Герой со станции Фридрихштрассе - Максим Лео
Слушание уже началось. Хартунг осторожно от крыл дверь и под карающим взглядом сотрудника суда сел в последнем ряду. Паула в черной мантии стояла перед столом судьи и допрашивала одного из грабителей. Ее чистый звонкий голос наполнял зал.
Хартунг спрятался за спинами впереди сидящих, он не хотел, чтобы Паула случайно заметила его и сбилась с мысли. Через просвет между высоким лысым мужчиной и девушкой с пучком на голове он мог наблюдать за Паулой. Она выглядела еще обворожительнее обычного: черная мантия придавала ей строгий вид и отлично гармонировала с прямой челкой и тонко выщипанными бровями.
Хартунг едва мог сосредоточиться на том, что говорила Паула, он просто смотрел на нее, а когда она расхаживала туда-сюда, следовал за ней глазами, стараясь не показываться из своего укрытия. Когда судья наконец закончил заседание, Хартунг вышел ждать ее за дверь. Паула, все так же в мантии, появилась через полчаса. Увидев его, она округлила глаза:
— Что ты здесь делаешь? Я думала, у тебя презентация книги.
— Я должен с тобой поговорить, — сказал Хартунг дрожащим голосом.
Паула испугалась:
— Что случилось?
— Мы можем найти место потише?
Хартунг с Паулой молча вышли из здания суда. Они не обнялись, их руки даже не коснулись друг друга. Она смотрела прямо перед собой, а он вдыхал аромат ее парфюма. В кафе напротив здания суда они нашли столик в самом дальнем углу. Паула сняла мантию, села и вопрошающе посмотрела на Хартунга.
— Яне тот, за кого себя выдаю, — начал он.
— Выкладывай, — тихо сказала она. — Ты женат, у тебя восемь детей, и ты должен вернуться домой к своей семье, которая живет в малонаселенной части Мекленбурга — Передней Померании?
— Нет, все не настолько плохо… а хотя, может, даже намного хуже. Сама решишь.
Она слушала, не перебивая, не сводя с него глаз. Когда он закончил, Паула выдохнула и заказала чашечку ройбуша. Потом посмотрела на Хартунга отрешенно, лицо ее оставалось непроницаемым.
— Паула, я понимаю, что все это очень неожиданно, но прошу, скажи хоть что-нибудь.
— Что я должна сказать? — почти шепотом спросила она.
— Не знаю, что-нибудь. Накричи, если хочешь, но не молчи, меня это убивает.
— Чего ты ожидал? Что я слегка расстроюсь, отругаю тебя, а затем все снова будет хорошо?
— Что я могу сделать? — спросил Хартунг.
— Ничего, — ответила она.
— Черт возьми, Паула, давай поговорим! Все это не имеет к тебе никакого отношения, я не хотел тебе врать. Я начал лгать еще до нашей встречи, это, по сути, и свело нас. Конечно, мне следовало сразу тебе признаться, но поначалу я не знал, сложится ли у нас. А потом, когда сложилось, боялся тебя потерять.
Паула безучастно смотрела в пустоту. Наконец она заговорила — тихо, нерешительно:
— Многие годы у меня были панические атаки. Когда они случались, я не могла шевельнуться, меня будто замуровывали в бетоне. Я переставала что-либо воспринимать, мир вокруг останавливался. Больше всего я боялась, что не смогу дышать и задохнусь. Особенно страшно было по ночам, один раз я думала, что уже умерла.
— Паула, я…
— Я не знала, что это и как с этим бороться, и начала психотерапию. Выяснила, что страх связан с моими родителями. Почему-то я была уверена, что они спланировали побег на запад, только мне об этом ничего не сказали. Это сделало меня подозрительной и недоверчивой, и даже после того, как я узнала, что они так же, как и я, попали на запад случайно, лучше не стало. Меня преследовало ощущение, что в любое мгновение все может исчезнуть, что нельзя привязываться к людям, потому что однажды утром их может не стать. — Она замолчала и потянулась за чашкой.
Хартунг коснулся ее руки, и Паула вздрогнула. — У меня был мужчина, милый, веселый, немного похожий на тебя. Но я не подпускала его близко, хотя очень этого хотела. Он был терпелив, дал мне достаточно времени, но однажды его терпение кончилось, и он ушел. И для меня это стало неким подтверждением, я убедила себя, что он бы в любом случае ушел, как бы я себя ни вела.
— Паула…
— С тобой было совсем по-другому. Не было недоверия и разрушительных мыслей. Я впервые почувствовала себя абсолютно нормальной женщиной, встретившей абсолютно нормального мужчину. А сейчас…
— Паула, я тебя не обманывал. Все, что я говорил о тебе, каким предстал перед тобой, было и остается правдой. Мне плевать на этот глупый героический спектакль, он мне осточертел. Для счастья мне нужна только ты.
— Почему ты не рассказал мне все, когда мы стояли на той платформе на Фридрихштрассе? Я же сразу поняла, что история с танцовщицей, которой ты якобы помог сбежать, выдумана. Хотя, вообще-то, я не предполагала, что все остальное тоже выдумка. Мне казалось, тебе заплатили и ты не хотел в этом признаваться, и, кстати, я не сочла бы это чем-то зазорным.
— Я знаю, мне тогда выпал шанс быть с тобой честным. Но поставь себя на мое место: я только что встретил самую удивительную женщину на свете, которая почему-то тоже мной заинтересовалась…
— …и у которой, как ты знал, есть психологическая травма, связанная с побегом, поэтому ты решил ни в коем случае не говорить ей правду, а, наоборот, использовать этот ее бзик, чтобы еще больше с ней сблизиться.
— Это не так, и я надеюсь, ты это понимаешь.
— Ты знал мое слабое место, ты знал, как важно мне было понять, что произошло на самом деле той ночью на Фридрихштрассе. И промолчал, потому что рассчитывал, что с той историей у тебя будет больше шансов. Может, потом тебя и мучила совесть, но, видимо, не так сильно, чтобы сделать то, для чего требовалось немного смелости и усилий.
— Я думал, что мы сможем прояснить все позже, Паула, я же не знал…
— Что у меня есть этот бзик? Нет, ты не мог не знать! Но, похоже, ты и сейчас неискренен. Ты же не станешь меня убеждать, что совершенно не рассчитывал, что это бремя с годами исчезнет само собой. Что ты сможешь просто обо всем забыть и тебе вообще не придется решать этот вопрос. Да и зачем спустя столько времени? Твой покой для тебя всегда был важнее правды.
— Ты несправедлива.
— Ты не дурак и не бесчувственный невежа. Ты точно знал, как я отреагирую на
