Развлечения для птиц с подрезанными крыльями - Булат Альфредович Ханов
– В первом герой вызывает симпатию и сострадание, а во втором…
– Во втором его хочется нарезать на красные ленты, – закончил за Иру Елисей. – И в этот момент я снова приведу тезис о том, как нелепо выносить вердикты направо и налево. Нелепо мысленно приговаривать сотни людей к смертной казни либо к космическому счастью. Причислять кого-нибудь к негодяям либо, напротив, к надеждам человечества на основании отдельных поступков, вырванных из гигантской цепочки действий. Как слова из песни выдергивать. Или из толстенной книги. Или из радиоспектакля… Впрочем, меня снова понесло в какую-то псевдофилософскую пустошь.
– Страшно представить, куда взлетает твоя мысль после щедрой порции пива, – сказала Ира.
После истории о сковороде, издевательски повязанной ленточкой, Ире следовало возненавидеть Елисея. А вместо этого он даже не раздражал. Разыграл и разыграл. Поделом госпоже Миняевой.
– Короче, я изо всех сил бегу от однозначности, – закончил Елисей. – Пусть и раз за разом об нее спотыкаюсь.
Ира отпила пива из бокала и огляделась вокруг. Все-таки в больших крафтовых барах есть своя, особенная прелесть. Футуристическая мощь стальных кег, пронумерованных кранов с пенистым десертом, заставленных бутылками холодильников с голубой подсветкой сочетается здесь с сердечной простотой единомышленников, скрепленных достойным увлечением. Все они скорей артель, чем шабаш, скорей складный союз, чем бурливое сборище. Между ними нет ни принужденности, ни малейшей враждебности, явной или затаенной. Лишь согласие, взаимопонимание да общая страсть к добротному пиву, возведенная в степень нежной любви. Пожалуй, такие заведения – это единственное шумное место, где Ира черпала успокоение.
– Наверное, до болезни ты считал крафтовые бары идеальным пространством, – предположила она. – Витающий в атмосфере дух дружбы, славная музыка, плюс ко всему наливают бесплатно. К тому же…
Ира осеклась.
Обозналась.
Нет, не обозналась.
На нее, весь с иголочки, в расстегнутом пиджаке надвигался монстр. От ухмылки кончики его губ разъехались в стороны.
Елисей, озадаченный уплывшим в сторону взглядом Иры, обернулся на источник ее тревоги.
– Вот так встреча, Ирина Алексеевна! – воскликнул монстр.
– Вы кто?
Чудовище проигнорировало вопрос Елисея и снова обратилось к Ире:
– Заехал тут в бар и думаю: «Дай-ка погляжу по камерам, что в зале творится». Чисто ради развлечения. Представьте, Ирина Алексеевна, как я удивился, когда обнаружил на мониторе молодого педагога, почтившего нас своим уходом.
Он проговорил «педагога» с презрением, точно ругательное слово.
– Что скажут ваши ученики, если увидят вас с пивом? Какой пример вы подаете подрастающему поколению? Ай-яй-яй.
Елисей кашлянул и повторил:
– Кто вы и что вам надо?
Ромин папаша как будто только сейчас заметил спутника Иры и, погладив эспаньолку, поцокал языком.
– Вам не помешает обзавестись вежливостью, молодой человек. Угощаетесь тут в моем баре, а затем допрашиваете. Неприлично.
– Пойдем, пожалуйста, отсюда, – тихо сказала Ира Елисею, стараясь не смотреть поверх него. – Потом я все объясню.
Ира поднялась, подхватила рюкзак и штормовку, чтобы накинуть ее на улице.
– Хороший план. Уматывайте отсюда. Это мой бар, и я имею право отказать в обслуживании любому посетителю. Вам-то я точно откажу.
Елисей не столько испугался, сколько растерялся. Под твердым взглядом самодовольного самца, воткнувшего кулаки в бока, спутник Иры не сразу попал рукой в рукав своей кожанки. Почему, ну почему, когда делаешь все, чтобы не оплошать, непременно плошаешь?
– Кстати, дружок, прими к сведению, – обратился к Елисею мерзкий тип. – Ты взвалил на плечи нелегкий и, что главное, ненужный груз. Эта женщина бежит от трудностей, как от говна.
– Сам разберусь.
– Разбирайся – твоя же проблема, не моя. А за пиво придется заплатить.
Елисей вытащил из джинсов смятую купюру и, не отрывая глаз от ухмыляющейся физии перед собой, бросил деньги себе под ноги.
– На сдачу купи́те себе жвачку.
Прежде чем застегнуть штормовку и снова услышать треск дождевых капель о капюшон, Ира успела промокнуть.
Он назвал ее женщиной, он назвал ее женщиной! Женщиной! Подчеркнул это! Напыщенный мудак! Да пусть у него там стручок отсохнет, пусть его разлюбезный бар сгорит дотла, а заодно и проклятые хоромы с чучелами животных и бильярдными столами!
– Что это было? – спросил Елисей осторожно.
– Я отказалась заниматься историей с его наглым сынком, а он опубликовал на меня разгромный отзыв на сайте для репетиторов. Обиделся, по-видимому. Чуткий какой.
– Надо же. А я вроде уже встречал его в баре. По эспаньолке запомнил. Тогда он заговаривал зубы молодой соседке. Ни за что бы не подумал, что это он заправляет «Рекурсией».
Елисей прятал руки в карманы куртки, засунув их туда чуть ли не по локоть.
– Не придем туда больше, – сказала Ира.
– Даже под дулом автомата.
– И не пиши, пожалуйста, заметку о манговом эле.
– Не буду.
– Этот урод тоже любит выносить вердикты.
– И, к сожалению, он обладает какой-никакой властью, чтобы приводить приговоры в исполнение.
Они замолчали, пока Ира не нарушила конфузную паузу.
– Прости, что втянула в это.
– Прости, что не преподал ему урок хороших манер.
В тоне Елисея не содержалось иронии, лишь горькая констатация.
– Лучше тебе оставить меня. Навсегда. Я проблемная.
– Ни за что я тебя не оставлю.
На остановке они встали под протекающим навесом на комфортном расстоянии друг от друга, чтобы не чувствовать неловкости. Рядом утробно урчал красный автомобиль. Иру вдруг обожгло осознание, что она должна Елисею.
– Сколько ты заплатил ему за пиво?
– Едва ли это можно назвать платой.
– И все же?
– Кинул ему сотку.
– Сотку? Не шути. Ты заплатил пятьсот, верно?
– Да какая разница?
Вместо ответа Ира извлекла из рюкзака кошелек и протянула Елисею пятисотенную купюру. Он не вытащил рук из карманов.
– Предпочитаешь, чтобы она намокла?
– Ира, убери.
– Вот ты и убери к себе. Иначе я переведу тебе на карту. Не забывай, у меня есть номер твоего мобильника. С меня еще комиссию стрясут.
Елисей с кислым лицом взял банкноту.
– Меньше всего я бы хотел, чтобы между нами вклинились деньги. Это так… не знаю, презренно, что ли.
– Да ну, брось. Презренно ему. Рабочий момент.
Марк
Сразу и не разберешь: то ли Анна позвала его на семейную телевикторину, то ли сам он подсуетился насчет участия. Ведущий в наряде клоуна, нацепивший почему-то аксельбанты, сыпал нелепыми вопросами («Сколько усов носил Сталин?», «Кто придумал розовые очки?») и отпускал шутки с той же примесью издевки и помешательства («Проще всего усыпить младенца с
