Георгий Венус - Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)
Но над нами вновь загудело. И опять мы упали на землю, и опять из-за угла посыпались комья земли.
Потом все стихло...
- Да шевелитесь!..
Подпоручик Морозов стоял уже посреди двора. Держал на руках девочку. Штаны его были в крови. Красные широкие пятна все ниже ползли по грязному сукну и медленно опускались за голенища.
- Санитара!.. Да зовите санитара... Фельдшер!..- хрипло кричал подпоручик Морозов.
А со ступенек крыльца, в первый момент нами вовсе не замеченная, подымалась выбежавшая за девочкой колонистка. Встав на колени, она подняла на подпоручика Морозова бессмысленные, круглые глаза, потом вскочила, качаясь, подбежала к нему и вдруг, точно сразу же потеряв все нужные слова, нераздельно, по-звериному закричала.
...Наконец подбежали санитары.
У девочки были оторваны обе ступни.
-----------------
* Лизалотте!.. Лизлотт, назад! (нем.)
* * *
Звенели винтовки. Толкая друг друга, мы понуро шли к воротам. Около ворот лежала убитая свинья. Под живот ее тыкались розовые, веселые поросята.
- Равняйсь!
Когда мы пошли вдоль улицы, черная пыль неслась уже далеко за огородами.
- Еду, еду - следа нету; режу, режу - крови нету!..- Поручик Ягал-Богдановский засмеялся.
- Хороша загадка, а?.. Лодка, думаете?.. Никак нет,- первый Дроздовский полк... Ишь как пятки намазали!.. И отдохнуть не дают. Задержались бы где!..
Но от Гейдельберга до Васильевки отдыха не было. Не было и крупных боев. Отступив от Гейдельберга, красные защищались вяло, все глубже оттягиваясь к северу.
Васильевна встретила нас толпами баб.
- Эй, вы там!.. А мужики где?..- не слезая с подводы, крикнул командир офицерской роты, полковник Лапков.
- Угнали, родимый!.. Всех что ни есть угнали!.. Большевики, родимые, угнали, а куда - и не знаем вовсе!..
- Знаем эти песни! А камыши не пощупать ли? Пулеметом? А?.. То-то! Ну, марш по хатам! И чтоб борщом кормили! Поняли, бабы?
Прошло два дня.
...За Васильевкой опускалось солнце. Я сидел на камне возле дороги к горбатому мостику и смотрел, как над крышами хат кружатся голуби. Крылья голубей казались золотыми. Золотыми казались и верхушки тополей, в листву которых черными пятнами прятались скворечники. Под мостом в маленькой быстрой речушке, заросшей пыльной крапивой, поручики Кечупрак и Аксаев стирали белье.
- А может быть, вы, поручик, знаете, куда это ночью сегодня дежурный взвод ходил? - спросил меня поручик Кечупрак, выжимая воду из рыжей недостиранной рубахи.
- Третий? Нет, не знаю... А что, ходил разве?
- То-то оно и есть, что ходил...
Поручик Кечупрак выжал из рубахи последнюю воду и поднялся ко мне на дорожку.
- И, знаете,- вот это и кажется мне странным,- ведь увели его, знаете, тайком. И никто из них ни слова не говорит... В заставу, говорят, ходили, а какая там, к черту, застава, когда я великолепно знаю, что в заставу ходил поручик Барабаш со своей четверкой... Ну как, Аксаев, готово?
Поручик Аксаев стоял на коленях перед речкой и, засучив рукава гимнастерки, пытался поймать какую-то забежавшую на отмель рыбешку.
- Господа, темнеет,- сказал я.- Идемте!
Когда мы шли к нашим халупам, к северу от Васильевки неожиданно затрещали пулеметы. Мы ускорили шаг. Потом побежали.
Бой шел всю ночь. Иногда совершенно затихая, иногда вновь забегая в тишину тревожными пулеметными очередями.
Мы сидели на улице, курили, пряча огоньки за забором, и шепотом разговаривали. Разговоры кружились все около одного и того же: куда прошлой ночью ходил третий взвод и зачем он упрямо не отвечает на все наши вопросы?
- Не поймешь, истинное слово! - Подпоручик Тяглов плюнул на огонек папиросы, и, склонив голову, стал прислушиваться, как шипит окурок между его пальцами.- У меня там земляк есть, в третьем взводе. Тоже тобольский... Да и тот молчит... Дело это, видно, серьезное...
- Господа, мне кажется, если кто из нашего взвода и знает, то это только поручик Горбик.
- А и правда!
- Поручик Горбик! Поручик Горбик!
Но и поручик Горбик тоже только разводил руками.
- Да не знаю я, господа. Ей-богу, не знаю. Меня, господа, не звали.
- Ну, поручик, раз вас не позвали,- ерунда, значит!..- насмешливо сказал в темноте мичман Дегтярев.- Без вас уж не обошлись бы, поручик! Верно?
Поручик Горбик как раз закуривал.
- Может быть! - сказал он, подымая голову и, как всегда, ласково и по-детски улыбаясь.- А знаете, который у меня сейчас на счету? Нет?.. Триста двадцать первый...
К утру нам разрешили лечь. Не раздеваясь, мы легли тут же, около забора, подобрав к бокам винтовки и положив головы на сапоги друг к другу.
...А бой за селом все продолжался.
Утро было пасмурное. Накрапывал мелкий дождь.
Гру-дью под-дайсь!
Напра-во равняйсь!
пела офицерская рота,
В ногу, ре-бя-та, и-ди-те!
Мы уже перешли мостик и приближались к кустам за Васильевкой.
- Как? Как?..- опять закричал полковник Лапков.- Что?.. Что за пение! Не тянуть! Он-нан-низмом занимались? Не так!.. Не так вяло!.. От-тставить!
Гру-дью под-дайсь!
Отставить!
Гру-дью...
- Отставить!.. Поручик Зверев! Поручик Зверев, не болтать штыком,- два наряда! Подпоручик Морозов, вас за язык дергать?..
Гру-дью под-дайсь...
- Ах, так?.. Так?.. - хрипел уже полковник.- Так, значит?.. Бегом!
Гру-дью под-дайсь!
Напра-во рав-няйсь!
В но-гу, ребя-та, иди-и-те!
минут через десять, еще задыхаясь от бега, пела офицерская рота, подымаясь, наконец, на холмы.
По другую сторону холма, за кустами, лаял бульдог генерала Туркула.
Какой-то полковник в дроздовской форме, никогда прежде не виденный мною в полку, бегал вдоль шеренги выстроенных пленных. В руках он держал деревянную колотушку - из пулеметных принадлежностей.
- Кто, твою мать?.. Кто, твою мать?.. Кто, твою мать?..- кричал полковник, быстро по очереди ударяя колотушкой по губам пленных.
- Кто, кто, кто?..
Добежав до левофлангового, полковник обернулся.
- Не говорят, ваше превосходительство.
- Нет? - спокойно улыбаясь, спросил генерал Туркул, подходя к пленным вплотную.- А ну, посмотрим! - И, размахнувшись, он ударил кого-то наотмашь и закричал уже на все поле: - Нет?.. Выходи тогда!.. Нет, не ты, твою мать!.. Ты выходи, рыжий!.. Рас-стре-ляю!.. Ага?.. Просить теперь, хрен комиссарский!.. А ну?.. Где коммунисты?.. Где комиссары?.. Показывай! Рас-стреля-а...
Рыжий красноармеец побежал вдоль строя. За ним, сорвавшись с места, кинулся криволапый бульдог. За бульдогом - Туркул.
...Дождь моросил все сильнее и сильнее. По подбородкам пленных текла бледно-розовая, замытая водою кровь.
- Этот!.. Этот!..- испуганно тыкал пальцем на кого попало рыжий красноармеец.- Этот!.. И вот этот!.. Этот!.. Этот!..
Офицерская рота стояла в оцеплении.
Опустив голову, я смотрел на сапоги. Стоящий возле меня поручик Кечупрак тоже смотрел в землю. За ним, закрыв глаза и облокотясь на винтовку, стоял поручик Аксаев. Поручик Ягал-Богдановский держал голову прямо. Лицо его горело.
- Этот!.. И этот вот!.. Этот!..
Потом из оцепления вызвали поручика Горбика. Поручик Горбик еще на ходу зарядил винтовку. Заряжая, он улыбался...
- ...Сорок семь, ваше превосходительство!
- Пять бы десятков следовало!.. А ну?.. Твою мать, да показывай!.. Катись колбасой, твою... Рас-рас-стре...
- Товарищи! Да не виновен!.. Товарищи...
- Ей-богу...
- Господа!.. Бра...
- Ей-богу вот!..
- Бра-аттцы!..
И опять раздались три выстрела. Подряд.
...Тяжело переваливаясь на кривых лапах, вдоль оцепления прошел бульдог. В зубах у "его болтались клочья чьих-то штанов.
- Убирать не стоит! Мужики уберут.
И генерал Туркул отошел в кусты, чтоб оправиться.
Вечером наша хозяйка готовила яичницу.
Солома под сковородою ярко вспыхивала, бросая на стены желто-красные, быстрые тени. Сало шипело и брызгало. Откинув голову далеко назад, хозяйка стояла перед огнем почти неподвижно и, казалось, была так же недоступна огню, как и офицерам, уже четыре дня подряд пытающимся заменить ей "уведенного" красными мужа.
- Слушай, молодая, а как ты... насчет выпивона?..- спросил ее поручик Пестряков, когда солома наконец догорела и тяжелая круглая сковорода в руках хозяйки медленно поплыла к нам на стол.
- Если б раздобыла маленько, уважила бы нашу компанию. Как?
- Чего зеньки выпучил? Куда ставить-то буду? Тарелку подставь, что ль?
Хозяйка смотрела на нас из-под надвинувшейся на брови хустки.
- Молодая, а злющая!..- улыбнулся поручик Ягал-Богдановский.- Ну ее к черту, господа! Дура!.. В другое время и смотреть бы не стали, а она... фордыбачится!
В это время в хату вошел мичман Дегтярев.
- Господа, в полку не ладно что-то!
- Опять?
- Что такое?
- Да вот опять третий взвод куда-то отправили...
- Ну-у?..
- И не просто, господа,- с пулеметами... Я проследить думал, да прогнали меня... И что за время, черт рога сломит!..
- Говорят, господа, куда-то и четвертую роту повели. Подпоручик Тяглов разрезал яичницу и, нагнувшись, сопел над самыми желтками.
