Домочадец - Сергей Юрьевич Миронов
Я начинал понимать, к чему клонит любовник Анжелы.
– Предприятие Вальтера, созданное специально для возврата, модернизации и сохранения семейной реликвии в Дивногорске, закроется не сегодня-завтра – зачем новым лидерам концерна убыточная структура, основанная бывшим шефом для поддержания своих интересов на нестабильном Востоке? – здраво рассудил Лауш. – Так что единственная возможность удержать дом в наших руках, пока в него не въехали местные богатеи, – это взаимодействие с городскими властями, к которым в своё время господин Шмитц пожаловал с серьёзной гуманитарной миссией. Благодаря его дальновидности, я бы сказал, тонкой политической игре, между ним и первыми лицами города установились прекрасные отношения, переросшие в деловое партнёрство. Наша задача – поддержать здравую тенденцию сотрудничества с городскими авторитетами, предложить им взамен социальных разработок Вальтера не менее удачную программу помощи дивногорскому населению.
Видимо, Лауш давно уже разрабатывал планы по заселению особняка Шмитца. Теперь он был первым претендентом на официальное поселение в доме. В этом тёмном щекотливом деле Анжела была его единственным верным помощником. Для первых городских чинов ей предстояло сыграть убитую горем вдову седовласого благодетеля, изумившего полгорода бескорыстными дарами и неохватным благородством. Отныне весь потенциал человеческой добродетели, воплотившейся в цельной личности Вальтера, проецировался на Анжелу. Для
Лауша она была «щитом и мечом» в решении важнейшего вопроса. А кем был я? В кого рисковал я превратиться, оставшись в доме Вальтера после его гибели? Мне дозволялось созерцать прелести дивногорского побережья и величавых лесных массивов в роли гостя (по совместительству надсмотрщика за жильём) новых хозяев. Почему их готовящийся бросок в опустевшую «жемчужину» на возвышенном и печальном берегу вызвал во мне столько скрытой ярости? Возможно, беда моя была в том, что я не умел выражать скотские инстинкты, живущие в любом нормальном человеке? Иначе я бы не промолчал, услышав от Лауша схематичный план завоевания дома и затаившегося в его стенах времени чужого бытия.
Я сомневался в подлинной причастности Лауша к истории дивногорского особняка. Во-первых, в рассказах Шмитца никогда не фигурировала эта фамилия. Во-вторых, уж очень картинно, по-актёрски легко обаял Лауш Анжелу, уставшую от избыточного внимания Вальтера. Что-то влекло этого непропорционального человека в дивногорский дом. Влекло до такой степени, что он искусно внедрил Александра в круги доверчивых курортников и даже свёл его со Стэллой, которая не могла не знать о бесконечных ночных сменах своего ухажёра на аварийном чердаке. Мне невольно подумалось, что и Стэлла была осведомительницей Лауша.
– Я не останусь в Дивногорске, – сказал я твёрдо своим собеседникам. – После всего, что
случилось, мне трудно туда возвращаться, а жить там – тем более невозможно.
– То есть ты едешь в Петербург? – спросила раздражённо Анжела. – Я всё же хотела бы видеть тебя в Дивногорске. Пойми, этот дом стал нашим семейным достоянием. Он такой же твой, как и мой. Это тебе не раз повторял Вальтер. Но обстоятельства сегодня складываются так, что мы можем потерять особняк. Чтобы этого не случилось, пока мы с Увэ будем искать все мыслимые и немыслимые механизмы закрепления дома за нашей семьёй, нам нужен человек, который информировал бы нас о том, что будет твориться вокруг дома после гибели Вальтера. Вдруг его захотят прибрать к рукам местные нувориши? Или городские власти. – Анжела повысила голос. – Вдруг дочерняя структура Вальтера обретёт второе дыхание и сохранит за собой особняк в качестве гостевого дома? А может случиться и так, что завтра появится непрошеный гость из Европы или Америки и заявит о правах на владение домом. В перспективе было бы прекрасно прописать тебя в дивногорских апартаментах. – Анжела мечтательно посмотрела на Лауша. – Мы бы сами там прописались, – дерзко заявила она, – но мы не можем, мы граждане другой страны.
– У вас есть верный агент, – намекнул я грубо на Александра. – Ему можно доверять самые серьёзные дела. Например, он умеет вести видеосъёмку в условиях нулевой видимости, хотя по части конспирации вам следует преподать ему урок.
– Да нет же! – возмутилась Анжела. – Мы не хотим прописывать в доме постороннего человека. Мы хотим сделать тебя полноправным хозяином дома. Помня ваши трепетные, поистине родственные отношения с Вальтером, этот вариант был бы самым справедливым. – Анжела выпустила три замысловатых дымовых кольца, которые вновь потянулись к длинному носу Лауша. – Повторяю, твоё пребывание в доме – временное явление. По окончании университета мы заберём тебя к себе. Ну что ты будешь делать один в ошалевшем Петербурге? Впрочем, и Раушен для тебя – станция промежуточная. Конечно, лучшего места для полного погружения в творчество найти трудно. Ты должен создать в Дивногорске новый мощный цикл картин, ещё более напряжённый и динамичный, чем предыдущий.
– Я больше ничего не должен, – шепнул я себе под нос и резко открыл дверь. – Я еду в Петербург. Желаю удачи в ваших нелёгких начинаниях, а лично вам, Увэ, – наши взгляды столкнулись, и мы уставились друг на друга в ожидании словесной перепалки, – вам я больше не советую заниматься жанром семейных разоблачений. При первой же возможности верну ваш опус и фотографии дам, одна из которых, как я понимаю, вам небезразлична, но, видимо, пока не до такой степени, чтобы не разбрасываться её фотоснимками в нижнем белье.
Анжелу охватил ужас.
– Дорогой, о чём ты? Неужели тебя так сильно задели эти фотографии? Может, мне
нужно было посоветоваться с тобой, прежде чем решиться на этот шаг? Господи, ты такой впечатлительный.
Она картинно заплакала. Лауш бросился её утешать. Он выскочил из машины и ворвался в салон через заднюю дверь.
– Увэ, я не знала, что ты послал эти снимки в Раушен, – причитала Анжела у него на груди. Лауш похлопывал её по плечу огромной синеватой рукой и в оправдание повторял:
– Так нужно было сделать. Нужно.
Эту сцену я наблюдал, стоя под холодным дождём. На мгновенье Анжела вырвалась из цепких поглощающих объятий Лауша и помахала мне, побежавшему к подъезду, мокрым, будто несвежим платком.
– Мы приедем завтра. Утром я тебе позвоню, – послышалось у меня за спиной сквозь плотное монотонное шуршание дождя.
В длинном коридоре VDST было темно и пусто. У распахнутых дверей в номера стояли пластмассовые корзины, набитые обувью, щётками и тюбиками с обувным кремом. В комнате Штефана господствовал мелкий беспорядок. В приоткрытом окне посвистывал ветер. Видимых доказательств вчерашних отчаянных похождений хозяина номера не наблюдалось, как отсутствовал и сам
