся на что-нибудь.
— Хорошо, я подумаю! — сказала я. — А пока прошу меня оставить, мне надо на лекции.
Она встала и, чуть слышно проговорив «до свиданья», пошла к выходу. На пороге она вдруг остановилась, испытующе посмотрела на меня и вполголоса сказала:
— Я все же запишу вас свидетелем, чтобы не упустить срока. А ваше право — явиться или нет.
Она ушла. Я в раздражении вскочила с места и чуть не пнула кресло, на котором она сидела. Ну конечно же, она зарвалась. Выходит, что ради ее сосунка, который не умеет владеть собой, я должна позориться перед всем миром. Нет уж, спасибо. Так я рассуждала, но на душе все равно было неспокойно. Эти матери, когда затронут их родительские инстинкты, становятся просто ведьмами. И моя мать тоже такая, хоть и выглядит доброй и тихой. Если она узнает про эту историю, у кого-то полетят перья. Скорее всего, у Мечо — для этой цели он самый подходящий. Для начала она процитирует ему что-нибудь, а что будет потом — лучше не думать. Умнее всего было бы самой рассказать ей все или хоть как-то ее подготовить. Но я знала, что не решусь на это. Уж такая я — жду, пока несчастье не свалится мне на голову, и лишь тогда начинаю пищать.
Я даже не заметила, как добралась до университета. Никуда не сворачивала, ни на что не заглядывалась. В аудитории кашляли и зевали, профессор что-то бубнил себе под нос. Не по нутру мне все это. И вообще непонятно, какого черта я поступила на отделение романской филологии, когда французский мне вовсе не по душе. Приходится то и дело щекотать небо языком и кособочить рот. И французская литература мне не нравится, в ней нет ничего мужественного. Одно время я увлекалась Сирано, но потом и к нему остыла. В самом деле, с чего они взяли, что только тот, кто умеет болтать, умеет и любить? Даже Кристиан стал мне милее, несмотря на свои противные русые усики. Однажды я развела такую философию перед Sir’ом, и он страшно на меня обиделся. Надо с ним быть поосторожней.
Последняя лекция была поточная, и мне удалось смыться. Но в «Берлине» никого не оказалось, пришлось идти в «Телевизор». Я не люблю туда ходить, потому что отец часто проходит мимо. Однажды он увидел меня сквозь витринное стекло, но прикинулся рассеянным. Евгений тоже заходит туда, но, слава богу, после этой заварухи ни разу не появлялся. Сейчас там сидели оба его приятеля; Жоро, как всегда, чистенький и
