Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин
— Костя, я редко читаю стихи, ты уж не суди строго… — Евдокия вздохнула и начала читать:
— Эвтам сахан, эвтам ваян,
Ханты нын эвие.
Мур кутна кариял,
Кортан ернасан…
Стихи лились, как музыка, непривычная мелодика чужого языка завораживала, уносила в неведомые дали, где среди бескрайних болот и вековечной тайги рождался этот древний певучий язык. Я смотрел на лицо Евдокии, которое словно источало свет, на ее руки, которые чуть подрагивали, сжимая тетрадку со стихами.
…Вес хощнат вуртэт,
Пенкат ал ворлалат.
Путы сэм хульман,
Охсахлал хуват…
Евдокия прочла несколько стихотворений и внимательно посмотрела на меня, беззвучно задавая вопрос, ожидая строгого суда столичного гостя.
А я был заворожен стихами и не мог ничего сказать, только отрешенно улыбался, глядя куда-то в пустоту. Евдокия первой нарушила молчание:
— Костя, я говорила, что эти стихи для себя, для детей, так что…
— Нет-нет, Евдокия! Что вы! — я наконец вышел из оцепенения. — То, что вы прочитали, — настоящая поэзия! Я не знаю хантыйского языка, но сама мелодика, размер — выше всяких похвал. Ваши стихи очень музыкальны, вам не говорили про это?
— Говорили, — смущенно улыбнулась Евдокия. — Некоторые мои стихи люди даже поют, как песни…
— Но это же здорово! — искренне восхитился я. — Зачем вам признание московского поэта, если ханты поют песни на ваши стихи?
Евдокия опустила глаза и даже немного покраснела:
— Так что, мне продолжать писать?
— Как будто если я скажу «нет», это что-то изменит! — засмеялся я. — А если серьезно, Евдокия, вам обязательно нужно писать. Это у русских такое множество поэтов, что всех и не вспомнишь. Поэтому и значение поэзии у нас не так велико, не так сильно стихи влияют на людей. А у ненцев, у хантов поэтов мало, зато каждый поэт может повлиять на судьбу своего народа. Вы где-нибудь печатались?
— Пробовала, отправила свои стихи в местную газету, их даже напечатали! Эти газеты люди хранили, давали стихи переписывать друг другу. — Евдокия вновь смущенно улыбнулась. — А потом решила я показать стихи известному у нас поэту-ханту. Думала, поможет напечататься в журналах или в окружной газете. А он говорит: переведите свои стихи на южный диалект, тогда и напечатаем!
— Простите, Евдокия, неужели южный диалект настолько отличается от северного, что нужно переводить стихи с хантыйского на хантыйский?
— Сильно отличается. Мы даже, бывает, не понимаем южных хантов. А литературным языком у нас считается только южный диалект, его еще называют шурышкарским — есть такое село на юге. Ведь как было дело? В тридцатые годы первыми окончили Институт Севера в Ленинграде южные ханты, стали писать на родном языке, печататься — их диалект и признали литературным языком всего народа!
— И что, вы согласились перевести свои стихи на шурышкарский диалект? — спросил я, уже догадываясь, какой получу ответ.
— Костя, если бы я перевела свои стихи с приуральского диалекта на шурышкарский, их уже не смогли бы прочесть мои земляки! Все это я и сказала тому поэту, прямо в лицо, даже резко немного, как сейчас понимаю. Так и не опубликовалась…
— Евдокия, а что, если издать книжку ваших стихов? На приуральском диалекте? — Новая идея настолько захватила меня, что я вскочил и принялся ходить по кухне, рискуя разбудить спящих Майю и Колю. — По этим книжкам могли бы учить стихи дети в школах-интернатах, людям не пришлось бы переписывать полюбившиеся произведения…
— Костя, я давно мечтаю о книжке своих стихов, — вздохнула Евдокия. — Но на это нужны деньги, а главное, у приуральского диалекта нет своей письменности.
— Ну, деньги мы попробуем найти в Москве! Вообще издать книжку в мягкой обложке стоит не так дорого, как может показаться на первый взгляд. А письменность… Ведь ваши стихи читают, так? Значит, вполне можно взять за основу буквы южного диалекта, что-то изменить, может быть, добавить несколько новых букв, которые передадут звуки приуральского диалекта…
— Это очень большая работа! И ответственная. Если мы издадим книгу — первую книгу на северном диалекте, — то другие поэты и писатели моего народа будут воспринимать ее как эталон языка.
— Но это же здорово! — воскликнул я. — У вашего диалекта появится своя письменность, и у хантов будет целых два литературных языка! Не каждый народ может похвастаться таким богатством.
— Да, наверное, надо попробовать, — наконец согласилась Евдокия. — Мои собственные дочери не могут в школе учить стихи! Педагоги удивляются: стихи на родном хантыйском языке детям даются труднее, чем на русском! А все дело в разнице диалектов. Я показала учителям свои стихи, и сейчас их разучивают дети в нашей школе-интернате. Знаешь, Костя, ведь и в школе меня уже не раз просили издать книжку стихов для детей-хантов как учебное пособие…
— Значит, решено! — подвел я итог. — Я буду искать в Москве спонсора, а вы найдете специалистов — лингвистов, филологов, — которые помогут нам грамотно написать книжку на приуральском диалекте.
— И не только специалистов! Нужно еще поговорить со стариками, с бабушками, которые помнят чистый северный язык, знают красивые старинные обороты, пословицы…
— Верно! Евдокия, а ваши стихи не пробовали переводить на русский язык?
— Ну, кто же этим будет заниматься? — улыбнулась хозяйка. — Я сама, правда, пробовала что-то переводить, но стихи не получились — ни рифмы, ни размера. Так, перевод смысла, не больше…
— Евдокия, а можно мне попробовать? Правда, я совсем не знаю вашего языка, но если у вас есть подстрочники — это то, что вы сами уже перевели, — я постараюсь их обработать, чтобы получились стихи. И, если вам понравится, их можно будет напечатать, причем не только в местных газетах, но и в центральных! На русском языке читают и говорят сотни миллионов человек, и через вашу поэзию множество людей узнает о северных хантах, об их радостях и бедах…
— Хорошо, Костя, попробуй! — очень серьезно сказала Евдокия, и я заметил, как она взволнована. — Мне очень нравятся твои стихи, к тому же ты знаешь о жизни хантов не понаслышке. Сейчас я принесу свои записи…
Хозяйка вышла и вскоре вернулась с тоненькой тетрадкой, где аккуратным, почти школьным почерком были записаны ее стихи на русском языке: «Девушка ханты», «Авка мой пропал», «Переход через горы»… Я листал страницы в клеточку, и перед моими глазами вставала жизнь Евдокии: кочевки на Полярном Урале, встреча с любимым, рождение первой дочери, вечная смена времен года, сквозь которую тоненькой ниточкой тянутся караваны-аргиши оленеводов…
Я понял, что этой ночью заснуть мне не удастся. Забравшись в спальный мешок,
