Религия танцующих детей - Ольга Талантова
Маяк разбивает корабли.
Маяк ломает ребра.
Маяк распускает птиц.
1 / 1 you
В тебе моя весна
Переливается из правого лёгкого в левое.
Кто я кто я?
Я бабочка
которую ты держишь
в стеклянной банке.
Завтра ты заполнишь банку водой
Из реки
И поставишь в банку фиалок.
Танец пахнет апрелем.
Я умею любить легкими.
2 / you
Чудак может утром забыть о тебе.
А ночью может вспомнить
Как вспоминают о героях полузабытой недочитанной, но тепло любимой книги.
Которую боялись дочитать только потому,
Что не хотели знать конца истории.
Тогда весь мир рухнет в прошлое.
И смысл каждой пережитой буквы рухнет в прошлое.
Бесконечность.
2 / 1 you
Все твои вены.
Это Миссури
Дунай
Нил.
Не прикроют и моего мизинца,
Будь они
Накручиваемой пряжей
Вот и вся моя бесконечность.
2 / 2 you
Моя любовь к тебе под знаком выпадающего вместе с пломбой зуба.
Без тебя нельзя.
Ни при каких обстоятельствах.
Если по стороне сердца нет тебя
= меня нет.
Я быстрее поверю в отсутствие сердца,
Чем.
3 / you
В своей голове я каждую ночь спасал зеленых кашалотов.
Ты обиженно поворачивалась ко мне лопатками. Каждую минуту, пока я обнимал тебя, в океане погибал один зеленый кашалот.
Но рядом с тобой я забывал о кашалотах.
И об океане.
И о себе.
ребенок 20 / религия танцующих детей
Я ловил рыбу на краю земли.
От постоянного движения планеты вода океана то накрывала волнами, то позволяла дышать.
Вдоль берега, утопая в песке больше, чем в воде, барахтался маленький позолоченный человек и спрашивал каждого проходящего:
— Вы видите волны? Посмотрите на эти волны над головой!
— Но это же небо! — отвечали ему.
— Это не небо! Это самый настоящий океан!
— волновался человек.
Я ловил рыбу на краю земли.
Не помню наверняка, но на месте, где сейчас ветер и темнота — всегда была ты.
И мне было неважно, какую я поймаю рыбу, крупную как Америка или мелкую как Мадагаскар.
Мне даже неважно, поймаю ли я её или нет.
Если рядом нет тебя, вся моя жизнь — цунами без воды.
А если говорить откровенно (как обнаженная Луна крутится вокруг Земли), Последний раз рыба попалась мне во сне.
Сон был не мой, а моего попутчика.
Когда попутчик уснул, я прыгнул на его ресницы и постиг апокалипсис тишины. Нет ничего тише безнаказанной грозы или обнимающихся волн! Послушайте!
Мы ехали к закату и не боялись ничего, только выпасть с планеты и попасть на Венеру.
Так вот, в обшарпанной тишине на месте своей левой руки я обнаружил удило. Оно было вытянутое тростником. Потому неважно, была у меня наживка или нет, я был рожден поймать рыбу — сном.
Я всегда верил в твои глаза. Вроде того, если в твоих глазах блестит солнце, значит оно существует. Религия танцующих детей. Если бы можно было вымечтать жить в твоих глазах, я б жил.
Утром я пришёл к океану. Но вокруг была такая же шипящая тишина. Я лег в тёплый песок бызучих воспоминаний и оказался у горящего ядра Земли. Ни рыбы, ни волн. Только я и твои мягкие волосы на моём лице.
— Ты трогал сердце, горячее моего? Спросила Земля.
— Трогал, Земля.
Отвечал я и просыпался без тебя. Без твоих волос на моём лице. На краю земли. В доме из бамбука без окон питающегося тремя ветрами.
Позолоченный человек на берегу океана стал мной. Я даже находил общие черты и привычки, руку-удило, отсутствие рядом с ним тебя.
Когда я остался один, единственной целью моей жизни стало узнать, какую рыбу я поймаю — маленькую как Америка или большую как Мадагаскар.
На краю Земли стоит мой дом. Из стен и свободы. С крышей, через которую можно считать звезды, потому что крыши нет. Я знаю имя каждого созвездия, умирающего и просыпающегося. Созвездиям, у которых нет имён, я даю твоё. Их стало так много, что ночи напролет я только и делаю, что шепчу твоё имя. Вдруг однажды я упаду на одно из них.
В столетия, когда вся рыба сбегает песочными часами из Тихого в Атлантический, я прыгаю к позолоченному человеку и надеваю его кожу. В эти солнечные моменты я становлюсь совершенством: надо мной волны, подо мной солнце. И я не чувствую раскаяния от пребывающей пустоты. Я пою песню от океана океану золотистым голосом золотистых связок и баюкаю лёгкость.
Внутри меня находят дом миллиарды серебряных рыб. Я бы даже вместил в себя кашалота, если бы мне было, чем его удержать.
Я свободен. Значит любой, любящий меня и любимый мною, тоже свободен. Не может быть двух одинаковых рыб, как не может быть вечно крепких сетей.
Когда танцующими пальцами рук я ощущаю вокруг себя мягкое, значит поднялся ветер и небо волнуется и вырывается из берегов.
В момент, когда солнце под ногами превращается в луну, я возвращаю кожу позолоченому человеку и говорю "спасибо". Он просит не бросаться в него словами. Тогда я подкидываю кожу в океан, и она начинает падать вверх. Позолоченный человек улыбается и начинает ловить её.
Я мчусь в свой дом. Меня ждут созвездия. А значит, и ты ждешь меня.
Бездоннее всех светит созвездие Рыбы.
Его я мечтаю поймать.
Наверное
Потому я ловлю рыбу на краю земли.
Ты моя рыба, созвездие рыб, крыша над головой и отсутствие крыши над головой, океан с бархатными волнами и шумным песком.
У каждого существует свой край земли, на котором есть только он один.
И своя рыба.
И своя ты.
Однажды, когда я поймал рыбу, то не смог удержаться на ногах, потому что потерялся в прозрачной леске удила. И выпал из твоего глаза.
ребенок 19 / внутри нее живут поезда
Внутри неё живут поезда. Я услышал их однажды ночью, когда зрачки не стреляют.
В моём доме нет окон. но есть она. Если бы и были окна, я их все обменял на неё. Пока она видит уссурийских тигров, статуи свободы и колоссов родосских, вагоны съедают расстояние. Вагоны едут домой.
С начала я услышал шорох. Шорох, похожий на жало. Чем меньше я старался его не слышать, тем больше он хотел быть услышанным мною. / Семьи укладывают чемоданы в салон поезда. Отец берет дочь на руки и вытирает ей мокрые ресницы, чтобы она не видела его / Друзья обнимаются плечами и хотят танцевать;
