Юля Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин
Да по улице пойду...
А соседа встречу,
Так ему отвечу:
Не в моем заводе нынче глазки опускать
Хочешь, чтоб любила,
Пойдем со мной, милый,
Будет нам могилой - моя девичья кровать
Не ругайте, мама,
Что иду не прямо
И куда девала я свой свадебный наряд...
А мне нынче, мама, нету стыда-срама,
Обо мне, что хочут,
Пускай люди говорят.
Свадьбу мне играли
Десять дней гуляли,
С нашего местечку - жид на скрипочке играл...
Он меня увидел - ничем не обидел.
Только душу вынул,
А тело не забрал.
Волос его - красный,
Глаз его - опасный,
Да в его картузе - звенят царские рубли.
Ты Мария-Дева, тож жида любила,
Расскажи, как было, а после смерть пошли...
У всех народов есть баллады о том, как женщина полюбила иноверца. Но русские песни - о татарах и половцах.
О татарах написана такая важная песня - первый раз я ее услышала лет в пять: на кухне шла гулянка, я засыпала, забравшись в родительскую постель, и тут пришла Жанна Ковенчук - огромная красавица - полукитаянка. Она легла рядом со мной и стала мне петь колыбельную:
- Как за речкою да за Дарьею,
Злы татарове дуван дуванили
На дуваньице доставалася,
Доставалася теща зятюшке...
Дальше было про то, что он привез тещу, посадил ее качать люльку, а она поет:
...Ты по батюшке злой татарченочек,
А по матушке ты русеночек,
А по роду ты мне внученочек.
Ведь твоя-то мать мне родная дочь
Семи лет она во полон взята...
Дальше дочка - ее узнает, дает ей ключи и коня, велит ей брать золота, сколько нужно хватать этого сына из люльки и бежать в Святую Русь.
Маманя отвечает, что без нее не побежит.
А дочка говорит, что мужа своего, татарина - не бросит и родит ему еще детей. Этого - первенца - надо везти в Россию и вырастить русским. А остальные дети - пусть будут татарами и сама она - своему "чучмеку" (так сказали бы сейчас) - верная жена.
Сколько всего поместилось в эту песню. Вот она "еврейская идея" первенца от русской матери - отдать России. Вот она идея верности - самой остаться с мужем - татарином. Вот такое СВОЕ-НАШЕ.
Никто эту песню больше не помнит. Не нужна. Когда ж она стала не нужна? Может во время советской дружбы народов?
Когда было все просто: стреляют в друг друга чеченец и ингуш на меже, вдруг прямо из земли вырастает товарищ Киров, берет их обоих за руки и вместе идут они строить новую жизнь.
А как только товарища Кирова и Ко отменили, все немедленно бросились обратно на ту же межу, с той же винтовкой, но освобожденные от Необщего Бога, бабы, успели уже так запутать своими пездами СВОЕ-НАШЕ, что вполне пришло время для таких песен.
Один вид этих, заполонивших Израиль старушек в ситцевых платочках, чего стоит...
А наутро теща из Иванова,
Ксенья Павловна - вела дознание...
- Он откуда родом?
- Да из Рыбинска...
- Что рисует?
- Все натуру разную.
- Сам еврей?
- А что?
- Сиди, не рыпайся! Вот у Тоньки - без ноги да с язвою...
(Вряд ли Черчилль мог предположить ЭТУ тещу - в Иерусалиме, в противогазе.)
Это - Галич и вовсе не про любовь к иноверцу, а "Вальс об абстракционизме", про любовь к абстракции.
О любви христианки к еврею - много баллад фламенко.
Есть песни у грузин, у поляков.
А по-русски еще никто не написал. Время не пришло. Не отстоялось.
То есть - вот пришло и отстоялось - во мне. Я и написала.
И другую - про еврейскую девушку. Ту можно спутать с "настоящей", но эту - вряд ли спутаешь - видно, что она написана кем-то, кто родился уже ПОСЛЕ ВСЕГО.
-Ты бери коня, коня лучшего,
Ты беги, беги мать, во Святую Русь!
- Не поеду я во Святую Русь,
Я с тобой дитя, не расстануся...
Над зыбкой. С выцветшими синими глазами. В противогазе. Под артобстрелом. Поют смуглым детям ... Много где... СВОЕ-НАШЕ.
Вот и мы с Полей пели и пели... И про Черную уточку.
Это была моя последняя душевная травма - Мочалка то меня бросил!
Бросил, так и не подобрав. Ушел к Нинке. Нинка - конешно апофеоз Бедной Девушки, но когда-то, брошенная мужем с двумя детьми, она от полного ужаса выучилась на компьютерщицу, и в наше время у нее уже был дом и машина. А Мочалка - говорил Гоге Ломинадзе: "Запомни, Ося, баба, должна быть устроенная!". Я то его отбила от - вообще - немолодой еврейской миллионерши. А прибила все же к своей - Нинке-компьютерщице. Нинка - очень классная, а мне все равно было обидно, и я сочинила "Уточку".
Уточка черная, уточка белая,
Ходит по бережку, да не плывет.
Ты ж неученая, девушка бедная,
Кто ж тебя, девушка замуж возьмет?
Сваха не ходит, мамаша волнуется,
Девушка бедная спала с лица.
Вышла однажды под вечер на улицу
Встала одна у резного крыльца.
Только узка деревенская улочка
Не разминешься - заденешь плечом.
Бедная девушка, белая уточка,
Ты виновата, а он не причем.
Мимо прошел, никому не просватанный,
Алый жилет, за душой не гроша,
Кабы не бедной была, а богатою
Всем бы красавица ты хороша.
Если такого - судьбой нареченного
И до утра удержать не смогла...
Девушка бедная, уточка черная,
В речку нырнула - да не поплыла!
А Мочалка в эту Нинку по-честному влюбился. А все равно написала - от обиды. Теперь песня есть и назад ее не засунешь. Я видела, как ее поют в телевизоре, и всякие Бедные девушки по-настоящему плачут.
Мочалка бросил, а я уже крещенная была. Тут уж в меня конешно РАВВИН влюбился. И главное - устроенный, вот что обидно. С домом и с машиной. Чудный красивый питерский человек Марик Гракх.
Он когда в Америку приехал - давно в конце 70-х, родня стала думать куда бы его такого - после Студии Горошевского и прочей питерской хрени пристроить. Надо что-то артистическое. Хучь в раввины отдавай.
В общем, решили в раввины отдать. А жену - в канторы. Это до добра не довело - жену в результате увел оперный тенор. А Марик выучился и стал работать в тюрьме в городе Филадельфия.
Он рассказывал, что русский еврей ему там попался только один раз. Но надолго. Это был еврейский старичок - фронтовик, он зарезал свою жену старушку. Она его всю жизнь пилила - вот однажды нервы и не выдержали. Марик говорит, что дети на него обиделись и не хотели его навещать. Только он раввин и навещал.
Потом он переехал в Нью-Йорк и стал главным раввином знаменитого похоронного дома "Ладога". Там есть еще знаменитый "Яблоков-Кингсвей" со знаменитой рекламой, занимающей всю первую страницу "Нового Русского Слова":
НИКОГДА!!!
ПОХОРОННЫЙ ДОМ "ЯБЛОКОВ-КИНГСВЕЙ"
НЕ ОТКАЖЕТ ЕВРЕЮ ИЗ РОССИИ!
Вот так. Это поначалу пугает всех приезжих, но потом привыкаешь. Отдельно стоит какой-то православный "Безенчук" - и чувствуется укоризна в его скромном объявлении:
Кресты и православные памятники. Тихон Хренов.
А Мариков похоронный дом "Ладога" прославился, благодаря Марику. Он был замечательный.
И сколько раз говорил, что лучшей жены, чем я ему не найти - поступай назад в иудаизм - и под хупу!
Правда, после того, как я ему честно призналась, что это надо не назад, а вовсе заново и вообще ради замужества - нельзя, потому что, нечестно, он на меня все виды потерял. Только и осталась нам, что дружить и вести богословские споры,
В которых он всегда побеждал - по причине своей всесторонней учености.
Раньше, когда Марик еще работал в Филадельфии в тюрьме, а в Нью-Йорке хоронил "парт-тайм", он всегда у меня останавливался. Приедет и сразу к телефону:
Извини, завтра похороны с утра - надо поговорить с родственниками усопшей - что-то узнать о ней.
Дальше начинался разговор на час примерно, а я сидела и слушала, каждый раз примерно одно и то же:
- Значит, она была человеком, имеющим талант сопереживания... Это и тянуло к ней людей... как вы сказали? С неиссякаемым чувством юмора?... Всегда готова помочь...
Мне все время казалось, что это я умерла, и он беседует с моей дочерью. Так я САМА СЕБЯ себе представляю - человеком, имеющим талант сопереживания, с неиссякаемым чувством юмора и всегда готовым помочь...
Чувство юмора особенно ярко проявилось впоследствии, когда я вернулась в Нью-Йорк из Парижа, по причине - не особенно смешной, и Марик взял надо мной шефство на некоторое время. Я часто оказывалась у него на работе и пока ждала его - названивала разным знакомым, сказать, что я снова в Нью-Йорке. Я говорила:
Привет. А я вот вернулась. У меня - рак. Правда! Сейчас-то я звоню из похоронного дома "Ладога".
Дальше раздавался дикий хохот.
-Уже? А к доктору сначала - не хочешь? Ну так, на всякий случай?
Тут уже - совместный хохот. А потом все говорили, что я удивительно мужественная. Конешно, прослывешь мужественной, если, что бы в твоей жизни не происходило - вокруг непрерывно декорация кинокомедии, и ты вставлена в нее и - играешь.
А что делать - контракт под названием "жизнь" подписан, и прерывать его, похоже, пока не собираются.
