Раннее, раннее утро - Павел Вежинов
Ну, что за человек! Я ему же хотела помочь, а он читает мне мораль!
— И ты не притворяйся! — сухо возразила я. — Будто я не видела, как ты заглядывал Евтиму в карты.
Он чуть не вытаращил глаза и вдруг расхохотался.
— Пусть даже так, но я уже взрослый, — ответил он. — А тебе не следует начинать с такого возраста… Что будет, когда ты доживешь до моих лет?
Я с удивлением поглядела на него. Неужели мне когда-нибудь будет столько лет, сколько ему? Что-то не верится, наверное, я умру раньше. Я ничего не ответила, лишь пожала плечами. В гостиную вошла мама.
— Ужинать будете? — спросила она.
— Я ужинала…
— Где ты ужинала? — с подозрением спросила она.
— У Боби, — мигом соврала я.
Похоже, что тон оказался не тот, и она, видимо, мне не поверила, потому что немного погодя снова спросила:
— Что же было на ужин?
— Жареная скумбрия!
Ну и брякнула! В этом году я ни разу не видела скумбрии в рыбных магазинах. Недавно мне очень хотелось скумбрии, но это совсем другое дело.
— Надо будет спросить Фанни, — сказала мама. — Интересно, где она достала скумбрию.
— Нигде! — заявила я. — Получили посылку от своего летнего хозяина из Созополя… Дяди Нико, если ты его знаешь…
Но она ничего не слышала о дяде Нико, и тем лучше. Не знаю, поверила ли она мне, но разговор на этом, слава богу, закончился, и я благоразумно поспешила перейти в спальню.
Следующее утро началось кошмарно. В десять минут девятого меня разбудил телефон. Спала я скверно и чувствовала себя разбитой. Желудок был в еще худшем состоянии.
Я взяла трубку.
— Алло!
— Попросите, пожалуйста, Бистру Григорову! — откликнулся слегка усталый женский голос.
— Да, это я… А кто говорит?
— Мать Евгения.
Я так перепугалась, что даже сама не поняла, как положила трубку. Но немного погодя телефон снова зазвонил.
— Нас, наверное, разъединили?
— Да, извините! — пробормотала я.
Совсем обалдела! Зачем было извиняться, если нас разъединили?
— Мне необходимо поговорить с вами.
А мне это вовсе не казалось необходимым. Что бы такое придумать?
— Извините, но мне надо идти на лекции. У нас обязательное посещение.
— Я вас очень прошу! — тихо сказала женщина. — Я подъеду к вам на такси. В крайнем случае поговорим по дороге.
Я стала лихорадочно соображать. Если ей так приспичило поговорить со мной, она наверняка не оставит меня в покое. Еще принесет ее, когда мама дома.
— Хорошо, приезжайте, — сказала я. — Буду ждать вас.
Я положила трубку. До сих пор не могу понять, почему я так испугалась, поняв, с кем говорю. Другое дело, если б она была женой Мечо, но ведь они давным-давно развелись. Я никогда не видела ее, но Евгений не раз мне говорил, что мать очень добрая и умная женщина. Наверное, она хочет что-то узнать у меня об Евгении, но что в этом страшного? И все-таки что-то было. Отец, мать, сын и я — в чужом пиру похмелье! Такую нелепую комбинацию и нарочно не придумаешь. В общем, получалось, что я каким-то образом сродни всем троим.
Я встала и наскоро оделась. Снова зазвонил телефон — это, конечно, Мечо.
— Воробышек, очень прошу тебя, прости меня, — мягко и ласково заговорил он. — Считай, что во всем виновато вино.
Чудак! Что прощать? Разве лишь то, что он оставил меня одну на темной улице.
— Ничего! — пробормотала я. — Забудь об этом.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Ничего, — ответила я. — Желудок пошаливает… Наверное, бифштекс был несвежий.
— Бифштекс тут ни при чем, — возразил Мечо. — Пожалуй, не надо было устраивать «ерш».
— Наверное, — сказала я.
— Будь здорова и не унывай, воробышек!.. Я скоро тебе опять позвоню.
И в ту же минуту он повесил трубку, а я почувствовала, что вовсе не горю желанием снова услышать его голос. Почему это несостоявшееся семейство так упорно меня преследует? Без них мне было бы куда лучше.
Наскоро умывшись, я пошла в гостиную. Слава богу, мама всюду прибрала и основательно проветрила — от вчерашних запахов не осталось и следа. Хоть я и была предупреждена по телефону, я удивилась, до чего быстро она прикатила… Она оказалась женщиной среднего роста, с приятным, но немного поблекшим лицом. Я сразу заметила, что она очень хорошо одета; темный костюм отлично сидел на ее тонкой фигуре. Очень даже интересную женщину упустил бедный Мечо, вот теперь и мается с разными недозрелыми студентками. Я провела ее в гостиную и усадила в кресло. Она внимательно разглядывала меня, просто с головы до пят. Не думаю, чтоб она осталась довольна, но что поделаешь — на всех не угодишь.
— Я хочу откровенно поговорить с вами! — начала она. — Вы, очевидно, догадываетесь, что речь пойдет об Евгении.
Я молча кивнула.
— Суд состоится через две недели. Не знаю, думали ли вы об этом, но положение его крайне серьезно. Единственная надежда — условное наказание. Если же оно будет не условным — с ним все кончено…
— Как то есть кончено? — удивилась я.
— Очень просто! — пояснила она. — Прежде всего его исключат из университета. Он останется без образования, без профессии, без будущего. И с пятном судимости. Скажите, кто примет на работу бывшего уголовника?.. Он просто погибнет, и я, как мать, не могу смириться с этим.
С виду она говорила очень спокойно, но голос ее вздрагивал. Надо отдать ей справедливость — она умела держаться с достоинством; какая-нибудь дура наверняка бы уже ревела.
— Я думала, что его не посадят! — пробормотала я. — Насколько я поняла, велосипедист тоже виноват.
— Велосипедист не виноват! — твердо сказала она. — Он тяжело ранен, потерял трудоспособность. Адвокат предупредил меня, что Евгений в очень тяжелом положении. Я должна прямо вам сказать, что единственный, кто может ему помочь, — это вы.
— Я?
— Именно вы! — сказала она, пристально глядя на меня. Ее взгляд, словно бы и мягкий, навалился на меня, как огромный камень.
— Я правда не понимаю, о чем вы, — искренне сказала я.
— Сейчас поймете, — ответила она. — Обстоятельства сложились так, что только вы знаете всю правду. Я пришла просить вас выступить свидетельницей на суде.
— Как так — свидетельницей? — озадачилась я. — Я ведь не присутствовала при катастрофе… И ничего не знаю…
— Конечно, не присутствовали! — мягко заметила она. — Я вовсе не хочу, чтобы вы сочиняли или же давали ложные показания. Говорите только правду. Объясните суду, что происходило в «Копыте», на следующее утро — у вас и вечером — в ресторане «Лебедь».
Я взбеленилась. Ясно, что этот олух все выболтал матери. Ни один стоящий мужчина так бы не поступил. Я чувствовала, как