Анатолий Злобин - На повестке дня

Злобин Анатолий

На повестке дня

Анатолий Павлович Злобин

На повестке дня

Повесть-протокол

1

№ К-86

8 июля 197_ года

Экз. № 5

Для служебного пользования

ПОВЕСТКА ДНЯ

10.00-10.05 - Вопросы кадров (докладчики - инспекторы комитета)

10.05-11.25 - Об итогах проведения двухмесячника по экономии электроэнергии С-ким районным Комитетом народного контроля (докладчик председатель районного комитета НК тов. Сикорский)

11.25-12.20 - О неудовлетворительном выполнении постановления № СК-16/2 от 24 октября 197... года "О производстве шрифтов и пробельных материалов из пластмассы" (докладчик - зав. отделом комитета тов. Васильев)

12.30-14.00 - О фактах массового обмана посетителей работниками комбината общественного питания Центрального парка культуры и отдыха (докладчик - инспектор комитета тов. Суздальцев).

2

Я посмотрел на часы: 8.42. Времени было в обрез - собрать портфель с бумагами, завязать галстук и бегом на поезд девять ноль три.

День обещал быть жарким. Жара стояла третью неделю кряду, и спасенье от нее было только на даче. Еще вчера я тешил себя тщетными иллюзиями, что, может, сегодня не будет такой удушающей жары: сегодня комитет, а заседать в жару, поверьте мне, тяжелая работа.

На террасе зазвонил телефон. Жена взяла трубку. Я продолжал возиться с бумагами, недоумевая, кому это понадобились мы в такую рань. Машинально взглянул на часы: 8.46. Теперь на счету каждая минута. На мгновенье мелькнула спасительная мысль: может, звонят из комитета, чтобы сообщить, что заседания нынче не будет. Вот хорошо бы...

- Тебя, - сказала жена, появляясь в дверях.

- Я опаздываю на поезд. Кто там?

- Это Колесников, я уже сказала ему, что ты дома.

Я с досадой защелкнул портфель и прошел к телефону.

- Здорово, Фитиль, - жизнерадостно прокричал он в трубку. - Как жизнь молодая?

- Здравствуй, Цапля, - в телефонных разговорах мы всегда обходились школьными прозвищами. - Позвоню тебе из города.

- Перебьешься. Ищу тебя по срочному тарифу. Щекотливое дельце.

- Я опаздываю на поезд. У меня заседание.

- Пробрался к власти? С народом уже разговаривать не желаешь. Бронированную машину не заимел? Держись крепче за свое кресло, Фитиль.

На часах 8.50. На девять ноль три я уже опоздал. Делать нечего сажусь в качалку. Жена вышла из комнаты и, держась одной рукой за приоткрытую дверь, слушала, как я разговариваю.

- Ну, выкладывай, какое у тебя такое срочное дело?

- Вот так-то лучше, - он удовлетворенно хмыкнул в трубку. - Ты сегодня заседаешь в комитете? Так вот, Фитиль. Запомни одну фамилию - Рябинин Павел Кузьмич. Он будет проходить по четвертому пункту повестки дня. Надо срочно помочь товарищу, - он говорил с той бесцеремонностью, которая позволяется только школьным друзьям.

- Как тебе не стыдно, Цапля. Ты же знаешь, я никогда не занимался подобными делами.

- Слушай, Фитиль, мне твоя лекция о добродетелях не нужна. Не за себя прошу, за хорошего человека. Ты, кстати, его знаешь.

- Кто он?

- Я же втолковываю: Рябинин ПэКа - усвоил? Директор ресторана "Пражский". Мы вместе с тобой у него пиво пили - помнишь?

- Ну, это еще ни о чем не говорит. Я считаю, что твоя просьба невыполнима. И заранее ставлю тебя в известность.

Но недаром Цапля еще в школе славился своей железной пробиваемостью. От него не так-то легко отделаться.

- Ладно, Фитиль, поговорим об этом после заседания. Когда ты вспомнишь и осознаешь свою причастность к этому делу.

- Ты любишь говорить загадками, но на этот раз я не намерен их разгадывать. Твоя просьба просто нереальна... Если хочешь увидеться, приезжай вечером на дачу. Ты все сказал?

- Приветик. Опаздываю на трамвай. - Он первым положил трубку.

Придется ехать в Москву на следующем поезде - девять двадцать пять.

Прощаюсь с женой и отправляюсь на станцию.

3

10.35

- ...На ряде предприятий были вскрыты факты, когда электроэнергия расходовалась бесхозяйственно, допускались большие потери и непроизводительные затраты электроэнергии, не принимались необходимые меры к повышению уровня эксплуатации энергетического и технологического оборудования...

Открываю дверь в зал и тут же окунаюсь в знакомую атмосферу заседания: все это видено и перевидено. Главный предмет (и гордость!) зала - массивный Т-образный стол, крытый штукой зеленого сукна. Вдоль стола стоят массивные стулья, рядом красуется простая фанерная трибуна, крашенная в коричневый цвет. За трибуной докладчик.

Пробираюсь меж стульями к своему месту. Докладчик Сикорский, на секунду было прервавший свою речь, увидел, что вошел свой, и продолжал говорить.

Народу нынче собралось порядком, сидят тесно, вприжимку, однако общая система не нарушена. Во главе стола - председатель комитета Николай Семенович Воронцов, представительный мужчина сорока двух лет в пенсне. По обе стороны стола расположились члены комитета. Вдоль стен сидят приглашенные.

Когда входишь, сразу понимаешь - Воронцов, несомненно, здесь центральная фигура. Он сидит во главе стола, как бы изолировавшись от остальных, но вместе с тем ничуть не возвышаясь над ними.

На столе Воронцова сукна нет, и это лишний раз подчеркивает его деловитость. На гладкой блестящей поверхности ничего лишнего: лист бумаги и два толстых карандаша, красный и черный, которыми Воронцов время от времени поигрывает. В стороне лежат часы с ремешком, снятые с руки.

На меня никто не смотрит. Сажусь на свой стул, который оставался свободным в ожидании меня, кивком здороваюсь с соседями: справа от меня сидит редактор городской вечерней газеты Юрий Васильевич Нижегородов; он крупнолиц, в больших очках в роговой оправе, жесткие, начинающие седеть волосы распались на две волны от пробора.

Слева сидит директор автозавода Иван Сергеевич Клименко: тяжеловесный грузный мужчина с высоким лбом и залысинами, большими оттопыренными ушами и почти безгубым ртом. Клименко состоит членом многих комитетов, бюро, советов, президиумов, он научился заседать и научился отдыхать во время заседаний - вот и сейчас он сидит, слегка наклонив голову и расслабив лицо с полузакрытыми глазами - вроде бы слушает, но в то же время не напрягается.

Прямо против меня сидит известный (в масштабах нашего города) писатель Сергей Ник-ов, он тоже член комитета. Ник-ов что-то быстро строчит в блокноте и ни на кого не смотрит. У него большой висячий нос, очки и густая шевелюра. Дальше, справа и слева, сидят другие члены комитета, всего пятнадцать человек, включая председателя.

- ...На этом же заводе производительная работа высокочастотного генератора мощностью сто десять киловатт по закалке коленчатых валов составляла одну целую и восемь десятых часа за смену, остальное время, около пяти часов, генератор работал вхолостую, ежегодные потери составляли двадцать шесть тысяч киловатт-часов...

Идет так называемый первый вопрос, где обычно рассматривается положительный опыт того или иного районного комитета по той или иной тематике. Не знаю, как другие, а я к таким вопросам отношусь прохладно: здесь нет кипения страстей, столкновений характеров, мнений, оценок. Тем не менее я не смею показывать своего равнодушия. Проходит минута-другая, пока я умащиваюсь на стуле, ищу усидку попрохладнее: прячу ноги под сукно (оно такое длинное, что свисает чуть ли не до пола и я вечно в нем путаюсь. Мы с Нижегородовым прозвали это - "суконные излишества"), беру свою папку с материалами сегодняшнего заседания - она дожидается меня на столе - и тотчас на моем лице возникает официально-сосредоточенное выражение, как и на лицах моих соседей.

С озабоченным видом листаю страницы справок: где-то тут должен быть и Рябинин ПэКа, сейчас мы узнаем, на чем он проштрафился.

Сикорский тем временем продолжает:

- На третьей меховой фабрике были заменены электродвигатели, что дало за два месяца девять с половиной тысяч киловатт-часов экономии электроэнергии...

Какое мне дело до меховой фабрики и ее электродвигателей, да еще в такую жару, но я член комитета и уже по одному тому не имею права быть равнодушным.

- Как дела? - спрашивает Нижегородов, наклоняясь ко мне.

- Жара, - отвечаю я.

- Да, сегодня будет жарко. - Нижегородов показывает рукой на листок с повесткой дня. - Один вопрос тут такой... Долго не удавалось пробить.

Видя, что мы шушукаемся, председатель Николай Семенович с укоризной смотрит на нас и как бы собирается постучать карандашом по столу. Я закрываю папку, берусь за проект постановления.

Надо же было, чтобы Цапля дозвонился ко мне перед самым уходом и надавал мне загадок. На минуту позже бы - и я уже ушел бы. Но как бы там ни было, я буду беспристрастным судьей: чего этот Рябинин заслуживает, то он и получит, я не стану вмешиваться в его судьбу из-за какого-то телефонного звонка - еще в поезде, по дороге в город, я твердо решил это.

4