Тимофей Алешкин - За семнадцать дней до апpельских календ

Тимофей Алешкин

За семнадцать дней до апрельских календ

Год правления консулов Гая Юлия Цезаря и Марка Антония, от основания Города семьсот десятый. День мартовских ид, от начала месяца пятнадцатый. Город Рим.

Брут в который раз потрогал через мягкую ткань спрятанный на теле меч. Заметив взгляд Кассия, криво усмехнулся и слегка пожал плечами. Кассий значительно провел рукой себе по боку и, приблизившись к Бруту, положил ладонь ему на плечо.

— Во имя Юпитера, Марк, успокойся. Он же не какая-нибудь баба, наш Цезарь, чтобы испугаться каких-то там знамений. Он придет, — лицо Кассия расплылось в широкой ухмылке.

Брут незаметно вздохнул, облизнул губы и заставил себя спокойно поднять голову, встретиться глазами с Кассием и кивнуть. «Боги, как он спокоен… как все они спокойны. А я опять даже не мог уснуть… А Децим был с ним вчера у Лепида — и вот стоит и смеется».

Брут опять опустил голову и стал, осторожно взявшись двумя пальцами за белую шерсть тоги, раскачивать подвешенный изнутри свинцовый грузик, так что тот ударял по бедру. Привычное движение немного успокоило его. «Подойти, обнажить меч… Хватит об этом! Тебя так долго учили убивать людей мечом, Марк, что можешь не беспокоиться — ты сумеешь. Лучше повторить речь. Квириты! Тиран мертв! Мы возвращаем вам долгожданную свободу, которой ваши и наши предки добились… ваши и наши… это ты будешь гладиаторам[1] говорить? Нет, неправда, сенаторы поддержат, и народ тоже… Его же все ненавидят… Ведь писал же кто-то на кресле „Ты не Брут“…» Вдруг он понял, что Кассий что-то говорит ему, и несколько раз утвердительно кивнул. Кассий не может ошибаться, он всегда говорит правильно.

В середине их группки вдруг возник Попилий Лена. Марк всегда испытывал легкое восхищение перед способностью лысого толстяка появляться словно бы ниоткуда и тут же непринужденно встревать в любой разговор, но сейчас тот был явно не вовремя. «Идемте, — громко шепнул Лена, обдав Марка волной острого запаха лука изо рта, — идите же за мной». Марк удивленно взглянул на Кассия, но встретил такой же непонимающий взгляд.

Вслед за Леной они отошли за скамьи. Толстяк торжественно развернулся к ним.

— Я все знаю.

Сердце Марка подпрыгнуло и забилось часто-часто. Наверное, он побледнел, потому что лицо Попилия стало испуганным и он заговорил очень быстро.

— Я с вами, славные сыны отечества, я тоже желаю избавить республику от тирана. Торопитесь же, и да будет к вам благосклонна Фортуна, — он ушел также быстро, как появился, унеся с собой луковую вонь. Марк прислонился спиной к холодной колонне. Рядом шумно вздохнул Гай. Молча они постояли так немного. Цезаря все не было.

«Последний день — и прочь отсюда. Как они мне надоели, все эти кислые морды в сенате. Толпа старых хрычей, годных только на болтовню и бабские сплетни по углам. Катон был единственный достойный из них — больше таких нет. Марс, как просто было у предков — исполнилось шестьдесят лет — и в Тибр. Только вот нам так нельзя. Нам, оказывается, вообще много чего нельзя… И к этому ты стремился, Цезарь? Диктатор… Уговаривать каждый день кучку ворчливых стариков согласиться с прописной истиной и слышать шепот за спиной? А дома ждет Кальпурния… в плакальщицы бы ее. И развестись нельзя… пока».

Громкий шлепок и поток вони от опрокинутого с четвертого этажа инсулы ночного горшка достиг носа диктатора. Цезарь слегка поморщился и отвернулся.

«А как она хотела сегодня меня оставить дома! Знамения, выдумает же такое! И кто же на небесах, интересно, на меня ополчился? Марс? Юпитер? А может, Венера?» — Цезарь фыркнул. Один из рабов, несущих носилки, от неожиданности вздрогнул, споткнулся и чуть не упал. Носилки слегка качнуло. «Вот этого, справа, придется заменить — слишком нервный. Сказать Виндексу. Хотя зачем они теперь? Ведь завтра — в поход. Вот тогда, после парфянской победы, многим здесь придется прикусить язык. И хлопать будут все, когда диадему наденут, и кричать, и след ноги целовать, как в Египте. И сын подрастет… Клеопатру надо отослать обратно в Александрию, к легионам. Нечего ей здесь без меня делать — одной ей в Городе опасно. Антоний предан, но слишком уж прост — эти обманут и не такого. Как здесь шумно — прямо как при Бибракте».

Люди на форуме, увидев носилки с Цезарем, расступались, кричали: «Цезарь!», «Слава!», махали руками. Молодой отец поднял сына на плечи — посмотреть на Цезаря.

Наконец рабы подошли к театру Помпея. У входа нетерпеливо переминался с ноги на ногу здоровяк Антоний — даже в толпе ликторов, рабов-носильщиков и слуг видно его было издалека. При виде Цезаря он радостно заулыбался и пошел навстречу носилкам.

— Приветствую, Цезарь! Здоров ли ты?

— Приветствую, Марк! Все в порядке, это была просто слабость вчера. Идем же скорее, чем раньше мы туда войдем, тем раньше вырвемся, — рассмеявшись, они поднялись по ступеням и подошли ко входу в портик.

Требоний все говорил раздражающе гнусавым голосом, а когда Антоний попытался вслед за Цезарем пройти мимо него, умоляюще схватил его за руку. Сзади прервался разговор ликторов. В спину смотрели. «Ах, я же теперь консул. И должен всякого болтуна выслушивать. Ладно, Требоний, послушаем. Поместье брата? Помочь в суде?! Он что, не видит, с кем разговаривает?» Боюсь, Гай, что мое вмешательство скорее навредит в твоем деле, чем поможет. Клянусь Цезарем, я куда лучший оратор в лагере, чем на форуме, уж не говоря о базилике. Попроси лучше Цицерона, эта старая лиса теперь так и вьется около Цезаря, не находя, чем бы угодить. Его нет сегодня? Тогда… Из глубины портика донеслись возгласы, топот ног. В неожиданном прямом взгляде Требония вдруг сверкнуло торжество. «Цезарь! Что они делают? Кто…» — рука скользнула по одежде в бесполезной попытке найти меч. Крики в портике все громче. «Один. Что делать? Ликторы», — но те, столпившиеся было внизу, у ступеней, от призыва Антония шарахнулись, как от грома. Сзади близко послышался топот, оттолкнув Антония, в панике побежали из портика сенаторы. Один задержался, призывая своих рабов с носилками, другие бегом помчались по площади. Требоний куда-то вдруг пропал. Антоний, лицом к выходу, шагнул назад, оступился, чуть не упал. Кажется, он что-то кричал. Мимо бежали все новые люди в белых тогах с красной каймой… а этот уже и в крови… и этот. Кто-то выскочил с мечом в руке. За ним другие. «Рекс. Лигарий. Аквила. Кассий. Альбин. „Тиран мертв! Свобода!“ Мертв?! Они его убили! Цезарь, почему? За что? О, мой Цезарь…» Люди с мечами, в забрызганных кровью тогах один за другим выходили из портика. Они собрались в группку, кричали, потрясая оружием. Один из них вдруг опустил меч на плечо бежавшего мимо седого сенатора. Наверное, он хотел ударить плашмя, но меч скользнул и рассек руку старичка. Брызнула кровь. Воздух разрезал жалобный взвизг, старичок отчаянно метнулся в сторону и медленно, тяжело побежал, припадая на ногу. Антония не замечали — он стоял в стороне. Он повернулся и нетвердой походкой пошагал прочь.

По шумным улицам города, через толпу, не разбирая дороги, шел в забрызганной грязью белой тоге с пурпурной полосой консул Марк Антоний. Люди удивленно затихали и расступались перед ним. Антоний что-то неразборчиво бормотал, закрывшись ладонями. Иногда он поднимал лицо к небу и кричал: «Цезарь!» По щекам его текли слезы.

Цицерон так и не пошел сегодня в сенат. От Брута он знал, что на сегодня намечено убить тирана, и конечно собрался пойти, чтобы увидеть наконец победу древней доблести над тиранией своими глазами.

Выходя из дома утром, он в задумчивости остановился у дверей. Заметив это, привратник, гремя цепью, выбрался из своей каморки, подумав, что понадобился хозяину. Хозяин, наклонив седую голову, стоял в воротах. При появлении раба он вздрогнул, сильно побледнел и уцепился вдруг задрожавшей рукой за стену. Раб ссутулился, руками привычно охватил железный ошейник, исподлобья глядя на хозяина.

— Иди… иди, — слабым голосом выдавил хозяин. Этот раб… как там его зовут… неожиданным появлением у порога отчего-то напомнил Цицерону о посетителях, пришедших к нему в дом много лет назад. Перед ним как наяву вновь предстал Луций Варгунтей, нервно потирающий большие белые руки, за ним — Катилина с его мрачным, насквозь пронзающим взглядом бешеных черных глаз, потом мерзко ухмыляющийся Клодий с мечом… что-то сдавило грудь… нет, сегодня он никуда не пойдет. Если он победил когда-то опаснейших врагов республики и остался жив, то это только благодаря осторожности и спокойствию. А сегодня в сенате и так будет достаточно людей… настоящих римлян, готовых убить тирана. Вот так. И дышать стало легче.