Михаил Волконский - Ищите и найдете
— Все-таки он был поручен иезуитами?
— Они мало заботились о нем и, может быть, ничего не имели бы против, если бы его не стало. С этой стороны Авакумов не тревожился и знал, что ему никаких хлопот не будет. Он действовал, вполне уверенный, что его дело останется безнаказанным… Но тут явился к нему я…
— А-а! — проговорил со вздохом облегчения Варгин. — Так он до тебя начал выбирать кровь из этого молодого человека?
— Да. Я явился к Авакумову под видом доктора, который готов помогать ему в его операциях, иначе я не мог бы иметь доступа к его жертве и спасти ее из рук Авакумова.
— И ты все-таки добровольно проделывал впрыскивания старику кровью живого человека?
— Да, потому что это было не только полезно, но необходимо именно этому живому человеку. Слыхал ты когда-нибудь о системе лечения доктора Месмера?
— Слыхал! — ответил Варгин.
— А знаешь, в чем она состоит?
— В магнетизме.
— В магнетизме, это правда! Но есть много способов, чтобы применять его, и вот один из таких способов состоит в следующем: больного гипнотизируют, то есть заставляют его заснуть, внушая ему сон ясновидения, и в этом ясновидении он сам называет свою болезнь и сам указывает средства к ее излечению, так что врачу остается только тщательно и неуклонно применять эти средства. В парижской клинике был уже случай, когда больной чахоткою предписал себе кровопускания столь частые, что он находился в таком же состоянии, в каком находится теперь молодой человек, которого ты видел. Доктора-академики сильно сомневались в благополучном исходе, и только один молодой последователь Месмера взял на себя всю ответственность и продолжал делать кровопускания, время от времени гипнотизируя больного и спрашивая его указаний. Больной ослабел до полного истощения, и, когда потребовал еще нового кровопускания, самый ярый последователь Месмера усомнился, хотя все-таки исполнил требования больного. И больной не только оправился от бессилия, но и выздоровел вполне от своей болезни. Этот факт засвидетельствован официальными врачами парижской клиники и удостоверен печатно.
Трофимов достал из шкафа книгу, перелистал ее и показал печатный протокол, подписанный парижскими врачами и подтверждающий его слова.
— Не будь этого свидетельства, — продолжал он, — я, может быть, не решился бы произвести такой рискованный опыт. Но случай в парижской клинике показал целесообразность такого лечения. Когда старик Авакумов, приняв меня в свои сообщники, допустил меня к молодому человеку, я попросил оставить меня с ним и, легко вызвав у него сон, спросил, чем мне лечить его от кровопусканий, которые делал ему Авакумов до меня. Больной отвечал, что от кровопусканий ничем лечить его не нужно, но что они сами составляют для него лечение, и только они могут спасти ему жизнь. Больной потребовал, чтобы они продолжались. Тогда, вместо того чтобы тем или другим способом вырвать молодого человека из рук Авакумова, я оставил его в заключении и, вспомнив парижский случай, смело продолжал делать кровопускания, наполняя свежею кровью шприц и впуская ее Авакумову, как он сам требовал этого. Я знал, что Авакумов отравляется зараженною кровью, уговаривал его перестать, но тот настаивал, вместе с тем ища для себя другой жертвы, то есть сильного и крепкого молодого человека. В безумстве своем Авакумов заманил к себе в подвал…
— Молодого Силина? — подсказал Варгин. — Так вот для чего запер его Авакумов? Вот подлец!
— Но Силин был выпущен согласно моим указаниям, — сказал Трофимов.
— Так это ты послал молодую девушку, чтобы она освободила его?
Теперь Варгин, освобожденный от гипноза, восстановил в своей памяти всю историю с молодой девушкой и все, что относилось к ней.
— Да, я ее послал, — подтвердил Трофимов. — Старик был страшно взбешен этим, но волей-неволей должен был довольствоваться "пациентом доктора Герье", как он называл молодого человека, после того как показывал его доктору Герье с целью купить у того яд. Когда Герье был у Авакумова, молодой Силин сидел в подвале. Сегодня больной назначил себе последнее кровопускание, и как раз оно совпало с последним требованием безумного старика. Я исполнял здесь волю судьбы, и не в моей власти было изменить ее. У старика Авакумова началась агония, с ним уже кончено, и теперь надо употребить все старания, чтобы поддержать угасающую жизнь молодого человека и дать его натуре возможность повернуть на полное выздоровление. Сегодня целый день мне нужно не отходя следить за больным, но не знаю, хватит ли у меня на это сил… Если же я ослабею, тот не выживет.
— Может быть, я могу помочь? — наивно предложил Варгин.
— Нет, милый! — улыбнулся Трофимов. — Ни тебе, ни кому другому не помочь! Тут нужны долгая подготовка и особенная сноровка!
— Так что тебе заменить себя некем?
— В том-то и дело что нет! — сказал Трофимов. — И вся ответственность лежит на мне одном.
LXV
Грубер с Пшебецким просидели до позднего вечера, и, наконец, Иосиф Антонович уехал, стараясь казаться как можно спокойнее, но на самом деле порядочно-таки встревоженный; он положительно недоумевал, что могло случиться с Варгиным и отчего тот не пришел.
Конечно, Пшебецкий прямо от Грубера отправился в дом к Авакумову.
Там входные двери на подъезде были отперты настежь, и у крыльца стояли несколько чуек, а впереди них купеческий кафтан в картузе.
— Что это такое? Кто это? — спросил Пшебецкий, слезая с извозчика.
— Гробовщик! — ответил кафтан.
— Гробовщик? — удивился Иосиф Антонович. — Кто же умер здесь?
— Сам хозяин этого дома, — ответил гробовщик, — изволили преставиться в Царствие Небесное.
Пшебецкий быстро взбежал на крыльцо.
Большой зал авакумовского дома, обыкновенно и прежде мрачный, теперь принял неприглядно тяжелый вид.
Шторы были спущены, зеркала завешены простынями, а посреди, на покрытом белой скатертью столе, лежало тело старика Авакумова, освещенное четырьмя восковыми свечами, стоявшими вокруг стола.
Пшебецкий только заглянул в зал и повернул в столовую, ища кого-нибудь, потому что, кроме двух лакеев в сенях, ему не попалось ни живой души.
Казалось, весь верхний этаж этого дома был пуст и люди разбежались отсюда, и только мертвый отвратительный старик лежал на столе в огромном зале.
Пшебецкий прошел коридор, осмотрел несколько комнат, заглянул в официантскую — никого!
Ему стало жутко. Когда он шел назад по коридору, ему послышалось, что кто-то идет за ним сзади, и было мгновение, что он не решался обернуться — такой внезапный панический страх безотчетно овладел им. И, ускорив шаги и не оглядываясь, он вернулся в столовую, не сомневаясь уже теперь, что за ним шли.
В столовой Пшебецкий обернулся наконец и увидел сзади себя Крохина, который, склонив голову набок, спокойно и просто глядел на иезуита.
— Это вы? — вздрогнув, воскликнул Пшебецкий, узнав Крохина. — Отчего тут нет никого?
— Как нет? Я все время за вами хожу, — ответил Крохин, — это вы бежите из комнаты в комнату, так что и не остановишь вас.
— Немудрено! Побежишь! — отрывисто заговорил Пшебецкий. — Эта смерть совершенно неожиданна… я никак не думал найти его на столе, и вдруг…
— Он несколько дней уже был болен! — пояснил Крохин. — Смерть совсем не неожиданная.
— А кто его лечил?
— Доктор.
— Какой?
— Доктор Трофимов.
— Отчего же он умер?
— Не знаю! — пожал плечами Крохин. — Это дело доктора…
— Вот именно, — подхватил Пшебецкий, — мне желательно было бы повидать этого доктора!
— Поезжайте к нему или пригласите его к себе.
— А как его адрес?
Крохин подробно объяснил, где находится дом, в котором живет Трофимов.
— Как же он умер? — продолжал спрашивать Пшебецкий.
— Как умер? Отдал Богу душу, да и все тут.
— Ну, а теперь Трофимов был сегодня здесь?
— Был.
— Задолго до смерти?
— Нет, не очень… часа за два, пожалуй. При докторе началась агония, причем он сказал, что все кончено, и уехал.
— И тут ничего не случилось?
— То есть что случилось? Когда?
— А вот когда был тут доктор Трофимов?
— Нет, кажется, ничего.
Иосиф Антонович двинул рукой, должно быть, в знак выражения своего нетерпения. Он глянул прямо в глаза Крохину, и взгляд Иосифа Антоновича красноречивее слов сказал: "Не верю, тут должно было что-нибудь произойти, только ты сказать мне не хочешь".
Крохин, не сморгнув, выдержал его взгляд и потом скромно опустил голову.
"Я заставлю тебя говорить", — думал Пшебецкий и протянул к Крохину руки.
Но тот улыбнулся, покачал головой и сказал:
— Напрасно, брат Иосиф, со мной ничего не выйдет, я не подчинюсь вашему влиянию.
— Как не подчинишься? Как не выйдет? — запальчиво почти крикнул Пшебецкий, с силой тряхнул руками и всем существом своим сказал повелительно: — Спи!
