Горошины - Эдуард Дипнер
Геркины старшие товарищи по дипломированию сидели с раскрытыми ртами от удивления. Герка ни разу не заикнулся, ни разу не споткнулся!
Герка свернул чертежи подмышку и медленно шел по коридору, опустошенный, как это бывает, когда достиг цели, а дальше – пустота, и не нужно больше никуда стремиться. Его догнала сияющая методичка.
– У Вас красный диплом! – объявила она. – Тот из комиссии ведет «Учение о резании метал- лов». Так он Вашу четверку переправил на пятерку. Я Вас поздравляю!
Герке потом никогда не понадобилась красная окраска его диплома. Но заикание резко пошло на убыль, и он понял для себя главное: перед любым жизненным экзаменом резким волевым усилием выброси из себя волнение, взгляни в себя, и если там, внутри есть правота и уверенность в принятом решении, смело иди вперед и ничего не бойся.
УТРО
Евсей встаёт рано, далеко до света. Он давно проснулся и теперь лежит и думает. Подниматься ещё рано, а сна нет. С вечера шёл снег, и в окнах брезжит снежным полусветом. Снежинки спускались на землю со звёздной высоты, и, когда долго и беззвучно летели, они пропитывались светом звёзд, собирались в мягкие комочки, и теперь лежат девственным покрывалом и светят этим тихим звёздным светом, мириады крохотных звёздочек. Снег, когда летел, вобрал в себя все звуки, и теперь над деревней в очищенном, хрустальном воздухе – ватная тишина. Евсей осторожно, чтобы не разбудить жену, ворочается с боку на бок. Нужно бы уснуть, поспать ещё часок. Он знает, что для этого нужно подумать о чём-нибудь хорошем, тёплом, тогда утренний сон опустится, приснится светлое и радостное, но мысли лезут какие-то корявые. Нужно починить калитку, отвалилась одна петля, Катерина не может толком закрыть её, а Шарику только и надо – выскочить на улицу и шляться по полдня по деревне, от дочери из города давно нет вестей, не заболела ли? И сна всё нет и нет. Когда Евсей был помоложе, он любил летать во сне. Это у него получалось очень просто и легко, нужно хорошо сосредоточиться, напружиться, оттолкнуться, и взлетаешь, паришь над землёй, утром просыпаешься радостным, полным сил,
и хочется сделать всем людям хорошее и доброе. А теперь вот не спится старику. И когда же настанет это утро? Жена тихо похрапывает рядом, вот ведь, когда была молодой, не храпела, а теперь располнела, раздобрела… Он снова поворачивается от жены к окну. А в окне – малиновый отсвет. Это тракторист с фермы, – радуется Евсей, – уже встал пораньше и заводит снегочистную машину, очистить дорогу. Значит, можно вставать и Евсею. Он выпрастывает из-под одеяла и спускает худые ноги на пол. За ночь изба выстыла, холодный пол обжигает подошвы, и нужно побыстрее затопить печь. У Евсея всё заготовлено с вечера, открыта вьюшка, и береста загорается ровным, коптящим пламенем, охватывая лучинки, потом полешки покрупнее, и вот уже молодой, буйный огонь забился, загудел в топке. Огненному зверю тесно в печке, он озорничает, высверкивает яркими лучиками в щёлки, рвётся в трубу, и Евсей усмиряет его, прикрывая поддувало, пока, укрощенный, он не запоёт ровную, уютную песню, гимн домашнему теплу и жизни. Теперь нужно принести утреннюю охапку дров, и Евсей влезает в мягкие, обрезанные покороче валенки. Шарик в нетерпении скулит, царапается в дверь, с радостным лаем носится вокруг хозяина.
– Тише, ты, разбудишь Катерину, достанется нам с тобой обоим!
Снег только родился, лежит лёгким, младенческим пухом на крыльце, на склонённых ветках, бережно окутал
голые, торчащие кусты, сравнял, загладил все острые углы и проблемы. Люди и звери! Давайте начнём сначала! Давайте начнём жить новой, светлой и чистой жизнью! Евсей улыбается наивному снегу. Утро только занимается, посветлело небо на востоке, гася свечи иглистых звёзд, и серые тени ложатся на девственный снег, косой синей тенью угадывается заглаженная тропинка к поленнице. Евсей будет чистить её потом, когда поднимется солнце, и снег ослепительно засверкает изменчивым калейдоскопом разноцветных искр.
Вообще-то он человек городской, всю взрослую жизнь, с шестнадцати лет проработал на заводе. Его руки привыкли к молоткам и слесарным зубилам. Инструмент у Евсея прирастает к рукам, становится их продолжением, легко и споро делает всякую железную работу. Только за пять лет до выхода на пенсию молоденький начальник цеха перевёл Евсея в мастера, и сразу непривычно, неуютно стало его натруженным рукам. И тогда они с Катериной завели дачу. На заводе выделяли землю под садовые участки, Евсей поначалу отказывался, но Катерина настояла. И откуда только в городском рабочем человеке пробудилась эта крестьянская тяга к земле? К концу пятницы нетерпение охватывало Евсея, скорее бы конец работы, и на стареньком жигулёнке – на дачу. Как изголодавшийся по хлебу, набрасывался он на работу. Копал землю, сажал яблони и смородину, растил вместе с Катериной плоды земные и строил свой первый в жизни дом. Тесал топором, пускал рубанком весёлые пахучие стружки, сыпал янтарную опилочную крупу. Дерево, живое и тёплое, захватило Евсея. Он трогал ладонями оструганные доски и поражался бесконечной фантазии древесных рисунков. Великий художник – природа ни разу не повторяется в своих творениях. Вот возьмешь старую, серую от налета времени доску, снимешь рубанком шелуху, и заиграет деревянная палитра узором прожилок. А то, что они с Катериной выращивают на грядках – пузырчатые огурцы, рубиновая редиска – всё необыкновенно вкусно. Разве в городском магазине купишь такое?
Когда пришёл срок Евсею выходить на пенсию, понял он, что не сможет жить в бетонной городской квартире, да ещё колгота с дочерью и зятем. Добро бы внуки появились, ан нет, не дает им Бог. Понятное дело, лето будет проходить на даче, но лета-то всего четыре, ну, пять месяцев. А остальные месяцы что делать? Удавиться можно от безделья и тоски! И тогда они с Катериной присмотрели эту избу на краю деревни, рядом с лесом, шестьдесят верст от города. Скрепя сердце, продали дачу, что-то добавили дочь с зятем. Изба была запущена, стояла без хозяев, но срублена была в своё время добротно, стояла на фундаменте, и её брёвна отзывались на стук топора здоровым гулом. Нужно было приложить к ней руки, и всю весну и половину лета Евсей обновлял и оживлял свой новый дом. Перебрал потолок, подлатал крышу, уплотнил окна, перестелил пол и переложил разваливающуюся печь. А потом заново оттесал и отстрогал изнутри потемневшие брёвна стен, и дом зажегся тёплым светом. Это было радостное время. День пролетал незаметно, и Евсей засыпал с грузом благословенной
