Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан !
Газета как газета - ихняя, как говорит Иван, газета. На первой полосе целуется парочка: фрак, фата, обручальные кольца - гвоздь номера. В углу перевернувшаяся машина - тоже не про меня. На второй полосе девица, похожая на Терезу, демонстрирует купальник, не она ли это? Мало ли их, похожих? Дети купаются в бассейне, парочка в купальниках отплясывает твист...
А вот моя персона... Стою на фоне церкви в Ромушане, клятвенно подняв руку, и рот раскрыт в той же клятве. Рядом Луи, чуть дальше президент. Слушают.
И заголовок про меня: "Ле рюс шерш ле третр". Тут и за словарем ходить нечего, до гроба не забуду этого слова - предатель. Ах, мадам Констант, вечно они вперед лезут. Русский ищет предателя да еще двести строк текста в придачу. Ищет русский, ищет - но только где его искать? И кто он есть, черт возьми?
И опять зазвонил телефон. Сюзанна уже стояла там, оставив корзину с бутылками и банками на погребной лестнице. Я подхватил корзину, вернулся на кухню.
Звонила мадам Жюли, мать Антуана, "Журналь, журналь", - твердила Сюзанна, шаря глазами по комнате. Я поставил корзину, протянул ей газету. Сюзанна закончила разговор, глаза ее жадно забегали по строчкам. Что они там на меня настрочили? Просим предателя "кабанов" явиться с повинной, что будет учтено при вынесении приговора как смягчающее обстоятельство. Прием предателей во Дворце Правосудия ежедневно с трех до шести. Вход свободный. Вот и мне на собственной шкуре пришлось испытать нравы этой печати.
- Сенсация! - заключила Сюзанна, посмотрев виновато. И правильно заключила. Нужна мне эта сенсация, коль я на бобах сижу!
Сюзанна снова схватилась за трубку, я плечами пожал и принялся за кофе. Теперь он уже не смолкал, этот черный трезвонящий аппарат. Позвонил Ру, чтобы узнать результаты вчерашней поездки к Альфреду, и ответил, что вечером сам приедет. Николь доложила, что тоже прочла газету и спешит ко мне. Поздравительный звонок от президента: это прекрасно, что газеты оповестили всех о вашей клятве... Мерси, мсье президент. Оскар, брат Антуана, в чем-то упрекал Сюзанну, а та возражала, я уже не вникал. Я устал от звонков, хотел было пойти на ежевичную тропу, чтобы на покое обдумать ситуацию, как Сюзанна протянула трубку мне.
- Мой друг, поздравляю вас с высочайшей королевской милостью, распинался фон-барон Птеродактиль. - Отныне для вас в Бельгии открыты все дороги. Даже в нашем ордене не все бельгийцы удостоены такой награды. Я так жалел, что не мог позавчера присутствовать на церемонии, чтобы лично пожать вашу руку. Но я еще не теряю надежды сделать это, разговор с вами произвел на меня самое глубокое впечатление, трагическая судьба вашего отца взволновала меня. Я долго думал над вашими словами, и мне кажется, я вспомнил имя той женщины из Эвая. Ее зовут Жермен, она...
- Вы имеете в виду племянницу мадам Женевьевы? - перебил я, чтобы не дать ему опомниться, но не таков был фон-барон, реакция у него вполне подходящая.
- Совершенно верно, именно благодаря незабвенной Женни, да упокоит бог ее душу, я и вспомнил, как звали племянницу. Ведь она была тогда еще дитя, такая голенастая девчонка, она безумно любила сладости.
"Эх ты, поп толоконный лоб, - я уже забавлялся, слушая его, - фиговая у тебя реакция, куда тебе против Виктора Маслова: с животиком уже была твоя голенастая Жермен, когда ты вез ее в Эвай, не гонялся бы ты, поп, за дешевизной".
- Так вы ее видели? - не выдержал он. - Она, разумеется, наговорила вам немало любопытного? Не я ли предупреждал вас...
- Ах, Роберт Эрастович, - я тяжко вздохнул, чтобы он услышал. - Вы лучше меня знаете женщин. Они нас любят, и они же первыми забывают. Се ля ви, как говорят в Париже. Мадам Жермен даже на церемонию не соизволила приехать в этот день, видно, курицы бойко шли...
- Но вы не пробовали, мой друг, поинтересоваться у нее подробностями, которые привели к столь трагическому концу? - наставлял меня черный монах, фон-барон недобитый. - Я читал сегодняшнюю газету. Вы сказали прекрасные, благородные слова...
- Нет, мсье Мариенвальд, - остановил я его излияния. - Это была не Жермен. То, что вы имеете в виду, сделал человек по кличке Щеголь! - Так я ему выложил, пусть он остолбенеет, услышав это слово. - Вот если бы вы мне про Щеголя рассказали, ах, как я был бы вам признателен...
Увы, все-таки неплохая у него реакция!
- Щеголь, Щеголь, - зашептал он, вспоминая. Я отчетливо представил его глаза, молитвенно закатившиеся к потолку. - Щеголь... Знакомая кличка. При каких же обстоятельствах я слышал ее? Дайте вспомнить. Ах да, это стоило мне голодной весны. Я накупил продуктов на три месяца вперед, и чей-то отряд нагрянул ко мне, чтобы произвести реквизицию. Все они, разумеется, были в масках. И кто-то окликнул: "Щеголь!" Да, да, я совершенно точно вспоминаю. Это был их командир. И он крикнул: "Щеголь, принеси пустые мешки".
- А Буханки там не было? Вы не помните? - Я послал воздушный поцелуй Сюзанне, которая заинтересованно слушала наш разлюбезный разговор.
- Буханка? - удивился он упавшим голосом. - Какая буханка? Это хлеб или кличка? Но, кажется, я не помню...
- Огромное спасибо, Роберт Эрастович, - отвечал я с подтекстом. - Я ни минуты не сомневался, что вы скажете мне всю правду. Я тоже, как и вы, считаю, что предатель был в отряде. Как только мы найдем этого Щеголя, тут же приведу его к вам для опознания, ведь, кроме вас, его никто не знает.
Я бросил трубку, не дав ему ответить, и прошелся колесом по кухне. Сюзанна с недоумением наблюдала за мной. Я приземлился перед ней и чмокнул в щеку. Сюзи потупила глазки.
- Продолжаю вызывать огонь на себя, - известил я ее. - Звоночек-то был от П.Д. Виват, Виктор Маслов! Виват, мадам Констант! Виват, Сюзанна! Еще одно последнее сказанье - и сойдутся белые камни.
На дворе заурчала машина. Прибыл Луи Дюваль, и в руках у него, естественно, газета.
Луи был озабочен и потрясал газетой:
- Год фердом? Как они смели? Они же его предупредили, этого бандита. Теперь он скроется, он улетит на самолете.
Я развел руками.
- Сенсация, Луи, - теперь уже я его утешал. - Им нужна сенсация. Бум-бум! А на истину им наплевать. Однако и нам следует поторопиться. Мы должны ехать в "Остеллу".
- По Терезе соскучился? - Луи усмехнулся, принимая от Сюзанны чашку кофе.
Я молча раскрыл перед ним синюю тетрадь.
- Слушай внимательно, Луи. Альфред Меланже был убит, но его тетрадь нам кое-что рассказала. И последнее слово в этой тетради "Остелла". Тебе это о чем-нибудь говорит?
Луи забыл про кофе, схватил тетрадь. Я показал ему наиболее важные места, которые Антуан отметил карандашом.
- Интересно, интересно, - приговаривал Луи, листая тетрадь. - Значит, этот предатель и убил Альфреда. "П" и "Д", его зовут Пьер или Поль - это точно. А что означает "Д"? Таких фамилий очень много: Делакруа, Даладье, Дюма, Делон, Даррье, Демонжо... Тут придется поломать голову. - Луи решительно отхлебнул кофе и поднялся. - Об этом мы подумаем по дороге. Мы должны ехать к президенту Полю Батисту. Мы пойдем к властям и передадим официальное заявление об убийстве.
- И они положат его под сукно, как положили после войны твое заявление про Шарлотту? - Я невесело усмехнулся. - Да они сто лет искать его будут.
- Нет, нет, это дело серьезнее, чем ты думаешь, - убежденно сказал Луи, опускаясь на лавку. - Тут речь идет о героях Сопротивления, которых предали и убили. И убийство Альфреда совершено в мирное время... - Он уставился в окно и сосредоточенно зашептал: - Дебюсси, Дега, Дантес, Древе, Дамбрей, Дьемен, Далу...
- Луи Дюваль и де Голль, - подсказал я.
- Дасье, Дидье, Дамремон... - шептал он не спеша.
Я засмеялся:
- Ты становишься настоящим Джеймсом Бондом, Луи. - Я услышал шум мотора и глянул в окно. Меньше всего я ждал этого человека, но больше всех мне был нужен он.
Пряча лицо, старик вылез из машины, огляделся, не закрывая дверцы и словно бы еще раздумывая, сюда ли он приехал и стоит ли вылезать?
- Кто это? - спросил Луи у Сюзанны, та отрицательно и удивленно замотала головой.
- Самый нужный человек! - крикнул я, бросаясь к двери. - Старый Гастон из лесной хижины. Но он же молчит! - Последние слова я выкрикнул уже на дворе, спеша к машине, и обращены они были только к самому себе.
- Бонжур, мсье Гастон, - ликующе крикнул я, подбегая.
Старик смотрел на меня как на пустое место и молчал. Он стоял передо мной в парадном черном пиджаке, при белой рубахе и галстуке, такой же кряжистый, с тем же страшным рубцом через все лицо - и не желал замечать меня. Дверцу машины он все же легонько прихлопнул и посмотрел при этом на дом.
Ладно, я тоже молчать умею. Посмотрим, кто кого перемолчит. Я молча достал сигареты, молча протянул ему пачку. Он буркнул что-то невнятное, то ли сказал, то ли крякнул, обогнул меня и зашагал к дому. Сюзанна и Луи стояли на пороге, поджидая его. Старик снова крякнул нечто похожее на звук "нжу"... и проследовал сквозь них в прихожую.
Я молча шагал за ним, показав рукой в гостиную. На этот раз он, похоже, заметил если не меня, то мою руку, потому что пошел куда надо. Я молча отодвинул перед ним стул. Он с грохотом сел. Луи вошел в комнату, быстро заговорил о "кабанах". Старик молчал.
