Алексей Смирнов - Лазарь и бес
Однако они жестоко заблуждались. Они еще не знали, с кем имеют дело.
Вы наверняка думаете, что я, составив мой список, тут же взялся искоренять в себе нежелательные моменты. Отнюдь нет! Это было бы слишком милосердно по отношению к врагу. Я поступал иначе: раздувал до абсурда каждую страсть, не упуская самой мелкой. Как только очередное желание полностью, казалось, овладевало моим естеством, я отказывался от его осуществления. Собираясь выйти на улицу, я выходил на лестничную клетку, запирал дверь, делал шаг вперед и - застывал с занесенной ногой. Медленно, медленно я разворачивался, разыгрывая ужас: неужели забыл завернуть кран? неужели осталась кипеть на плите вонючая свекла? Я лез в карман за ключом, подносил его к замочной скважине, вставлял...невидимый дьявол куражился, довольный своим амплуа бездарного кукловода, и вдруг - о блаженный миг! ключ, вопреки ожиданиям, падает обратно в карман, а домохозяин как ни в чем не бывало спускается по ступенькам и выходит во двор. Бесовское раздражение было столь велико, что я чувствовал его желудком. Вдвойне огорчительней становилась для них моя безумная радость, неприятель отступал, огорошенный, я же мысленно ставил галочку.
Особенно эффектно выходит с курением. Я ведь курил не то что как паровоз - как целое депо паровозов! Сигареты я продолжаю покупать, выбираю теперь самые дорогие и крепкие, приобрел роскошную зажигалку - кури - не хочу! Бесовская братия в томлении замирает, когда я приближаюсь к табачному киоску. Дешевле было бы взять сразу целый блок, но я не хочу отказывать себе в удовольствии вновь и вновь тешить их несбыточными надеждами. И вот сигарета в зубах, огонь высечен, он подплывает всё ближе и ближе...тлеет аккуратный кончик, наполняется дымом рот...свиные рыла чертяк непроизвольно вытягиваются, горящие глаза нетерпеливо всматриваются в темные туннели бронхов...напрасно, напрасно! Уже догорает и фильтр, но долгожданной змейки седого дыма как не было, так и нет.
Нечто подобное я проделывал с водкой и коньяком - вы сами тому оказались свидетелем. Уверяю вас, я имею все основания рассчитывать, что мучения моих квартирантов нестерпимы.
А журнальчики "для мужчин"! Пачками, нераскрытые, летят в огонь! Чтение детективных и авантюрных романов я обрываю страниц за десять до конца, на самом интересном месте. Не забыл и про еду - никаких, конечно, постов в обычном понимании. Пищевой режим у меня следующий: трижды в день - утром, днем и перед сном ем что-нибудь простенькое и сытное. Часа через три в желудке уже ничего не остается. И я, если финансы позволяют, обязательно набиваю живот разными разностями. Чтоб не прельщаться вкусом, обрабатываю анестетиком полость рта...потом, когда брюхо набито - по старинке, два пальца в горло, и - до чистой воды.
А что до души - при первом удобном случае творю доброе. Старушку, скажем, через улицу, слепому подать, место уступить - да мало ли представляется случаев! И всякий раз, сделав что-то в этом роде, рисую себе картины бесовских мук - искренне надеюсь, что для чертей мое добросердечие страшнее напалма.
По ходу дела становится видно, что мало-помалу бесовские чертоги пустеют. Незваные гости один за другим покидают враждебные стены, думая, наверно, что тем всё и кончится, что без особенных усилий они подыщут себе новое жильё. Только того не ведают, что их главное свидание со мною ещё впереди. Хотите верьте, хотите -нет, но у меня есть основания рассчитывать на тесное общение с бесами по завершении земного пути. Я честно признаюсь: жду не дождусь этого часа. Желаете знать, что я сделаю с их компанией? О, это долгий разговор. Мечты о том, что будет после смерти, - самое, пожалуй, сладостное, что нахожу я в жизни сегодня. Я настолько рьяно прошу даровать мне силу казнить и миловать бесов, что эта просьба вряд ли останется без внимания. Итак: сначала я всех построю по росту. Их будет много, целые семьи чертей - мамы, папы, детки разного возраста. Все они, конечно, перемешаются в этой шеренге, маленьких я разлучу со взрослыми, поднимутся плач, вой...я же буду прохаживаться вдоль строя туда-обратно, убеждать их потерпеть, успокаивать самых несмышлёных, исподтишка подмигивать зрелым бесам мужеского пола - якобы я на их стороне и пленники очень скоро обретут свободу. Вдруг, из-за какого-нибудь пустяка, я выдерну из шеренги чертёнка. Допустим, он по незнанию или в силу своей неистребимой, ещё младенческой, но уже пакостной сущности покажет мне нос, или плюнет вслед...не прекращая успокаивающих речей, я как бы мимоходом, не придавая сделанному никакого значения, сверну ему грязную шею и трупик отшвырну в кювет. И двинусь дальше, заливаясь соловьём...Последует ропот, возгласы страха и негодования, я остановлюсь, удивлённо прислушаюсь. Ни слова не говоря, состроив строгую мину, схвачу нового, перекину через колено и сломаю сухоточный хребет. Когда его мамаша засучит в истерике копытцами, перемазанными навозом, я упру руки в боки, запрокину голову и тихо рассмеюсь - смех мой покажется им ужаснее так называемого демонического хохота. Потом, отсмеявшись, по-детски подразню их языком и погрожу пальцем. Выведу за руку первого попавшегося дьявола и заставлю проглотить кусочек свиного сала, привязанный к длинной прочной леске. Слышали когда-нибудь о подобной практике в Золотой Орде? Заставлю ждать - пройдет немало времени, прежде чем леска покажется с противоположного конца. Пока они будут томиться, я возобновлю своё хождение, то и дело буду останавливаться, чтобы пристально, оценивающе взглянуть кому-то в глаза или потрепать покрытые коростой детские щёчки. Зная уже, чего от меня можно дождаться, они застучат своими гнилыми клыками, прикусывая длинные смрадные языки. Нескольких, взятых наугад, я отведу в сторонку - пусть гадают, для чего. Но вот и кончик лески; я щелкаю пальцами, и парочка предателей угодливо заглядывает мне в очи снизу вверх, лёжа на брюхе и преданно поигрывая хвостами. По моей команде отщепенцы возьмут по кончику лески каждый и плавно, не спеша, перепилят осуждённого изнутри. Я думаю, лучше пилить по направлению к животу, там много болевых центров. Кзади, правда, дольше, поскольку мешает позвоночник. Вокруг к тому моменту будет стоять сплошной стон. Дальше - больше. Выберу нескольких брюхатых самок, вспорю животы...залью горючей смесью шевелящиеся плоды, поднесу спичку...Затем возьмусь за годовалых чертенят из тех, что ещё не определились с профилем будущей сатанинской деятельности. Половине на глазах у мамаш залью квакающие пасти концентрированным раствором едкого натра, другой половине с помощью шприца вколю в животы сточную воду. Повырываю ногти, настругаю мелкой стружкой молодые рога с не отмершими пока что кровеносными сосудами...запущу уховёрток в уши, просверлю зубы, десны и челюсти...Их отцам запущу в мясорубки гениталии, дядькам и тетькам выломаю пальцы из суставов, понастрою бутербродов из их же отрезанных свинячьих пятачков. Выем глаза, разворочу кишечник кольями, зажму черепа в тиски...
...Лазарь запнулся. На губах у него выступила пена, он смотрел на меня в упор и в упор ничего не видел. Я не решался шевельнуть рукой. Постепенно Лазарь пришел в себя, непонимающе поморгал.
"О чём...о чём я говорил?"
"О светлом и благородном, - напомнил я не без опаски. - Всё жду, когда же вы перейдете к делу".
"К делу? Но...разве я не..."
Поезд приближался к узловой станции. В коридоре застучали каблуки, народ потянулся к выходу. Я сказал, что хочу купить бутылку-другую минеральной воды, и вышел из купе.
сентябрь-октябрь 1998
