Константин Золотовский - Рыба-одеяло (рассказы)
Я погрузился, но сразу же проверил, правильно ли надето снаряжение, не проходит ли где вода. Это можно было узнать по пузырькам воздуха. Их не было, значит, я был снаряжен хорошо. Спокойно спустился на грунт и пошел вдоль шпунтового ряда, опоясанного направляющими рамами, к месту происшествия. Видел только на расстоянии ладони желтоватую воду перед иллюминатором. Но глаза вскоре привыкли к полутьме.
В грунте под шпунтом я увидел огромный ноздреватый камень - валун. Осмотрев его со всех сторон, понял, что применять здесь заряд нельзя повредится шпунт. Нужно окопать камень вокруг и оттянуть его стальным стропом в сторону. Стал работать скобой. Затем по сигнальному концу потребовал прислать стальной строп: один раз дернул и потянул. Но Дьячков, видимо, забыл этот сигнал, и мне пришлось вернуться обратно.
Снова поднялся на лед и, не снимая водолазной рубахи, вошел в натопленную избушку. Напомнил Дьячкову переговорную таблицу.
Вася быстро повторил забытые сигналы.
После короткого отдыха я направился к проруби. Принесли стальной строп. Опять качальщики встали у помпы. Вася хотел надевать на меня шлем.
- Шлем согрет? Не обмерз?
- Порядочек!
Я не заметил, вытащил ли Дьячков его из избушки или шлем так и оставался на льду.
Огромный ноздреватый валун под шпунтом со всех сторон затянуло илом. Я наклонился к нему и вдруг услышал странный звук: у-рр-р! Неужели это бурлит грунт? Хотел было наклониться снова, но услышал тот же звук: у-рр-р!
И тут меня, будто плеткой, хлестнуло ледяной водой по горлу. Я замер на месте. Вода быстро помчалась за манишку, в рубашку, проникла до самых пяток и поднялась к подбородку. Воздух поступает сверху и шипит: ши-ши-ши! А из-под шлема гремит: у-рр-р!
Это отскочил от манишки шлем!
Я схватился за пеньковый сигнальный конец, чтобы дать сигнал тревоги. Но я не дал сигнала - достаточно одного резкого движения, как шлем упадет с головы.
Чтобы меня не вытянули мертвого, надо сперва прижать шлем к манишке и завернуть на резьбу. Но самому нахлобучить его невозможно, потому что широкая манишка не позволяет поднять руки. Как же мне его надеть? Сейчас главное: не растеряться, подумать.
И тут я вспомнил о направляющих рамах шпунта. Шагнул и осторожно, чтобы не уронить шлем, встал на нижнюю раму водолазной галошей. Поднялся под вторую раму, уперся в нее макушкой шлема. Толкнул его кверху, слышу: хлоп! Закрылся! Я затаил дыхание. Воды в костюме полно, а руки - как тяжелые бревна, ими не то что к шлему дотянуться и проверить, сел ли он на свое место, - впору только сигнальную веревку взять.
Стал поворачиваться, чтобы надеть шлем на резьбу. Вспоминаю, в какую сторону он надевается. Упираюсь им в направляющую раму, голову держу неподвижно и повертываюсь всем корпусом. Слышу - воздух стал расширяться, урчание прекратилось: значит, попал в резьбу. А на всю или нет - не знаю. Дай-ка проверю! Тихонько, одной ногой, спустился с направляющей рамы. Подождал - шлем не соскакивает. Встал обеими ногами на грунт: держит резьба! Вот теперь можно сообщить и наверх. Дернул один раз за сигнальный конец: "Выбирай!"
Не отвечает Дьячков. Слишком много конца мне потравил. Держусь рукой за шпунт, другой слабину выбираю. Выбрал сигнал втугую и снова дернул один раз. Понял Дьячков, потянул за сигнал. Но от шпунта не отхожу, руками за него хватаюсь и двигаюсь понемножку вперед. Всплыть некуда: надо мной ледяной потолок. Так и прошел все двадцать метров по грунту, в костюме, наполненном водой, с не завернутым на стопор шлемом.
Гляжу, шпунт кончается. Прошел еще немножко, встал, как у нас говорят, на панер, то есть там, где трап прямо над головой, и дал сигнал: "Выхожу!"
Вода в костюме плещется вокруг горла, и, чтобы не захлебнуться, поднимаю голову.
Вытащили на трап. Не помню уже, как встал на первую ступеньку. Водолаз в снаряжении наверху всегда тяжелее, чем под водой, а тут я вышел грузнее чугунной статуи. Гнутся ступеньки, будто у меня на каждом плече по два человека сидит. Привалился я грудью к ледяной кромке проруби, и шлем, как отсеченная голова, сразу упал на лед, прямо под ноги Васе Дьячкову. А из костюма вода хлынула и помчалась к порогу избушки.
Вася Дьячков торопливо развязывает подхвостник, чтобы снять с меня грузы, и в глаза не смотрит. Он уже понял, что надел замерзший шлем на меня. А стопор из-за обледеневшей резьбы не попал в отверстие на затылке. Вот почему я чуть было не погиб.
В избушке с меня сняли водолазную рубаху, я переоделся в сухое белье. И в третий раз пошел в воду. Надо было закончить работу.
Теперь шлем лежал возле самой печки и, вынесенный на лед, оставался еще тепленький. Медленно, очень внимательно снаряжал меня Дьячков. И молчал. А я подумал: "Ну что с него возьмешь?"
Через сутки, когда камень был уже убран и строительство шло полным ходом, прилетели к нам остальные водолазы.
- Порядочек! - крикнул им Дьячков. - Опоздали!
Водолазы узнали о происшествии, и между ними возник спор. Молодой говорил, что я проявил похвальную находчивость. А тот, что постарше, ругал за грубое нарушение правил водолазной службы.
Каждый из них был по-своему прав. Но я-то знал, что поступил так, как подсказывала мне совесть.
ЧЕРНАЯ БУТЫЛКА
Помню все отчетливо, ярко до сих пор, будто это случилось только вчера... Освещенная багряно-малиновым заревом больших дуговых ламп, рука водолаза держит в воде черную бутылку с капсюлем гремучей ртути. В стороне змеится тонкий электрический шнур. Пузыри воздуха гулко летят из пустотелого шлема, через мелкие дырочки головного золотника. Округляясь, вспучиваются, покрываются радужной пленкой, вырастают в хрупкие сверкающие шары, ударяются о подводные светильники, гремят, подпрыгивают и звонко лопаются на потревоженной поверхности реки...
На палубе две фигуры, охваченные страхом: средних лет матрос и Миша Царев. Уже дважды кричу я матросу:
- Запускай мотор!
Но он втянул голову в плечи и, не отрываясь, смотрит на Царева, который пытается зачистить ножом блестящие, будто разрубленные острым топором, концы оборванного электропровода. Руки Царева дрожат, и крупные капли пота, как морские брызги на иллюминаторе, скатываются с бледного лица...
В тот памятный день наш водолазный бот находился у перемычки котлована гидроэлектростанции. Работы было много. Но с самого утра меня огорчало легкомысленное отношение к делу двух молодых практикантов - Миши Царева и Феди Косичкина.
Первым в воду пошел Миша Царев. Он называл себя Мишель и носил модные усики - "плюгавочка". Ловкий, сообразительный, он быстро застропил на грунте упавшую железобетонную арматуру и сообщил мне об этом по телефону.
Плавучий кран ждал, когда водолаз выйдет на бот. Но Царев не показывался.
- Почему не выходишь? - уже дважды спросил я.
Ответа не последовало. С водолазом что-то случилось. Надо его срочно поднимать. Мы с Косичкиным потянули шланг и сигнал, но они где-то застряли. Сигнал кое-как распутали, видим - подается, а шланг не идет. Что делать? На помощь подбежали матросы с плавучего крана, как хватили разом, так и перервали телефонный кабель, привязанный к шлангу. Вытянули Царева на трап. А он жив-здоров. Оказывается, не выспался, поздно пришел с танцев и решил отдохнуть на грунте. А чтобы его не беспокоили, специально запутал шланг и сигнал за концы трапа. Он любил во время работы выкинуть какой-нибудь фокус.
Кран поднял арматуру. Теперь надо было освободить шпунтовую сваю, которая почему-то не шла в грунт. Я послал Федю Косичкина. Сильный, но неповоротливый, за что приятель прозвал его "сундуком", он тоже старался быть франтом. Его круглое лицо обрамлял тонкий шнурочек бородки.
Молодой водолаз доложил, что свая уперлась в подводное бревно, но не смог его убрать. Долго возился там, выбился из сил. А на участке простой. Пришлось поднять Косичкина наверх и пойти самому.
Легкий, как дым, серый ил, потревоженный свинцовыми подметками, поднялся с грунта и осел мне на водолазные галоши. Ни одна рыбка не проплыла мимо, мы давно их тут распугали. Из-под сваи, как спина старого сома, чуть виднелось толстое темное бревно. Посмотрел я. Ну до чего же недогадливый Косичкин! Резал, потел. А что толку пилить бревно в грунте, у самой сваи, когда единственно верный способ - применить взрывчатку! Я встал на колени и начал копать ямку для заряда. Спрессованный с галькой песок сразу заскрежетал под острым железным жалом скобы.
"Когда же мои ученики станут настоящими водолазами?" - с огорчением думал я. Вот уже полгода, как их прислали из водолазной школы, а проку никакого. Оба делали работу "от" и "до", только в порядке приказа. Скажешь им: сделайте то-то - выполнят, не скажешь - пальцем не шевельнут. Чтобы предложить что-то свое, внести новое, - никто из них не стремился к этому. Парни не находили романтики в повседневной подводной работе. А ведь только большая любовь к водолазному труду делает его романтичным!
