Падает снег - Марьяна Куприянова
Когда Алексей еще только оканчивал школу, в их семье произошло большое горе – погибли родители. Самолет, на котором они полетели в командировку в Самару на два дня, потерпел крушение. Выжили несколько человек, Сергей уже не помнит, сколько конкретно, но точно помнит, что среди них был один пилот. Младшему на тот момент было семнадцать лет, старшему – двадцать три. Собственно, с момента трагедии прошло пять лет с копейками. Сергей тогда уже работал и мог обеспечивать и себя, и брата, тем более, Алексею год оставался до совершеннолетия, поэтому об интернате речи не велось. У меня слезы навернулись на глаза, когда Сергей стал рассказывать, как им тяжело приходилось первый год. Вдвоем. Только вдвоем. И больше – никого. И никто не поможет, ни материально, ни морально.
Громов-старший приносил заработок и практически тащил все на себе. Ему потребовалось два года, чтобы окончательно смириться с утратой и взять себя в руки. С Громовым-младшим все обстояло гораздо, гораздо хуже. Потеряв родителей, к которым был очень привязан, как и любой младший ребенок, Алексей стал совсем другим человеком. «Его просто взяли и подменили, – сказал Сергей, протирая увлажнившиеся глаза. – Я точно уверен, что его подменили». Замкнулся в себе, стал говорить не больше десяти слов в день, впал в глубокую депрессию, в общем, полный букет.
«Раньше у него была куча друзей, в школе он был душой компании, все учителя его любили как родного сына, – горько поведал Сергей. – Но эта авиакатастрофа… перевернула все с ног на голову. Я многое пытался сделать. Я хотел все изменить. Я хотел вернуть его, но…»
Но все было тщетно. Алексей не желал принимать реальность такой, какая она есть, и поэтому стал жить в той реальности, которая ему больше нравилась – компьютерных игр. Она отвлекала его от действительного порядка вещей. Отношения между братьями вконец испортились и так и не восстановились до сих пор. После школы Алексей поступил на геологический факультет, потому что этого когда-то хотели покойные родители. Сам же парень со школьной скамьи мечтал поступить на факультет информатики, хотя, по словам Сергея, никогда в этом особо не разбирался. Или просто не показывал, что разбирается, подумалось мне мимолетом. В общем, с горем пополам выучился на геолога и сидит второй год без работы. Шел учиться лишь в память о родителях, но не по собственному желанию. Переучиваться поздно, надо работать. Но и работать он не идет.
– Откуда же он берет деньги на проживание?
– Вот и я пытался узнать, – весь подобравшись, зашептал Сергей, но недоговорил и только развел руками.
– Как это? – не поняла я и на всякий случай глянула на дверь. Там никого не было.
– А не признается он, видишь ли. Сидит вроде дома, а деньги откуда-то есть. Наверное, через интернет что-то проворачивает. Хотя я ни разу не видел, чтобы он занимался чем-то, кроме видеоигр.
– Ничего не понимаю.
Сергей раздраженно махнул рукой. За окном пошел пушистый снег, ветер успокоился. Мы помолчали.
– Чтобы он нормально питался, я тоже не видел. Вон, как похудел, ключицы торчат. А был когда-то крупным, поджарым, девушки глаз не могли отвести. Но ты же понимаешь, я уже ничего не могу изменить… Никак не могу повлиять. Я несколько лет пытался, даже должность ему у нас выбивал, но он стал относиться ко мне, как к чужому человеку, хотя и видел, что я приношу деньги, я работаю сутками… что я себя не жалею ради него. Но перестал меня к себе подпускать. Плотно закрылся. И так – до сих пор. Завис где-то в своих мирах. Ни друзей, ни девушки, ни работы, ни нормальной жизни.
Сергей замолчал и принялся пить остывший чай, глядя вникуда отстраненным взглядом. Я сидела, закрывая мокрое от слез лицо ладонями. Мне было нестерпимо жаль Леху, ставшего вдруг таким родным и нуждающимся в помощи. Сергей неожиданно повернулся на меня, но, увидев слезы, успокаивать не стал, лишь сказал:
– Думаешь, мне не жаль? Я пять лет в таком состоянии живу, как ты сейчас. Хуже всего то, что когда пытаешься узнать, как у него дела, ничего ли ему не надо – смотрит, как на врага, и огрызается, что это не мое дело.
– Младшие дети всегда обвиняют старших, если что-то случается, – покивала я, успокаиваясь. – Это закономерно. Очухаться ему надо. Шоковая терапия. Чтобы в себя пришел, чтобы вспомнил, кто он такой, – у меня непроизвольно сжались кулаки. – Думаю, он до сих пор не смирился с их гибелью. Отворачивается от фактов, так ему легче. Я… по себе все это знаю.
– У тебя тоже погиб кто-то из близких?
– Нет, у меня все гораздо легче. Как-нибудь потом расскажу, ладно? Не хочу об этом сейчас, состояние не то, – попросила я.
– Конечно, Вер. Ведь это не последняя наша встреча, теперь-то я в этом уверен.
– И я уверена тоже. Пойду, – поднялась я, – в ванную. Умоюсь, приведу себя в чувство.
Сергей молча покивал.
Ледяная вода помогла. Нос у меня покраснел и распух, глаза блестели от влаги. Бедные, бедные парни. Надо что-то делать, надо им как-то помогать. Ведь не зря же кто-то свел дорожки наших жизней. Руки у меня чесались начать действовать, но с чего начинать, я пока не знала. Надо проложить тропинку доверия к Алексею, надо разворошить его, рассказать, что со мною было подобное, когда хочется жить не в настоящем, а в другом мире, где все хорошо, где нас не оставляют любимые и близкие люди. Надо объяснить ему, что, не принимая реальности, мы лишаем себя и настоящего, и будущего, а это очень, очень плохо, это все равно, что умереть. Надо рассказать ему, что как бы ни было тяжело, а время лечит, надо только позволить ему вылечить себя, надо самому захотеть…
Закинув волосы назад, я последний раз глянула в зеркало на свое решительное лицо и вернулась на кухню.
– Знаешь, Сережа, – начала я ласково, чтобы немного развеять его унылый вид, – я ведь когда-то была точно такой же, как Леха сейчас.
– Что ты имеешь в виду? – прокашлялся Громов-старший.
– Игры. Я имею в виду видеоигры.
– Не понимаю.
– Я геймер в завязке, – призналась я.
Да, знаю, большая часть сейчас скажет, что геймера в завязке не бывает. Геймер однажды – геймер навсегда. И все же я уже чуть больше года не просиживаю у компьютера
