Истории Фирозша-Баг - Рохинтон Мистри
Наконец рупор был убран. Последние палочки агарбатти превратились в малюсенькие фитильки. Но, когда Хуршидбай почувствовала, что сон все-таки одолевает ее, она стала бороться с ним, не желая, чтобы благословенные события этого дня остановили в ее сознании свой ход. Однако звезды встали так, что, когда сон наконец победил, это принесло Хуршидбай еще больше радости. К ней прилетел Пестон-джи и не один час свистел и порхал в ее сне.
Утром она отчетливо помнила свой сон: Пестон-джи сидел в большой прямоугольной сделанной на заказ клетке, которая по какой-то причине была выставлена на веранду. Хуршидбай принесла ему орешки арахиса. Пестон-джи начал методично и внимательно их щелкать, а потом выбрасывать из клетки не только скорлупки, но и ядра. Выбросил все. Что очень странно, потому что Пестон-джи всегда был аккуратным и чистоплотным попугаем, даже делал свои дела только в одном углу клетки и никогда не летал куда попало, как другие. Может, ему просто не хотелось арахиса. Тогда она дала ему два перчика. Длинных, зеленых. Он снова сделал то же самое. Разорвал на мелкие кусочки и разбросал во все концы веранды.
Только тогда она разгадала послание Пестон-джи. Пока она, следуя его божественным откровениям, собирала первый из кульков с мусором для разбрасывания по веранде, проснулся Боман, и к нему вновь вернулась уверенность в себе. Он сказал Кашмире, что беспокоиться не надо, он в любом случае избавится от платных жильцов. Насвистывая, он выбрал галстук, и, когда с первой попытки получился идеальный узел, его вера в собственные силы полностью восстановилась. Он поцеловал Кашмиру и ушел на работу, настоятельно попросив ее придерживаться политики запертой двери. Вечером он обнаружил разбросанную по всей веранде месть Хуршидбай.
Боман и Кашмира решили делать вид, что ничего не произошло. Они вышли на веранду с метлой и мусорным ведром. Кашмира вымела всю грязь. Боман насвистывал как можно более беззаботно. Кашмира тоже что-то мурлыкала. Он встал в защитную позу в дверях. Его галстук и пиджак сияли, как талисманы галантности посреди устроенного Хуршидбай безобразия. Он всегда возвращался с работы таким же элегантным и аккуратным, каким уходил с утра. Кашмире нравилась эта его черта, она говорила, что, стоит мужу войти, как их комната сразу же приобретает особый лоск. Вечером он как можно дольше не переодевался в пижаму.
Хуршидбай с удовлетворением наблюдала за ними через щель в двери. Клювы, нацеленные на нее, были посрамлены и, не нанеся ни единого удара, отвернулись.
– Ты только посмотри на него, – сказала она Ардаширу, – стоит, как чинго-минго[131], в своем наряде и заставляет подметать беременную жену.
Ардашир ее почти не слышал. Голуби ворковали и клевали у него с рук, и их хлопающие крылья то и дело обдували ему лицо.
Проходили дни, потом недели. Мусор на веранде разбрасывался уже второй месяц, а беременность Кашмиры подходила к девятому.
– Что теперь будет, Бомси? – спросила она. – Сколько это будет продолжаться?
Он уверил ее, что у него зреет план.
– Надеюсь, не такой, как в прошлый раз. Когда ты хвастался, что испугаешь их юристом.
– Не беспокойся, дорогая моя Кашу, – утешал он ее, – на этот раз все пойдет как по маслу.
Горькие слова упрека он отнес за счет беременности жены. Но его больно уколола их справедливость.
В ту ночь он лежал в кровати и не мог уснуть. Все думал о жильцах. В последнее время он только о них и думал. Что будет дальше? Он не мог признаться, что никакого плана у него нет, и тем самым расстроить жену. Перевернувшись на правый бок, он вытянул ноги. Через несколько секунд согнул их в коленях и подтянул к животу. Все равно неудобно. Снова вытянул. Бесполезно. Перевернулся на левый бок, приподнялся на локте и поправил подушку. Кашмира попросила его лежать тихо, и если ему не уснуть, то хотя бы дать поспать ей. Она измотана домашней работой и ежевечерним подметанием. К тому же скоро пробьет пять часов и Хуршидбай заведет свой граммофон.
То, чего у Бомана практически не было до окончания судебных разбирательств, сейчас имелось у него в изобилии: свидетельства, которые помогли бы выгнать поселившихся жильцов. На основании чрезвычайно тяжелых условий, преднамеренного беспокойства, вредоносного воздействия или чего-то в этом роде – пакостный адвокат, ковыряя в носу, цитировал разделы и параграфы. Теперь требовалось все оформить для обращения в суд. Конечно, нужны свидетели. Едва ли нашелся бы человек в Фирозша-Баг, который не знал бы, что Хуршидбай вытворяет на веранде. Те, кто не видел этого, наверняка по крайней мере слышали. А при желании увидеть было достаточно прогуляться в одиннадцать часов мимо корпуса «В».
Сначала Боман поговорил с мистером Карани. В эти тяжелые месяцы он ожидал от него большей поддержки. Но всякий раз, когда они встречались во дворе, мистер Карани, не выпуская портфель и опираясь на зонт, стоял и гундосил про черный рынок и последние мошеннические схемы правительства. Ближе всего он подошел к домашней дилемме Бомана, когда вежливо поинтересовался здоровьем Кашмиры.
Тогда Боман и огорошил его своим предложением.
– У меня в жизни есть один принцип, Боман дикра, – сказал мистер Карани, – которому я неизменно следую. Это принцип трех обезьян. – И он жестами показал, что имеет в виду: закрыл ладонями глаза, уши и рот. – Кроме того, – продолжал он, – супруга никогда не даст мне выступать свидетелем. После той тамаши[132] в Фирозша-Баг с участием Джакайли и увиденным женщинами привидением, вкупе с глупостями, которые говорили про сумасшедшую айю и такую же сумасшедшую бай, она заткнула уши и поклялась не иметь ничего общего с простолюдинами и невеждами в Фирозша-Баг. И меня заставила сделать то же самое. – Поняв, что именно он только что сказал, мистер Карани смущенно похлопал Бомана по плечу: – Она, конечно, не имела в виду вас, но тут дело принципа, вы же понимаете. – Он подмигнул Боману и переглянулся с ним как мужчина с мужчиной: – Всегда слушайтесь жену. Мой девиз: будь трусом – станешь счастливым; начнешь геройствовать – тебя закопают.
Боман был крайне разочарован. Что за чушь собачья про принцип трех обезьян! Куда пропадали обезьяны, когда он вычислял сумму своего подоходного налога или помогал делать то же самое клиентам? Лицемер-подбашмачник.
