Семен Бытовой - Багульник
- Нет, Кирилл Андреевич, так у нас с вами дальше дело не пойдет... Девочке учиться надо. Ей уже, говорят, десятый год, а она ни читать, ни писать не умеет. Нет, Кирилл Андреевич, закон так не велит делать.
- Ты, Серега, начальник, конечно, законы лучше знаешь!
В это время девочка проснулась. Поежившись, протерев кулачками глаза, она встала и, заметив Сергея Терентьевича, виновато улыбнулась ему:
- Сородэ!
- Доброе утро, Катя, как спала?
- Ничего спала, однако опять мне изюбр приснился.
- Какой изюбр? - удивился Щеглов.
- Большой, старый, с вот такими рогами. - Она показала ручками, какие были у изюбра рога. - Пришел он, изюбр, посадил меня на свою высокую спину и к маме увез. Однако целый день вез меня, а мамы мы не нашли. Наверно, завтра опять поедем искать. Думаю, что завтра найдем...
- Катенька, - с трудом сдерживая волнение, спросил Щеглов, - а почему ты не в школе?
- Не знаю, дядя!
- Нет, Катенька, ты все-таки скажи мне, почему ты не в школе? Разве не приходили записывать тебя в школу?
И девочка призналась:
- Приходили, хотели забрать, чтобы я в школе жила, а я в сундук спряталась и совсем тихо лежала.
Щеглов с усилием выдавил из себя подобие улыбки:
- В сундук?
Девочка утвердительно закивала, указав глазами на старый, окованный железными полосами огромный сундук.
- Что ж, Кирилл Андреевич, придется забрать у вас девочку.
И Кирилл, к удивлению Щеглова, опять ответил:
- Ты, Серега, начальник, законы много лучше знаешь!
В то же утро, к радости девочки, Сергей Терентьевич увез ее к себе, в Турнин. Людмила Афанасьевна выкупала Катю, одела во все чистое, накормила, а Сергей Терентьевич сходил в райзагс и, как полагалось по закону, оформил девочку как приемную дочь, записал ее в свой паспорт, оставив за ней родовую фамилию.
Решили не отдавать Катю в первый класс, а зиму учить дома, чтобы с будущей осени поступила сразу во второй. Девочка была способная, память имела отличную, но, как многие орочские детишки, плохо произносила шипящие звуки. Как ни бились с ней Щегловы, Катя долго вместо "чиж" произносила "цизь", вместо "щука" - "цука", вместо "чайка" - "цяйка", а когда ее спрашивали, как ее фамилия, отвечала: "Цеглова".
Под впечатлением урока, заданного Людмилой Афанасьевной, Катя частенько просыпалась среди ночи и вслух повторяла: "Из-под колодины вылез больсей узь", или: "На Турнин с моря прилетели цяйки", или: "Гуси улетели в цюзие теплые края"...
- Катенька, почему ты не спишь? - разбуженная бормотаньем девочки, спрашивала Людмила Афанасьевна.
Она отвечала:
- Я, мамоцька, уцю урок!
И Людмила Афанасьевна, растолкав мужа, говорила ему:
- Сереженька, послушай Катю. Она делает успехи.
- Ладно вам, - сердито отвечал со сна Сергей Терентьевич, - дайте поспать еще часок, мне чуть свет надо ехать в район.
Катя росла ласковой, веселой девочкой. Она и училась хорошо, и помогала Людмиле Афанасьевне по хозяйству. Когда она возвращалась с работы - Щеглова работала в клубе, - Катя уже успевала вымыть посуду, надраить полынным веником полы, натаскать полную кадку воды, словом, матери оставалось только разогреть борщ и поджарить мясо к приходу Сергея Терентьевича - он приходил из райкома, как правило, точно к пяти часам.
В шестнадцать лет Катя окончила семилетку - средней школы в Турнине пока не было, ее должны были открыть с будущего года, - и, поскольку заветной мечтой Кати было стать врачом, ее устроили в больницу к доктору Окуневу, чтобы приобретала кое-какой навык, а когда закончит среднее образование, будет поступать в медицинский.
Когда девушка получала паспорт, - в метрике она была под фамилией Бяпалинка и по национальности орочка, однако, удочеренная Щегловым, могла взять фамилию приемного отца и записать себя русской, - Сергей Терентьевич предоставил ей право выбора.
- Фамилию я буду носить вашу, папка, а национальность запишу "орочка", - сказала Катя. - Ведь нас, орочей, совсем мало осталось, верно?
- Умница ты наша, цизик! - растроганно произнес Щеглов. - Стало быть, Людмила, согласимся?
Когда Сергей Терентьевич переехал в Агур, Катя перешла в больницу к Ольге...
...В поезде Ольга Игнатьевна часто думала о Щеглове и особенно о Кате, которая, по свидетельству Алексея Берестова, делает большие успехи и даже два раза ассистировала ему во время операций.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
В одном купе с Полозовыми ехал штурман дальнего плавания, высокий, атлетического сложения блондин, Валерий Гаврилович Подгорный с женой Кирой Панасьевной - жгучей брюнеткой с блестящими немного навыкате черными глазами. С ними была семи-восьмилетняя девочка, лицом вылитая мать, но с более светлыми, чем у матери, вьющимися волосами. Отец называл ее Земочкой, а мать - Фирочкой, и Ольга догадалась, что полное имя девочки Земфира.
Подгорный помог Юрию поднять чемодан, потом Юрий - Подгорному, а когда тяжелые вещи были поставлены в нишу, они вышли в коридор покурить. В это время из соседнего купе вышли двое мужчин - офицер-пограничник с погонами майора и явно подвыпивший, маленький, щупленький, с залысинами человек, в синем шевиотовом костюме, мешковато сидевшем на его бесформенной фигуре; лицо у него было какое-то невыразительное, с плоским подбородком, с вздернутой, словно вывороченной, верхней губой и слишком выдававшейся нижней, и, когда он улыбался, обнажались бледно-розовые десны.
- Давайте знакомиться! - предложил он, протягивая руку сперва Подгорному, потом Полозову. - Поршнев Андрон Селиверстович, писатель, местный.
Юрий и Подгорный назвали себя, потом поздоровались с майором-пограничником, который назвал себя Прохоровым.
- В купе у меня геологический молодняк, а у вас? - сказал Поршнев, затягиваясь папиросой.
- У нас - жены! - сказал Подгорный.
- Законно, - ответил Поршнев и тут же справился: - Из отпуска или из служебной командировки?
- Из отпуска, - ответил Юрий. - А вы?
- Из командировки, творческой! - буркнул Поршнев, поперхнувшись дымом.
Из купе, где переодевались студентки-геологички, раздался звонкий голосок:
- Андрон Селиверстович, можно!
Поршнев отодвинул дверь, заглянул в купе.
- Значит, уже, детки? - И, достав книжку, потряс ею перед Юрием и Подгорным: - Вот, А. Поршнев - "На берегах реки".
- Тема? - спросил Подгорный, взяв книжку, на обложке которой синим по серому был изображен трактор с прицепом.
- Прежняя - село, - сказал писатель так, словно был уверен, что и Полозов и Подгорный давно знакомы с его творчеством. - На досуге прошу почитать. - И проведя ладонью по залысине: - А как у нас, други мои, по части пульки?
- Пожалуй! - оживился Юрий.
Договорились после обеда, в пять часов, сыграть в карты.
Без десяти пять Поршнев пришел в соседнее купе, поклонился дамам:
- Не возражаете, если мужчины покинут вас временно?
- Временно не возражаем! - согласилась Кира Панасьевна.
- Быть может, и вы желаете?
- Нет, в преферанс не умею. Гадать, судьбу предсказывать могу! засмеялась Кира Панасьевна.
- И по ручке? - спросил Поршнев, вглядываясь в лицо Киры Панасьевны.
- Когда-то умела и по ручке!
- Умоляю, - и протянул ей руку.
- Что вы, что вы!.. - засмущалась Кира Панасьевна.
Когда девушек-геологичек выдворили из купе, Поршнев, раздавая карты, спросил Подгорного:
- Ваша супруга случайно не цыганка?
- Угадали!
Поршнев удивленно вскинул на него глаза. Вспомнив, что девушки стоят в коридоре у окна, он крикнул им, чтобы они шли в купе к дамам.
- Конечно, девочки, идите к нам! - пригласила Ольга.
Откинувшись к стене, чтобы соседу не видны были карты, Андрон Селиверстович раздумчиво, самому себе, сказал:
- Как говорил покойный Мериме, "цыганка гадала, за ручку брала!" - и, резко подавшись вперед: - Скажу "пас"!
- Скажу "три"! - объявил Юрий.
И пошла игра...
В это время в купе, где собрались женщины, завязался непринужденный разговор. Девушки-геологички рассказали, что едут в Комсомольск догонять свою партию, которой предстоит закончить экспедицию в горах Мао-Чана, начатую еще два года назад. На вопрос Ольги, что их побудило выбрать трудную профессию геологов, одна из девушек, Таня, сказала, что вся семья у них геологи - отец, мать, старший брат, и она решила пойти по их стопам. Другая, Нина, сказала, что нынче геолог модная профессия и что у них в Горном на факультете сплошь были девушки, и хотя нелегко, конечно, бродить по диким безлюдным местам и ночевать у костра, но уже вошло в привычку. Как наступит весна, в городе места себе не находишь, так и тянет в далекий поход с экспедицией.
- А ведь привычка - вторая натура, - поддержала свою подругу Таня и добавила: - Не знаю, как будет дальше, ведь я собираюсь осенью выйти замуж.
- А кто по профессии ваш будущий муж? - спросила Ольга.
- Инженер, начальник цеха на заводе, - и, посмотрев на подругу, многозначительно улыбнулась ей. - Наверно, не будет отпускать меня в экспедиции, он очень строгий...