И хватит про любовь - Эрве Ле Теллье
– Это подарок для тебя. На твое сорокалетие, – говорю я, глядя на тебя. И достаю вот эту маленькую книжицу. Ты читаешь название, пролистываешь страницы. Кажется, ты взволнована, кажется, сильно. Ведь ты больше всего, я знаю, хочешь, чтобы я работал. А это, понятно же, работа. Ты знаешь, что каждая фраза написана и переписана не столько для тебя, сколько для всех, и догадываешься, что держишь в руках материал для другого, будущего, более обширного текста. Но все‐таки это как‐никак книга, причем написанная для тебя.
Я не говорю тебе ни: “Мне хотелось бы написать подлиннее”, потому что это неправда, ни: “Мне бы хотелось иметь побольше времени”, потому что времени было достаточно, даже в избытке. Мне бы хотелось написать это за неделю и чтобы сегодняшний день застал меня за писанием, а не на смутной стадии наших отношений. Так не получилось, этой недели мне не дали.
Я тоже волнуюсь и тоже растерян, вот почему, возможно, шепчу только: “Люблю тебя”, заранее жалея, что иной раз не умел сказать ничего больше.
И если после этого ты читаешь еще одну фразу, вот эти несколько слов, то объяснение в том, что настоящая книга не должна заканчиваться настоящим признанием.
Ив и Анна
Пока Анна читала “Сорок воспоминаний об Анне Штейн”, Ив перелистывал свою газету, пытаясь вникнуть в то, что там пишут. Она прочитала все единым духом, не отрывая глаз, минут за двадцать.
Анна откладывает книгу.
– Спасибо, – говорит ему Анна.
Тома и Луиза
Последнее воскресенье февраля. Тома повел Луизу, Жюдит и Мод на Венсенский ипподром. Они никогда не были на рысистых бегах с колясками и даже на скачках. Луиза не особенно стремилась из‐за погоды – холодно, ветер, моросящий дождь, но хотела доставить удовольствие Тома. Они сидят на западной трибуне.
“Второй заезд через десять минут”, – объявляет громкоговоритель.
– Я не был тут уже много лет. Мне было десять, когда отец брал меня с собой, он всегда играл на втором и четвертом заездах, делал маленькие ставки.
– А можно и нам поиграть? – спрашивает Жюдит.
Тома не против, но смотрит на Луизу, а она недовольна.
– Ни в коем случае, – говорит она. – Знаю я это место, тут отмывают грязные деньги.
– Грязные? А в чем запачканы эти деньги? – спрашивает Мод.
– Всего разочек, – просит Тома. – В конце концов, обидно прийти сюда и не сыграть.
– Ладно, как хочешь, – уступает Луиза. – Но я не дам на это дело ни цента. – Отлично, – говорит Тома. – Пошли играть, девчонки!
Кассы недалеко. Они очень быстро вернулись. Девочки держат в руках по билетику. – Мама, я сделала ставку на победителя, поставила на Урагана! – кричит Жюдит. – У него шестьдесят семь к одному! – А я – на призовое место, на Ночного Оскара! – подхватывает Мод. – У него тридцать восемь к одному!
Обе взбудоражены, Луиза глядит на них с улыбкой. – Обе лошади – полные аутсайдеры, – сокрушается Тома, – но девчонкам понравились имена. Каждая поставила по десять евро. Ничего? Это нормально. – Итого двадцать? Это слишком, Тома! Просто смешно.
“Второй заезд через минуту”, – объявляет громкоговоритель. – Лошади на большой дорожке, – объясняет Тома. – Они все выстроятся перед нами и по сигнальному выстрелу из пистолета помчатся во всю мочь, свернут к восточной трибуне, а на финише опять вернутся сюда. – Который тут мой Ураган? – спрашивает Жюдит. – Вон тот, под номером 12, наездник в малиновой куртке.
“Бабах!” – девочки вздрагивают от выстрела, смеются своему испугу и тут же принимаются вопить – каждая выкрикивает кличку своей лошади. Тома хохочет, а Луизе неловко.
– Потише, девочки, вы всем мешаете.
Лошади идут на поворот. Если верить комментатору, лошадь Жюдит выступает неплохо. Фаворит Пит ван Дрезден не в лучшей форме – он слегка поцарапал ногу. Его соперник Орус из Брюсселя плохо справляется на трудной трассе. Остальные и вовсе не блещут. Лошади пересекают финишную линию, и диктор объявляет: “Первым пришел Ураган, вторым Ночной Оскар, третьим Пит ван Дрезден”.
– Так они выиграли? – изумилась Луиза.
Тома удивлен не меньше нее.
– Невероятно! Но да, твои девочки выиграли. Причем обе.
Жюдит и Мод пляшут от радости, кружатся, взявшись за руки, и кричат:
– Победили! Победили!
– Неужели они поставили на Урагана? – восклицает сидящий рядом здоровенный дядька, который с досады рвет свои билеты. – На эту клячу! Везет же некоторым.
– У-ра-ган! У-ра-ган! – вопят сестры.
– Ну хватит! Уймитесь! Но… Тома, сколько они выиграли?
– Прилично: почти тысячу евро на двоих.
– Ты-ща! Ты-ща!
– Да перестаньте! – сердится Луиза. – Пошли домой.
– Мама, ну можно еще раз на это сыграть? – просит Жюдит.
– Нет, я сказала, домой. Вы меня слышите?
– Ну пожалуйста, мама! – умоляет Мод. – Тома сказал, что мы еще в четвертом сыграем.
– Я сказала нет. Решаю я, а не Тома. Ясно?
Она хватает за руки обеих дочерей и, не слушая никаких возражений, тащит их прочь с ипподрома. Тома не спорит. Сходив за выигрышем, присоединяется к ним в машине. Луиза сидит за рулем, молча. Мотор уже заведен. Девочки что‐то чирикают на заднем сиденье. Тома показывает пачку банкнот: – На что потратим честно заработанные деньги?
Но Луиза не отвечает. Машина трогается, выезжает на окружную, Луиза сидит с каменным лицом, пристально глядя на дорогу. – В чем дело, Луиза? Что не так? Такая получилась забавная история. – Ты не понимаешь, Тома. Ничего забавного! Девочки перевозбудились, ты им все равно что кокаина дал попробовать. – Кокаина? – Вот именно. Азартные игры затягивают, как наркотик, ты не знал? Мои дочери стали неузнаваемыми. Я на тебя сердита. – Мне жаль. – Жаль… Уже поздно. Есть люди, которые все просаживают в казино, даже свою пенсию. Такая, если хочешь знать, моя мать. Да. Дома, в Ангьене. Она и сейчас туда ходит, когда может. Ты не представляешь, какие у меня с этим связаны воспоминания. – Надо было сказать… – Я не хотела ехать на ипподром, а ты настоял. Ну и вот. Ты добился своего.
Они надолго замолкают. Движение на окружной затруднено. С заднего сиденья не слышно ни звука. Тома оборачивается: уставшие девочки спят. На приборной доске мигает красная лампочка. Длинный писк.
– Черт! Кончился бензин. А чековую книжку я не взяла, – нервно говорит Луиза.
– У меня есть наличные, – шепчет Тома. – И немало.
Она не ответила. Тома искоса глянул на нее. Губы Луизы дрогнули и расплылись в улыбке. Скоро оба хохочут, так что машина виляет. А сестры так и спят.
Стан
Стан смотрит из окна гостиничного номера, как сгущаются сумерки в Лиссабоне.
Площадь Россиу. Длинная очередь на такси протянулась под платанами. Дождь недавно прошел, и балет черных зонтиков закончился. Первая в очереди – толстая дама, обвешанная пакетами. Она
