Под красной крышей - Юлия Александровна Лавряшина
– С ума сойти, как ты стал похож на свою тетку…
Марк смерил отца недоуменным взглядом – сравнение показалось ему оскорбительным для мужчины. Отец хотел что-то добавить, но только вздохнул, устало махнул рукой и крикнул жене, чтоб приготовила ванну. Но Марк прошмыгнул туда прежде матери и требовательно уставился в зеркало, отыскивая отличия от Воплощенной Женственности. Найти их не составило труда – волосы его были темнее Катиных, а глаза имели не васильковый, а стальной оттенок. Правда, подбородок был мягким, как у нее, и чуть заостренным, зато нос преломлялся отцовской горбинкой и с Катиной курносостью не имел ничего общего.
«Совсем не похож», – убежденно решил Марк, но в душе его что-то жалобно дрогнуло – тонкая струнка, которая никак не могла научиться петь басом.
Теткиной вины не было в том, что Марк вечно оказывался вторым. Знай Катя о страданиях племянника, она, чего доброго, подделала бы в паспортах даты рождения и объявила всем, что Марк старше ее на… Ну хотя бы на час. Но и оставаясь в неведении, она никогда не тыкала ему в нос своим старшинством, и потому прогулки с Катей были для мальчика сплошным удовольствием.
Проснувшись, Марк лениво размышлял обо всем этом, но только мысль о предстоящем походе в театр вместе с Катей сумела пробудить его к жизни. Запахнув полу длинного отцовского халата, в который всегда обряжался по утрам, и расправив обтекаемый скользкий ворот, Марк отдернул расшитую золотой нитью портьеру и едва снова не закрыл окно: тягостное дождливое утро, осеннее до предела, не оставляющее надежды на приход бабьего лета…
– Черт бы побрал эту осень, – в сердцах произнес он, отворачиваясь. – И как это Пушкин ухитрялся испытывать вдохновение от этой жути?
Навалившись грудью на письменный стол, он пристально вгляделся в отцовскую фотографию: точеный нос, насмешливый взгляд под красивым разлетом бровей, большой, чуть искривленный улыбкой рот.
Снимок был старым, но Марк еще помнил отца таким. Возвращаясь с дневных репетиций, Бахтин брал пятилетнего сына за руку, и они прогуливались по зыбкой от дрожащих теней аллее, ведущей к театру. Медово пахло от крошечных белоголовых цветков, снежными островками вкрапленных на багряных клумбах, а впереди, в холодных струях фонтана, колыхалась радуга. Марк, замирая от восторга, перекрывал одну из струй пальцем и слушал, как она упрямо толкается, вырываясь на свободу. Вскидывая голову, он во весь рот улыбался отцу, который был так высок, что голова его покоилась где-то на уровне облаков. Там мог быть только Бог, и старший Бахтин находился очень близко от него…
– Привет, Великий Артист. – Марк выдохнул на стекло и потер его краешком халата. – Сегодня ты не играешь.
Он оставил фотографию в покое, чуть подняв подбородок, мягко прошелся по ковру и вдруг, отскочив в сторону, схватил себя, воображаемого, за рукав.
– О, Марк, простите! «Вашингтон Пост». Всего пару вопросов, вы позволите?
– О’кей, – кивнул Марк забавному репортеру. – Что вас интересует?
– Марк, ваша головокружительная карьера потрясла весь мир. Голливудские продюсеры дерутся возле вашего дома, вы играете в лучших театрах, о вас ходят легенды и пишутся романы. Скажите, то, что ваш отец был актером, сыграло свою роль в вашем становлении?
Он снисходительно усмехнулся:
– Я потерял отца, когда мне было всего пятнадцать. Тогда я даже не представлял, что могу стать актером. В детстве я писал стихи… Отец же казался мне недосягаем, как звезда. Да он и был звездой!
Внезапно Марк обернулся и прищурился на фотографию на столе.
– Он погас так внезапно, что я даже не успел заплакать. Нашей фамилии угрожало забвение. Знаете, когда звезды гаснут, их имена становятся неразличимы в темноте.
– Ну вы-то, Марк, настоящая звезда! – восхищенно затряс головою репортер. – Вы затмили всех на актерском небосклоне. Вас не забудут…
– Вы явно преувеличиваете, – скромно улыбнулся Марк. – Я еще только начинаю.
– Мы с нетерпением ждем ваших новых фильмов. Какие у вас планы, Марк?
– Я… – Марк искусно запнулся и замешкался с ответом. – Я бы хотел снять фильм о своем отце. Безвестном русском актере, погибшем от утраты зрительской любви.
– Это будет драма?
– Нет, – выдохнул Марк прямо в потное восторженное лицо. – Это будет фарс!
И оставив обескураженного интервьюера, Марк так стремительно бросился к выходу, что не сразу понял, как очутился в столовой старой отцовской квартиры. Затравленно оглядевшись, он медленно опустился на вытершийся с годами ковер.
– Нет, – простонал он, сильно вжимая ладони в тусклый от пыли ворс. – Нет… нет… нет!
– Марк!
Мать вбежала в комнату и замерла, схватившись за сердце:
– Как ты напугал меня… Почему ты кричал?
– Мне стало больно, – ответил он, поднимая правдивые серые глаза.
– Где, Марик? Что у тебя болит?
Он успокаивающе покачал головой:
– Ничего, мам. Уже ничего. Дернуло в зубе, но сейчас все прошло.
– Надо показаться врачу. – Она расположилась в кресле и взяла со стола сигареты. – У тебя всегда были прекрасные зубы, но мало ли что… Ты не начал курить? Это их здорово портит. Взгляни на меня – одни протезы. Слава богу, успела вставить, пока твой отец был жив. Теперь, главное, сберечь до конца жизни.
Марк присел возле матери и положил голову ей на колено.
– Нам не хватает денег? Да, мам?
– Не говори глупостей! – Она махнула сигаретой у него перед лицом. – Нам опять сулят повысить зарплату. А к концу года мне должны дать доцента. В субботу вот опять свадьбу пригласили провести. Мы да не выживем? Что ты!
– Может, мне начать подрабатывать? – задумчиво предложил Марк, краем глаза следя за матерью. – У нас кое-кто из ребят торгует в ларьках по ночам.
Теплое колено дернулось под его щекой.
– С ума сошел?!
– Почему? Разве зарабатывать стыдно? – Он повернулся и лукаво посмотрел ей в глаза.
– Не разводи демагогию, – строго сказала мать и с наслаждением затянулась. – Загонит меня в гроб эта зараза… Если мы будем умирать с голоду, я лучше пойду на панель, но ты никогда не станешь торгашом.
– Мам, – Марк захлебнулся смехом, – ты только не обижайся, но тебе скоро сорок лет…
– Ах ты, мерзавец маленький! Думаешь, на меня охотников не найдется? – Светлана Сергеевна не больно ухватила его жесткие вьющиеся волосы. – Да у меня полно поклонников, если хочешь знать!
– Тогда какие проблемы? Заведи себе богатого любовника, я не возражаю.
Он увернулся от оплеухи и вскочил на ноги. Погасив сигарету, мать протянула ему руку.
– Мели Емеля, – добродушно проворчала она, обнимая
