Меня зовут Сол - Мик Китсон
Пеппа тут же оторвалась от книжки.
— Сол, мы же ее заберем?
— Где она? — снова спросила Ингрид.
— В каком-то приюте для алкоголиков. Ее загнали туда, когда мы убежали. Дотуда двадцать шесть миль.
— Мы можем пойти сейчас? — обрадовалась Пеппа.
— Если она хочет, то может уйти, — добавила Ингрид. — Пребывание там добровольное. Она знает, где вы?
— Нет. Она, может, думает, что мы умерли.
— Смотрите. Детоксикация и реабилитация занимают обычно около четырех недель. Но и после этого ей придется ходить на собрания каких-нибудь анонимных алкоголиков. У них есть программа групповой терапии, это очень эффективно. Ей нужна будет поддержка.
— Если она не пьет, может жить с нами, — сказала я. — Мы о ней позаботимся.
Пеппа запрыгала.
— Мы построим ей шалаш и научим разделывать кроликов!
— Ты можешь представить, как Мо разделывает кроликов? — спросила я.
— Сол, а как нам до нее добраться, чтобы тебя не поймали? Если меня или тебя увидят, нас заберут и отнимут у Мо.
— Возьмем машину, — предложила Ингрид, — доедем прямо до места. Посмотрим, что там. Подождем, пока она не выйдет на улицу. Она же курит?
— Ага.
— Ну вот. Посмотрим. Подождем, пока она не выйдет покурить. Все ходят курить в таких местах. И тогда я поговорю с ней и спрошу, хочет ли она пойти с нами. Тайком. Никто не узнает. Тогда она сможет выскользнуть и прийти к нам. И мы вернемся сюда все вместе.
— А где мы возьмем машину? — засомневалась я.
— Я ее угоню. Из гаража на трассе. Если машина старая, я справлюсь.
— Вау, — сказала Пеппа, — Сол, соглашайся!
— У меня есть карта, — сдалась я.
— Отлично, — сказала Ингрид.
— А как вы угоните машину?
— Нужен кусок проволоки и отвертка. И молоток, разбить стекло. Меня мой парень научил в восьмидесятых.
— У тебя был парень? — обрадовалась Пеппа. — Красивый?
— А вы меня научите? — спросила я.
Ингрид рассмеялась и хлопнула в ладоши.
— Давайте я вам все до конца расскажу.
Мы согласились, и Пеппа принесла Ингрид одеяло.
* * *
После побега ее допрашивали много недель. Ей дали квартиру в Лондоне и велели рассказать все, что она знала о ГДР и СЕПГ. Она рассказывала про свои исследования, про знакомых в Берлине, про Штази. Один из тех людей, которые ее допрашивали, сказал:
— Вы в опасности. Иногда Штази казнит беженцев в назидание остальным. В Великобритании этого еще не случалось, но все когда-нибудь бывает впервые.
Ингрид жила в квартире в Лондоне и год ходила в медицинскую школу, чтобы научиться быть врачом в Англии. Сначала английские шпионы следили за ней и прослушивали ее телефон, но скоро перестали. Они думали, что она может быть шпионкой, которая просто притворяется беженкой. Но она же была не такая.
Она постоянно была одна и скоро впала в депрессию и начала думать о своем детстве. О том, что в юности она хотела уехать из Германии и не строить никакой социализм. Она думала о маме, пыталась вспомнить латышский язык, но не могла. Она думала, как страшно было, когда Берлин бомбили и когда пришли русские. Депрессия становилась все сильнее, и наконец у нее случился срыв, она все время плакала и хотела убить себя. Ее положили в больницу для сумасшедших, лечили наркотиками и водили к психотерапевту, которому она рассказывала о своей жизни, о матери и о том, что она думает и чувствует.
В больнице она провела два года. Это был большой красивый дом за городом, и за два года ей стало намного лучше, так что ее отпустили. Она устроилась работать врачом в маленьком городке. Лечила людей от диабета, рака и сердечных приступов.
Ей все еще нравились хиппи и попса, и она начала ездить на всякие фестивали, где играли разные группы и все курили траву и не только. Она познакомилась с кучей хиппи, купила фургончик и стала все лето проводить на фестивалях. Они были в Стоунхендже — это гигантский круг из вертикально поставленных древних камней в центре Англии. В день середины лета солнце встает над специальным камнем, и в этот день туда приезжают хиппи и друиды, накуриваются, поют и танцуют. Вместе с хиппи Ингрид становилось не так грустно, и скоро она уже проводила с ними каждые выходные, а потом повстречала парня по имени Мэтт. Он был моложе ее и носил дреды. Они стали встречаться, хотя, вообще-то, он ей в сыновья годился.
Тогда была такая штука, называлась Караван Мира — куча хиппи в старых фургонах и автобусах ездила во всей Англии. Они останавливались где хотели и ходили на всякие фестивали. Их было несколько сотен. Они играли музыку, плели корзины, вырезали всякие штуки из дерева и продавали их, получали какие-то деньги от государства и жили где попало.
В конце концов Ингрид стала одной из них. Она уволилась из своей больницы, взяла фургон и уехала с хиппи. Они с Мэттом катались вместе с караваном, а на остановках она лечила больных и помогала девушкам рожать. Ее называли доктор-дезертир и даже написали эти слова на ее фургоне. Она многих вылечила от всяких инфекций и кожных раздражений, а иногда и от наркотиков.
Они жили на земле, которая принадлежала лордам и богатым фермерам, так что на них постоянно наезжала полиция. Иногда копы блокировали дороги, чтобы фургоны не могли проехать, и постоянно арестовывали их за наркотики или лысые шины.
Ингрид многому научилась, живя с хиппи. Разводить костер без спичек, плести корзины из ивовых веток, собирать смолу с сосен, копать глину, лепить горшки и обжигать их в костре, чтобы они не протекали. Всю одежду она покупала в благотворительных магазинах, волосы у нее отросли, и она вплетала в них ленты и втыкала перья и цветы.
Мэтт был механиком и научил ее чинить машины и заводить их без ключа. Еще она научилась менять шины, ремонтировать тормоза, а однажды они с Мэттом разобрали весь двигатель своего «фольксвагена» и перебрали коробку передач.
Она любила Мэтта. Он был высокий и редко мылся, так что Ингрид заставляла его купаться в реках, если они попадались по дороге. Сама она постоянно кипятила воду, мылась и стирала одежду, потому что не любила, чтобы от нее пахло.
Она прожила с хиппи примерно два года и объездила всю Англию, побывала на всех фестивалях и во всех лагерях. Они собирались в Стоунхендж в день летнего солнцестояния — это 21 июня, самый длинный день в году. Полиция заблокировала все дороги, и не пускала никакие фургоны