Почтальонша - Франческа Джанноне
– «Унесенные ветром», – прочла Анна на обложке книги.
– Я уже читал, мне очень понравилось, – сообщил Антонио.
– И что же тебя так увлекло?
Он на миг задумался.
– Скарлетт, главная героиня… Она чем-то напоминает тебя.
Анна улыбнулась, опустив взгляд на книгу.
– И еще мне по душе, – добавил Антонио, – что она всегда находит в себе силы идти дальше, даже после войны.
Откуда ему было знать, насколько пророческой окажется эта фраза!
Рождество 1938 года стало последним мирным праздником – и для семейства Греко, и для всего мира.
Часть вторая
Апрель 1945 года – июнь 1949 года
12
Апрель 1945 года
«Мы прерываем трансляцию, чтобы сообщить вам экстренную новость…»
Анна бросила полотенце на стол с неубранными остатками ужина и поспешила в гостиную. Присев на корточки перед радиоприемником, стоявшим в углу на тумбочке, она прибавила громкость.
– Немецкие войска капитулировали перед союзниками, – объявил диктор срывающимся от радости голосом. – Война окончена. Повторяю: война окончена!
– Карло! – закричала Анна, повернувшись к лестнице.
Муж возник на верхней ступеньке: в руке зубная щетка, в уголке рта – капелька пасты. Видеть его без усов было все еще странно: он сбрил их в одночасье, ни с того ни с сего. «Разонравились, напоминают о Гитлере», – заявил он.
– Что стряслось? – встревоженно спросил Карло.
Анна поднялась и с улыбкой кивнула на приемник.
– Немцы сдались.
Карло выронил щетку, сбежал по ступенькам и, обхватив Анну за бедра, поднял вверх.
– Отпусти меня! – смеясь, запротестовала она.
Но он продолжал ее держать и, запрокинув голову, воскликнул:
– Знаешь, а снизу ты еще красивее!
– В отличие от тебя с этой пастой на физиономии, – рассмеялась Анна. – Ну-ка, дай вытру.
Карло опустил жену на пол, и она кончиком большого пальца принялась аккуратно стирать пасту. – Вот, совсем другое дело. – И ласково провела ладонью по его щеке.
– Пойдем, расскажем Роберто!
– Завтра. Сейчас он уже наверняка спит…
– А может, еще читает.
Карло взял Анну за руку, и они поднялись наверх. Он осторожно приоткрыл дверь детской, освещенной ночником, который Роберто не выключал до утра. Сын спал на спине, уронив голову набок и прижимая к груди раскрытый журнал с Микки Маусом на обложке. Ему уже исполнилось двенадцать, но розовое лицо оставалось совсем детским. Подрастая, он все больше напоминал Анну: те же густые черные волосы, зеленые глаза, гордый профиль. А вот озорная улыбка и лукавый прищур достались ему от отца.
– Давай не будем его будить, он так сладко спит… – прошептала Анна.
– Как скажешь… – с легкой досадой отозвался Карло.
И притворил дверь.
Спускаясь по лестнице, они уловили сбивчивые голоса, доносящиеся с улицы. Ускорив шаг, они выглянули в окно гостиной: люди высыпали из домов, собираясь праздновать. Кто-то кричал: «Все закончилось! Закончилось!», кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то обнимался, кто-то барабанил в двери спящих домов, вопя: «Просыпайтесь!»
Анна и Карло переглянулись.
Он сорвал с вешалки пальто, накинул поверх пижамы, крепко сжал ладонь жены, и они вышли на улицу.
И сразу же бросились к дому Антонио и Агаты.
Карло забарабанил в дверь, в кабинете на первом этаже зажегся свет. Через пару мгновений на пороге возник заспанный Антонио в пижаме и недоуменно уставился на улыбающихся ему брата с невесткой. Оглядев сияющие лица людей и всеобщее ликование на улице, он наконец выдавил:
– Что, черт возьми, происходит?
– Пока ты спал без задних ног, немцы выбросили белый флаг, – улыбка Карло стала еще шире.
– Но… как же?..
– Сама не могу поверить, – вмешалась Анна.
– Кого еще принесло в такой час? – донесся встревоженный голос Агаты.
В розовом халате и чепце, из-под которого выбивались растрепанные седые пряди, она спустилась и встала рядом с мужем. Ее некогда медные волосы давно поблекли, а от уголков рта к подбородку пролегли глубокие складки, придавая лицу вечно удрученное выражение.
– Что стряслось? Народ спятил? – добавила она, глянув на творящийся на улице переполох.
– Война кончилась, Агата, – пробормотал Антонио, едва сдерживая слезы.
Агата стиснула его руку и истово перекрестилась.
– Слава Богу, – прошептала она.
– Эй, пошли скорей будить Нандо, пусть открывает бар! Надо это обмыть! – весело гаркнул какой-то мужик. И толпа радостно повалила следом за ним.
Словно только сейчас поняв, что она стоит перед всеми в ночной сорочке, Агата попятилась и скрылась в доме.
Анна вспомнила об этом, лишь когда они с Карло уже вернулись домой: в ее памяти всплыло, как в кабинете зажегся свет и почти сразу распахнулась дверь, а на пороге возник заспанный Антонио в пижаме.
– Выходит, они уже не спят вместе? – в лоб спросила она мужа.
– Ты о ком, милая? – переспросил он, ежась от холода.
– О твоем брате с Агатой…
Карло пожал плечами.
– Не наше это дело.
– Естественно. Просто стало любопытно, – ответила Анна, всем своим видом показывая, что ей, в общем-то, все равно.
* * *
Анна вышла из дома и с наслаждением вдохнула полной грудью: воздух уже благоухал весной и глицинией, особенно в этот ранний час. Закрыв за собой дверь, она взялась за руль велосипеда, прислоненного к стене, и выкатила его во двор.
– Доброе утро, синьора почтальонша, – как обычно поприветствовала ее соседка, которая каждое утро усердно подметала клочок тротуара перед своим домом. Анна коснулась козырька кепки в знак приветствия и села на свой «Бьянки-Супрема» – женскую модель, купленную за 900 лир в 1940-м, когда Фаусто Коппи впервые выиграл «Джиро д'Италия». С тех пор велосипед стал для нее верным спутником, позволяя ее бедным ногам, огрубевшим за годы беготни по булыжным мостовым, наконец отдохнуть.
В основном Анна использовала его на работе. Именно на нем она изо дня в день доставляла все эти телеграммы от военного министерства с повестками на фронт. Сколько она видела мужчин, уходивших на войну, оставляя в отчаянии родных и любимых… Кто-то из них не вернулся, и не о каждом из них было известно, где и когда он погиб. Другие носили в душе и на теле шрамы, оставленные войной, которые никогда не затянутся. Анне рассказывали, что кое-кто, лишь бы не возвращаться на передовую, обливал себя кипятком, получая страшные ожоги.
Каждый раз, получив пачку повесток, Анна с колотящимся сердцем перебирала их – и, лишь убедившись, что там нет ни Карло, ни Антонио, с облегчением прижимала руку к груди и переводила дух. Ровесников Карло пока не призывали, а уж Антонио, которому было за сорок, точно не заберут, утешала она себя. И на сердце становилось легче.
А сколько фронтовых писем ей довелось зачитывать родителям, сестрам, женам и невестам, на лицах которых застыли усталость и горе. Многих из этих ребят Анна и в глаза-то не видела – ну разве что мельком, проходя мимо. Однако их слова, строки их писем врезались ей в память…
Джузеппе, рабочий с «Винодельни Греко», отправленный воевать в Россию, ничего не рассказывал жене Донате о фронтовых буднях, он писал только о своих снах: как ночами, лежа в холодном смрадном укрытии,
