Александр Бестужев - О наставлениях и нравственных разговорах
3
Чтоб нравственному воспитанию быть в совершенстве и не подлежать вредоносным разнообразностям, то нужно бы, кажется, чтоб строения сего отделения юношества соединены или, когда уже обстоятельства не позволят по крайней мере, сближены были одно к другому, дабы с лучшего удобностию главному попечителю и дрочим можно было восстановить необходимую единообразность характеров между гражданами и не ошибиться в предназначениях к званиям, к которым дети по имени такого-то училища определены быть могут, в такое звание, к которому они не имеют желания и неспособны. Следовательно, в сие училище нужно поместить всех детей, кои бы как к военному, так и гражданскому состоянию приуготовлялись так, чтобы воин к гражданскому званию, а судия к военному способны были, чтоб отечество имело как в тех, так и в других в нужде равных защитников. Установление сухопут. Кад. корп. таким образом учреждено. Итак, когда воспитанники обоих сих состоянии будут находиться в одном училище, то нужно, чтобы был еще один нравственный надзиратель, и смотря также по числу, к сему состоянию определяемому, были бы даны ему помощники. Должность его есть преподавать науку законов и по правилам сих нравственных разговоров наставлять юношество примерами гражданских добродетелей. Сие училище, без сомнения, должно находиться в столице как в месте, где можно удобнее найти учителей, где стечение дарований из всего государства находится, где присутствие правительства внушает с большею деятельностию надзирать над вверенным столь важным предметом. В великих империях правило сие может иметь исключение: в них они могут быть расположены как в столице, так и в других лучших местах государства. Но строения сии должны быть расположены таким образом, чтоб никакие внешние предметы не развлекали детского внимания, ибо, естьли допустить сие, допустить к оным свободный вход всякому и выход, когда воспитывающемуся за благо рассудится, тогда не будет уже нужды ни в каком предписании, не надобно никакого правила, поелику всяк входящий сообщает свои и всяк из отлучающихся детей заимствовать будет те, кои воображению его легчайшими к исполнению представятся.
4
В сии-то лета нужно положить основание сих спасительных, сильных и решительных страстей патриотизма и желания прославить себя великодушными делами. Здесь-то нужно нравственному надзирателю употребить всю свою деятельность и применение великих примеров древности к летам юношей, да восчувствуют младые воины всю силу оных и познают, как многие воинства и многие государства одолжены спасением своим великим умам, силою владычествующей страсти патриотизма обладающим. Мы не иному чему приписать должны все изобретенные редкости художеств, как сильным и решительным страстям: они должны не иначе быть разумеемы, как семенем изобретательного духа и мощною пружиною, обращающего людей к знаменитым деяниям. Чрез сильную страсть разумеется предмет столь для нас необходимый, что жизнь наша учиняется нам тягостного и несносною, естьли мы им не обладаем. Таковые страсти только в состоянии заставить презирать опасности, мучения, самую смерть и устремить нас к предприятиям самым отважнейшим. // Катон (Катон Утический (95–46 до н. э.) – римский политический деятель, суровый и непримиримый республиканец.), бывши еще молод, сопровождаемый своим надзирателем, при входе в Силлины чертоги приметил отсеченные головы осужденных, вопросил: «Какое чудовище поразило толикое число римлян?» «Силла», – ему отвечали. «Как можно! Силла поразил их и Силла еще жив?» Но ему возразили, что одно имя Силлы обезоруживает всех граждан. «О Рим! – Катон тогда воскликнул, – колико жалостно твое состояние, когда ты в обширности стен твоих не заключаешь ни единого добродетельного гражданина и когда ты не можешь никого более вооружить против тиранства, как такмо слабые мышцы юноши!» По сих словах, обратись к своему надзирателю: «Падай мне, – сказал он ему, – свой меч; я скрою его под своею одеждою, нападу на Силлу и умерщвлю его, – Катон жив, и Рим еще свободен!». // Тот же самый Катон, когда убежал в Аттику, понуждающим его вопросить о себе оракула в храме Юпитера Аммона ответствовал; «Оставим оракулов женщинам, слабым душам и невеждам». Человек с характером, человек от богов независимый как жить, так и умереть умеет сам собою: он с равнодушием предстает своей судьбине, знает ли он об ней или не знает. // Надобно, чтоб Пожарский и Минин воодушевлены были сильными страстями, устремясь пожертвовать первый своею жизнию, а другой всем своим имением для спасения своего отечества. Пожарский под Москвою – пред войсками и, невзирая ни на какие препятствия, презирая козни Заруцкого, Трубецкого, освободил Москву – Россию от ига польского, от самозванцев. Его умеренность и великодушие заставили отказаться от подносимой ему на российской престол короны – он избрал с прочими законного наследника. Вот примеры, коим украшать должен нравственный надзиратель свои наставления и разговоры. // Сильные страсти выводят нас из случаев неизбежных, ими-то люди освобождаются от самых отчаянных обстоятельств. Они внушают им, что делать и говорить должно. Нужно для сего предмета привести сказанную Аннибалом воинам своим речь при Тизинском сражении(Тизинское сражение – сражение у реки Тицино (218 до н. э.) во время второй Пунической войны, в котором Ганнибал разбил римлян во главе с Публием Сципионом.), и восчувствует всяк, что может произвести ненависть к неприятелям и страсть к славе. «Товарищи, – говорит он им, – небо предвозвещает нам победу. Римлянам, а не вам надлежит страшиться. Нет убежища для слабых, естьли будем побеждены, умрем без робости. Какой залог может быть вернее сей победы? Какой знак покровительства богов может быть чувствительнее? Они нас поставили между смертию и победою». // Когда македоняне, изнуренные под бременем войны, просили Александра, чтоб он распустил их, тогда величие и желание славы внушило сему герою сей горделивый ответ: «Ступайте, бегите, подлые и неблагодарные! Свет мною и без вас побежден будет. Александр найдет везде подданных и воинов, где только обретет человеков». // Кардинал Ришелье говорил, что человек слабого духа находит невозможность и препятствия даже в самых неважных предприятиях, в то время как самое отважнейшее кажется удобным человеку, твердую душу имеющему; пред сим горы уравниваются, а пред другим малые бугры в горы превращаются. // С сих лет, повторяю, когда всякое впечатление остается на всю жизнь, (нужно возбудить молодых людей думать о себе, что естьли они будут внимательны к сим наставлениям и разговорам; естьли будут обращены прилежно исследовать истины, познания и все те совершенства, какими разного рода великие люди себя ознаменовали, – то от сего произойдет та польза, что всяк будет мыслить о себе, что и он таковым же учинится, столько же прославится, когда не перестанет продолжать исследовать причины, тех возвысившие, и, следовательно, когда будет находиться в подобных обстоятельствах, таковым же себя окажет. Невзирая на различность, от природы каждому предполагаемую, лучше человека возвышать, уверять, что он все может, нежели унижать дух его, что называется, поселить гордость благородную, возвышенную, которую не уничтожать, но восстановить во всяком человеке нужно. И поэтому не должно никогда говорить: «Ты противу такого-то никогда не успеешь, ибо ни дарования, ни способности твои сему не соответствуют». Сие значит погрузить человека в вечное уныние, навек сделать робким, недеятельным.
5
Здесь не разумеется сие пагубное и наглое равенство, не признающее никакого над собой начальства, но то, которое постановляет напыщенного знатностию и богатством своим честолюбца наровне с бедным, то равенство, которое одним токмо достоинствам отдает преимущество, наконец, то, которое права каждого гражданина, как сильного, так и слабого, как богатого, так и бедного, уравнивает в законе: что твердый глас его равен каждому состоянию и всем равно ощутителен. Неисключительное определение всех состояний детей в оне училище подведет, без сомнения, под одну черту знатного и незнатного и, следовательно, утвердит во всей силе гражданственное равенство.
6
При сих объяснениях нужно им дать совершенное понятие в рассуждении самого себя и сим самым познанием довести к открытию того, чем они обществу подобных себе обязаны. Растолковать, что, как бы различность, существующая между людьми, велика ни была, все согласно стремится, как то примечено, приобрести удовольствия и убегать печали. Следственно, малейшее рассуждение каждого вразумить должно о обязанности каждого к существам, озаренным понятием, равносклонным, чувствительным, как и сам, коих пособие, привязанность, уважение, снисходительность необходимы суть к его собственному благополучию во всякую минуту его жизни. И вот правило, которое всякий в обществе живущий человек иметь и говорить должен самому себе; «Я чувствителен, и все доказывает мне, что прочие таковы же суть, как я, так же способны чувствовать удовольствие и огорчение, я стараюсь приобрести первое и убегаю последнего, следственно, мне подобные существа имеют те же желания и те же страхи. Я ненавижу злотворящих мне или противуполагающих препятствия моему благополучию, следственно, я учинился бы предметом ненавистным для всех тех, коих бы хотению воля моя или действия воспротивились. Я люблю споспешествовавших моему собственному благополучию, почитаю составляющих приятное мне существование, и потому, чтоб быть взаимно любиму, почтену, уважаему от существ, мне подобных, и я должен споспешествовать к их пользе, благосостоянию, творя для них всевозможное». На сих-то столь простых и естественных правилах должно положить молодому человеку основание своей жизни.
