Аминазиновые сны, или В поисках смерти - Изольда Алмазова

– Как где? – переспросила Нежина. – Разве я не рассказала?

– Нет еще, – хором подтвердили женщины.

– В тюрьме мой Петечка, – объявила Вера.

– Как? Почему?

Нежина закатила глаза к потолку, словно вспоминая очередной эпизод из своей жизни. Пауза затягивалась.

– Ну говори! Не тяни! – вскричала Наташа.

– Как-то иду я домой из магазина. И вдруг возле меня останавливаются старые «Жигули». А там сидят трое Петиных друзей. Они были цыгане, а я их помнила еще по совместным делам с наркотой. Они предложили меня подвести до дому, и я, дура, согласилась. Нет, чтобы подумать башкой своей дурной.

– Так с пластиной она и не может быть умной, – съерничала Катя, поудобнее устраиваясь на постели.

– Я не почувствовала никакой опасности. Бухнулась на заднее сиденье и еду себе спокойно. Предложили что-то выпить из бутылки. Я выпила и тут же отрубилась. А очнулась в лесу, привязанная к дереву. Потом они изнасиловали меня все трое.

– Мрак, – тихо произнесла Оксана.

– Так и оставили меня на ночь. Утром, правда, развязали и привезли домой. Петечка как узнал, что произошло, рассвирепел весь и в этот же день порешил всех троих. Я была в шоке. Ну… потом суд… то да се… И я осталась одна с тремя детьми. Запила крепко, конечно. Когда денег нет, а я получаю пенсию по инвалидности, то покупала боярышник и пила его. Но в руки-то давали по одному фуфарику в руки. Так я, когда приходила в аптеку, то говорила, что моя мама сердечница и просила два.

– Давали? – поинтересовалась цыганка.

– Как же не дать? Давали.

– А дети как же? – жалобно спросила Наташа.

– А детей забрали у меня. Но они меня навещают и ругаются, что я много курю. Особенно дочь. Ну, девки, вот и вся история. Но я не отчаиваюсь. И по секрету скажу, что у меня уже образовался новый поклонник. Серега. Наверное, когда выйду отсюда, позову его к себе жить. Мне комнату в общежитии выделили. На девятом этаже.

Нежина встала и театрально поклонилась. Но потом, взяла с тумбочки бутылку с водой и поднесла к губам, словно микрофон.

– А теперь вечер шансона. Песни Виктора Петлюры исполняет Вера Нежина.

Вера тихонько откашлялась и запела:

«Ранним солнечным утречком

провожала она

Своего ненаглядного,

своего паренька.

«Ты служи ненаглядный мой

Обо всем не тужи,

Если что-то случится вдруг

Обо всем напиши…»

Женщина пела, притоптывая себе в такт. Ее голос был звонок и чист. В пении Нежиной не было ни единой фальшивой ноты. Спустя некоторое время в проеме двери седьмой палаты столпились больные из других палат, привлеченные неожиданным концертом. И пока медперсонал их не разогнал, женщины с больными душами с удовольствием слушали пение странной пациентки восьмого отделения психиатрической больницы города N.

Эпилог.

На следующий день Власова покинула больницу и ее вышли провожать почти все женщины седьмой палаты. Они просились тепло, а маленькая Оксана даже попыталась обнять эту странную женщину с печальными глазами и глубокой скорбной складкой между бровей.

Веру Нежину выписали через два дня после импровизированного концерта, который к большому разочарованию больных закончился очень быстро. Правда, тщательно собираясь накануне, Нежина забыла на спинке кровати свое полотенце.

– Давайте поспорим, сколько дней она не будет пить?

– Неделю.

– Нет, месяц.

– Я думаю, что дня три.

– А я уверена, что уже сегодня она напьется со своей теткой.

– М-да…

– Может быть…

– Это вряд ли…

– Я сама напиваюсь сразу же, как только выхожу отсюда. И она вернется сюда, потому как полотенце забыла. А здесь забывать ничего нельзя…

Середина марта. Весеннее солнце уже не жалело своего света, пронизывая острыми лучами палаты восьмого отделения. Но через щель в окне пробивались довольно свежие струи воздуха, из чего Кристина заключила, что ветер на улице еще холодный и до настоящего тепла пока далековато. По небу пробегали редкие белые облака, напоминающие пышный бело-голубой зефир. Облака причудливо меняли свои очертания и наблюдать за этими плавными переходами было даже забавно. Хорошо знакомая парочкой голубей по-прежнему жила на своей излюбленной крыше. И Кристина часто думала о том, почему они не покидают это странное место и задавала вопрос, что держит этих свободных птиц здесь, когда они вольны улететь куда угодно, чтобы свить себе гнездо? А может эта крыша и есть их дом?

Яркие весенние дни радовали Лаврентьеву, как радовал и тот факт, что ее перевели в пятую палату на пять человек, где лежали больные, готовящиеся к выписке. Счастливые женщины потихоньку складывали свои вещи, ожидая скорой встречи с родными и близкими. Но будущее самой Кристины по-прежнему было в покрыто мраком. Возвращаться было некуда, да и не к кому.

В отделении все было по-старому. Врачи пытались вернуть израненные души в мир, то есть лечить неизлечимое. Сестры так же грубо и жестко исполняли свои обязанности, покрикивая на больных. В шестой палате тоже ничего не менялось: бубнеж Фенечки и ночные концерты Светки случались довольно часто. Недавно в шестой появилась новая подвешенная и она была так плоха, что заведующая отделением не разрешила хирургу осмотреть бедолагу.

Таня уже разговаривала нормально, и Смотрящая сказала, что ее скоро переведут в седьмую палату. На вечерней прогулке по коридору дама в зеленом по-прежнему шаркала тапками по линолеуму почти не поднимая ног. Она словно скользила по тонкому льду, боясь упасть и пытаясь найти точку опоры. Лариса тоже быстром шагом ходила по коридору и ее упрямый взгляд был устремлен только вперед. Что она видела впереди? Новые операции на глазах и новое зрение? Или вечную темноту?

Нинка Артемьева исполняла свои обязанности смотрящей и зорко следила за порядком в отделении, осознавая свою несомненную полезность.

В седьмой же палате после выписки Нежиной и Власовой стало непривычно тихо и скучно. Даже Катька Лялькина и цыганка Машка как-то сникли и притихли. Катька, которую всем необходимым теперь снабжала Вера, уговорила Жанну позвонить брату и попросить его приехать к ней навестить, привезти мыло и зубную пасту, а еще желательно и туалетную бумагу, а потом и забрать ее из больницы. Добрая Жанна выполнила просьбу Лялькиной. Но брат Кати был категоричен: «Никуда я не поеду и забирать эту алкоголичку из больницы не буду. Пусть все необходимое ей привезут ее любовники, которых у нее немеряно. Я помогаю ее детям и собираюсь оформить опекунство над ними. А ее постоянные выкидоны стоят у меня и моей жены уже поперек горла. Дурка