Последний снег - Стина Джексон
Видар стоял на веранде. Вместо глаз — темные щели.
— Иди есть! — гаркнул он и исчез в доме.
Лив отряхнула куртку и, еле передвигая ноги, пошла к дому.
Мужчины, отец и сын, уже были на кухне. Пахло кофе. Пальцы Видара скрючивало за ночь, и по утрам он едва был способен поднести чашку ко рту. Симон аккуратно отрезал ему ломоть хлеба и намазал маслом.
— Ты принял лекарство, дедушка?
Видар молча жевал. Он и слышать не хотел про лекарства. И если б Симон не выкладывал перед ним каждое утро радугу из таблеток, он бы и принимать их не стал.
— Не запивай лекарство кофе, а то будет изжога.
— Ноешь хуже старухи, — скривился Видар, но послушно проглотил все таблетки — одну за другой — и в благодарность даже похлопал внука по плечу. Симон опустил глаза. Лив давно гадала, откуда в сыне эта доброта, это душевное тепло. Уж точно не от нее.
Она поднялась к себе переодеться. Дверь в комнату Симона была приоткрыта. Одеяло сползло с кровати на пол, везде были разбросаны одежда и книжки, которым не хватало места на полках. Плотные шторы задернуты, освещал комнату только экран работающего компьютера. Лив купила его сыну, ослушавшись Видара, и гаджет стал ее мальчишке лучшим другом. В компьютере была целая жизнь, ей уж точно неведомая.
Стоя в дверях, она вдыхала запах грязных носков и чувствовала, как растет тревога. С чего бы это? Прислушалась — оба еще на кухне, толкнула дверь и вошла внутрь. Колени хрустнули, когда она нагнулась за одеялом. Над полом взлетела пыль. Что-то блеснуло под кроватью. Лив пригляделась. Бутылка без этикетки. От нее так сильно разило спиртным, что можно было не открывать. Самогон, да такой крепкий, что слезу вышибает. Видар гнал как раз такой.
— Ты что здесь забыла? Чего роешься в моих вещах?
В дверях стоял Симон, лицо красное от гнева. Лив выпрямилась с бутылкой в руках.
— Я всего лишь хотела заправить твою кровать. И нашла вот это.
— Это не мое. Это для приятеля.
Они оба знали, что он врет. Не было у него никаких приятелей. Но Лив не могла произнести это вслух.
Отряхнув бутылку от пыли, она поставила ее на стол. Мысли метались в голове. Ему уже семнадцать, глупо закатывать скандал. Может, это даже хороший знак, что у сына появились подростковые секреты.
— Какого приятеля? — все-таки спросила она.
— Не твое дело.
Они долго смотрели друг на друга. У Симона между бровей появилась складка. Как у Видара. Но все равно в нем она видела себя. Вызов, желание все изменить, обрести свободу. Если бы не он, она бы сейчас тут не стояла, в доме, где когда-то родилась. Она была бы далеко отсюда. Может, сын всегда это подозревал, и потому они все больше отдалялись друг от друга. Что, если он попал в плохую компанию из тех, что пьют и дерутся? Или пьет в одиночку за компьютером. Оба варианта не радовали.
Симон потянулся за рюкзаком. Злость его прошла.
— Я опоздаю в школу, — сказал он.
Лив кивнула.
— Поговорим вечером.
— Я не хочу, чтобы ты заходила в мою комнату, когда меня нет.
— Уже ухожу.
Симон дождался, пока она выйдет, и демонстративно запер дверь, прежде чем спуститься вниз. Лив тоже спустилась. Она смотрела на его затылок и вспоминала, как тыкалась лицом в нежную шейку, вдыхая младенческий запах. О всех ночах, когда она клала руку на спину между лопаток, чтобы убедиться: дышит, кроха. Это было так давно, в другой жизни.
Из окна кухни они со стариком смотрели, как Симон идет на автобусную остановку. Провожали его долговязую фигуру взглядом до самого леса.
— Мне кажется, он завел подружку, — сказал Видар.
— Вот как?
— Я носом чую. Он пахнет по-другому.
— Да? А я ничего не заметила.
Видар положил кусочек сахара между зубов, поднес блюдечко с кофе ко рту и бросил на Лив многозначительный взгляд.
— Яблочко от яблони недалеко падает. Помяни мои слова. Скоро начнет пропадать по ночам, как когда-то его мамаша.
В берлоге Юхи дышать было нечем. Лиам с Габриэлем примостились за шатким столом, пока хозяин кружил по комнате, вздымая облака пыли и трухи с пола. Дым из камина жег глаза. Взгляд Юхи метался между братьями.
— Вы должны меня извинить, — сказал он, — я отвык от людей.
Лиам пытался не выдать тревоги. Посмотрел на Габриэля, но тот вроде пришел в себя. С любопытством изучал комнату и охотничьи трофеи. В стол был воткнут нож, вокруг которого растеклось пятно застывшей крови. Единственное окно завешено звериной шкурой. Было жарко и душно.
— Вы из тех безумцев, что охотятся на лис на скутере, так? — Голос его был хриплый, будто молчал до того целую вечность.
— Мы что, похожи на охотников? — пожал плечами Лиам.
— На зверье-то не охотитесь, а за деньгами — да, так ведь? Этим и живете — наркотой и быстрым баблом.
Лиам ощутил ногой вибрацию, брат нервно постукивает ногой по полу. Оба молчали.
— Вы ведь ко мне, старику, заезжаете с кофе и травкой не по доброте душевной. Денежку берете за труды.
— Благотворительностью не занимаемся, если ты об этом, — кивнул Габриэль. — «Спасибо» на хлеб не намажешь.
Юха визгливо расхохотался. Лиам поглядывал на нож. Достаточно протянуть руку — и нож его. Это успокаивало.
— В вас есть голод, — сказал Юха, неторопливо насыпал в кофейник кофе и повесил над огнем. — Мне это нравится. Когда-то я тоже был таким. И голодал достаточно, живот постоянно урчал. — Он растягивал слова, будто напевая. — В юности я знал вашего отца. В одной школе учились. Тот еще был характер. Семь пятниц на неделе. Никогда не знаешь, что сейчас выкинет. Но в трудную минуту всегда готов был прийти на помощь.
— Отец умер, — сказал Габриэль.
— Я в курсе. От рака не спрячешься. Как сдавит своими клещами, остается только сложить весла и попрощаться.
О дружбе с их отцом он и раньше говорил, когда только начал покупать у них травку, видно, чтоб их доверие завоевать. И на этот раз вспомнил, потому что ему что-то от них нужно.
Юха потер впалую грудь. Взгляд его был устремлен на огонь. Из кофейника запахло кофе. Лиам с Габриэлем переглянулись.
— У меня для вас есть работенка.
— Что за работа? — поинтересовался Габриэль. Улыбнувшись, Юха налил
