Антон Чехов - Том 23. Письма 1892-1894
Будь здоров. Пиши из своей Америки.
Твой А. Чехов.
Суворину А. С., 5 февраля1893*
1277. А. С. СУВОРИНУ
5 февраля 1893 г. Мелихово.
5 ф.
Отец болен; у него сильная боль в спине и онемение пальцев — не всегда, впрочем, а припадками, на манер грудной жабы. Он философствует и ест за десятерых, и нет никаких сил убедить его, что лучшее для него лекарство — воздержание. Вообще я в своей практике и в домашней жизни заметил, что когда старикам советуешь поменьше есть, то они принимают это чуть ли не за личное оскорбление. Нападки на вегетарианство и, в частности, буренинские походы на Лескова* кажутся мне очень подозрительными в этом смысле. Если бы Вы стали проповедовать рис, то Вас подняли бы на смех. И, я думаю, смеялись бы только обжоры.
У меня, голубчик, беда — у сестры что-то вроде тифа. Бедняга заболела в Москве. Когда я привез ее домой, она совсем осипла, захирела, 40°, боль во всем теле, тоска… Я возился с ней две ночи. Она стонала: «я умираю!», и это приводило в ужас всю мою фамилию, особенно мать. Была минута, когда казалось, что Маша сейчас умрет. А теперь у нее вот уже четвертые сутки сильно болит голова, так что пошевельнуться больно. Нет ничего тяжелее, как лечить своих. Делаешь всё, что нужно, а каждую секунду кажется, что не то делаешь…
Аттестат мой — не знаю где, а паспорт у меня дома*. Когда понадобится, могу прислать удостоверение, что я лекарь. Но погодите до конца марта. В душу мою вкралась нерешительность. Между прочим, мне кажется теперь, что название «Чайка» не годится*. Блеск, Поле, Молния, Сундук, Штопор, Панталоны… это не годится. Назовем так: Зима. Можно и Лето. Можно Месяц. А не назвать ли просто Двенадцать?
В янв<арской> книжке «Труда» напечатана пьеса Мережковского «Прошла гроза»*. Если не хватит времени и охоты прочесть всю пьесу, то вкусите один только конец, где Мережковский перещеголял даже Жана Щеглова*. Литературное ханжество самое скверное ханжество.
Зачем Вы так суровы к Лессепсу и К°*? Французы жестокий народ; у них есть гильотина и из их тюрем выходят расслабленными идиотами; у них система устрашения, но и они находят приговор не в меру суровым*, или, по крайней мере, из чувства деликатности говорят, что приговор им кажется суровым. Лессепс и К° слетели с высоты, уже осуждены и поседели в одну ночь. По-моему, лучше снести упреки в излишнем сантиментализме и в неполитичности, чем рисковать быть жестоким. У Вас проскочила одна телеграмма воистину жестокая. 5 лет тюремного заключения, лишение прав и проч. — это высшая мера наказания, удовлетворившая даже прокурора, а в телеграмме: «Мы находим это слишком снисходительным». Силы небесные, что же нужно? И для кого нужно?
Солнце светит вовсю. Пахнет весной. Но пахнет не в носу, а где-то в душе, между грудью и животом. Ночью холодно, а днем с крыши каплет.
Астрономка* в Петербурге, с чем и имею честь Вас поздравить. Желаю, чтобы она пришла к Вам и просидела восемь часов. Она хочет куда-то поступить учиться, и подруга ее докторша* верит, что из нее выйдет большой толк.
Если в самом деле поедете за границу и увидитесь там с Плещеевым, то скажите ему, чтоб он купил мне полдюжины стульев. Не отстану, пока не купит. Стулья мне не нужны, а нужно, чтоб он чувствовал. Наведите также справку насчет девственности.
Я, живучи у Вас, пополнел и окреп, а здесь опять расклеился. Раздражен чертовски. Не создан я для обязанностей и священного долга. Простите сей цинизм. Прав тот доктор, мой товарищ по гимназии*, мною забытый, который неожиданно прислал мне из кавказской глуши письмо; он пишет: «Все лучшие интеллигенты приветствуют переход Ваш от пантеизма к антропоцентризму». Что значит антропоцентризм? Отродясь не слыхал такого слова.
Я продолжаю курить сигары.
Непременно скажите Анне Ивановне, что я ей кланяюсь, а то она говорила, что в своих письмах к Вам я обыкновенно отделываюсь общим местом — «поклон всем Вашим». Ей нижайший поклон и благодарность за гостеприимство, которого я никогда не забуду. Отлично я у Вас пожил.
Да хранят Вас небо, солнце, луна и звезды. Пишите.
Нового ничего нет. Всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Чехову Ал. П., 6 февраля 1893*
1278. Ал. П. ЧЕХОВУ
6 февраля 1893 г. Мелихово.
6 февр.
Благодарю тебя, Сашечка, за хлопоты*. Когда я буду действ<ительным> статским советником, то за теперешние твои старания разрешу тебе обходиться со мною без чинов, т. е. не называть меня вашим превосходительством. Я готов ждать еще месяц, ибо срок моему паспорту — 21 февр<аля>, но ждать дольше не намерен. Скажи Рагозину*, что если к 1-му марта он не пришлет мне паспорта, то я напишу в Таганрог Вукову.
У нас не совсем благополучно. Буду писать по пунктам:
1) Болен отец. У него сильная боль в позвонке и онемение пальцев. Всё это не постоянно, а припадками, на манер грудной жабы. Явления, очевидно, старческие. Нужно лечиться, но «господа кушают» свирепо, отвергая умеренность; днем блины, а за ужином горячее хлебово и всякую закусочную чепуху. Говорит про себя «я параличом разбит», но не слушается.
2) Больна Маша. Неделю лежала в постеле с высокой температурой. Думали, что тиф. Теперь легче.
3) Я болен инфлуэнцей. Бездействую и раздражен.
4) Породистая телушка отморозила себе уши.
5) Гуси отъели петуху гребешок.
6) Часто ездят гости и остаются ночевать.
7) Земская управа требует от меня медицинский отчет*.
8) Дом местами осел, и некоторые двери не закрываются.
9) Морозы продолжаются.
10) Воробьи уже совокупляются.
Впрочем, последний пункт можешь не считать. Впрочем, сядь за стол и, ковыряя в носу, подумай о безнравственности воробьев. А если не хочешь, то не нада.
Фотографии передал по назначению. Но так как у нас в доме все комоды и окна завалены фотографиями, то подарок твой не произвел ровно никакого впечатления. На этом свете я считаю самыми бесполезными два занятия: выпиливание и фотографию.
Передай Николаю и Антону следующее. Бабушка и тетя Маша сказали, что если они будут хорошо учиться, учить наизусть молитвы и стихи, и если они не будут обижать Мишу и друг друга, то в Великом посту им будут присланы подарки. В случае же если Наталья Александровна напишет нам, что они ведут себя не так, как подобает детям губернского секретаря, то они получат кукиш с маслом. Грудь у Антона куриная и гимнастика для него необходима. Жить с такою грудью нельзя.
От инфлуэнцы у меня в голове и на душе пасмурно. В доме лазаретное настроение.
Поклон Наталье Александровне вместе с пожеланием всего хорошего — денег, покоя и здоровья. Детям и Гагаре* тоже поклон.
Будь здрав.
Твой А. Чехов.
Лейкину Н. А., 7 февраля 1893*
1279. Н. А. ЛЕЙКИНУ
7 февраля 1893 г. Мелихово.
7 февр.
Добрейший Николай Александрович, спешу ответить на Ваше письмо.
Я никого не предупреждал о своем отъезде, иначе бы я до сегодня не уехал из Петербурга. А я очень и очень кстати уехал. Я уже писал Вам о болезни моего отца. У него боль в позвонке и при этом онемение рук; пальцы белеют до цвета мертвечины и совершенно теряют свою чувствительность, а руки немеют и слабеют, да и вообще во всем теле слабость и чувство упадка. Боль бывает не постоянно, а припадками, на манер ангины. Итак, об отце я уже писал Вам. Но ничего, кажется, не писал о сестре. В Москве я застал ее уже больною, а когда вез домой, она уже осипла до полного безголосия, 40°, боль в конечностях и проч. Как Вам сие понравится? Сначала я думал, что это тиф, ибо были предлоги для заражения сыпным тифом; я боялся и не спал ночей, но теперь, слава создателю, температура упала до 38° и я слышу жалобы на одну только головную боль.
Настроение в доме не масленичное, а лазаретное. Погода хорошая, но ее почти не чувствуешь.
Когда приедете в Москву на второй неделе поста, то наведите обо мне справку у брата Ивана, который живет на Новой Басманной в Петровско-Басманном училище (около части). Ежову известен этот адрес. Брат скажет Вам, где я и как ко мне проехать. Если же в ту пору и я буду в Москве, то поедем в Мелихово вместе*. Примечание: каждую пятницу сестра, которая живет у брата, ездит ко мне. Вот бы Вы с ней вместе. По пятницам мои лошади бывают на станции, да и при сестре дома бывает как-то сытнее и веселее. Думаю, что на второй неделе она будет уже здорова. В февр<альской> книжке «Русской мысли» появится моя повесть, если только ее не вырежет цензура. Сейчас сижу и пишу, но не повесть, а медицинский отчет за прошлый год*, которого я еще не сдал.
