Доктор, не споткнитесь о поребрик! - Жанна Юрьевна Вишневская
* * *
Старик держал на ладони рыжеватый волос. Месяц Рекса нет, а шерсть все равно везде. И жаловаться не на что, пес прожил с ним около четырнадцати лет, что для больших собак почти нереально. Рекс словно боялся оставить хозяина одного. И ушел тихо, во сне, не мучаясь. Светлая смерть, легкая. Всегда лучше, когда хозяин переживает собаку, страшнее, когда наоборот. Старик вздохнул.
Рекс был найденышем. Старик и не думал заводить питомца, но однажды ждал бригаду скорой с вызова и увидел на помойке грязного, облезлого щенка. Взял в кабину, накормил своим бутербродом, так и проездил со щенком всю смену. Думал, на станции отдаст кому-нибудь, а пока кружили по городу от одного вызова к другому, решил себе оставить. Маленького Рекса возил с собой в кабине. Нельзя, конечно, с собакой на скорой, но бригада не сдавала. А потом уже пес дома ждал с дежурства. Теперь старик остался совсем один.
Надо перебираться к сестре, раз зовет. Не оставаться же одному в городе. Пока был Рекс, он и не думал о переезде. Теперь пора. Сначала поедет, посмотрит, а там и решит. Старик поднял голову.
– Осторожно! Двери закрываются. Следующая станция – «Площадь Восстания», – произнес механический голос, и поезд плавно тронулся с места.
Перегон был коротким, но то ли встречный требовалось пропустить, то ли шли какие-то ремонтные работы, а поезд минут десять простоял в туннеле. Было очень душно, вентиляция не работала, люди ворчали, расстегивали пальто, снимали шапки.
Старик хоть и сидел, но почувствовал себя нехорошо. В глазах стояла муть, за грудиной давило, к горлу поднималась тошнота, по лицу тек холодный пот. Он распахнул пальто и сунул под язык нитроглицерин. В последние время приступы участились, и старик носил таблетки с собой. Немного отпустило. Наверное, он выглядел не слишком хорошо, потому что молодой человек в наушниках и с рюкзаком несколько раз покосился в его сторону.
Наконец состав дернулся и двинулся к станции. Народ стал подтягиваться к дверям, готовясь к выходу. Старик попытался встать, но тело не хотело слушаться. Пришлось схватиться за поручни, чтобы удержаться на ногах. Молодой человек отступил, освободив место, а толпа все напирала и напирала, чтобы побыстрее излиться из вагона.
Старик пытался продвинуться вперед, но споткнулся о чью-то сумку и чуть не упал. Сзади его поддержали. Он попытался благодарно улыбнуться, но, видимо, получилось не слишком убедительно, потому что парень в наушниках переложил рюкзак на другое плечо, подхватил старика под руку и довел до скамейки. Там что-то перекладывала в сумке женщина. Старик тяжело плюхнулся на скамейку, женщина пристально посмотрела, взяла за руку и пощупала пульс. Кажется, результат ей не понравился. Она покачала головой и что-то сказала молодому человеку.
Старик с равнодушным удивлением отметил, что не слышит их. Видит, как рот женщины открывается, а ни слова не разобрать, в голове какой-то нарастающий гул. Лица в толпе вдруг потеряли четкость, как будто он снял очки. Он даже провел рукой по глазам, но вдруг вспомнил, что он на улице никогда и не носил очков. Они нужны были ему только для чтения. «Наверное, надо сходить к глазному», – подумал он перед тем, как все окончательно заволокло туманом.
Боль нарастала где-то за грудиной, растекалась жаром по левому плечу и отдавала в челюсть. Рука онемела и не хотела слушаться. Старик сполз и повалился боком на скамейку, губы посинели, дыхание перехватывало, и он беспомощно открывал рот, пытаясь втянуть побольше воздуха.
Толпа текла мимо него, густая и мутная. Иногда он вдруг выхватывал чье-то лицо. Проскользнула девушка, которая читала, судя по обложке, медицинский учебник, он еще ее запомнил по брезгливому выражению лица. Парень, бросив рюкзак под скамейку, зачем-то рвал на нем рубашку, больно давил на ребра и, кажется, опять что-то кричал.
Некоторые останавливались, пытаясь помочь. Кто-то приложил к губам старика бутылку с водой, но жидкость стекала по щеке, не проникая через плотно сжатые зубы.
Люди звали врача. Но то ли никого не было, то ли никто не останавливался. Брезгливая девушка на секунду притормозила у эскалатора, но даже не обернулась. «Я же еще не настоящий врач», – подумала она и ступила на уходящую вверх гусеницу.
Старик лежал на скамейке, неловко подогнув ноги, он еще дышал, но женщина с сумкой качала головой, глядя на него. Она каждый день видела, как уходят люди, и понимала, что такое редкое дыхание – это начало конца. Юноша в наушниках еще пытался неловко делать искусственное дыхание и массаж сердца, все нажимал и нажимал на бесстыдно оголенную грудь, покрытую седыми волосами. В этой старческой наготе было что-то унизительное.
На мгновение старик открыл глаза. Как ни странно, боль начала отступать, пришли онемение и покой. И вдруг среди чьих-то ног он ясно увидел Рекса. Тот стоял и пристально смотрел на хозяина, потом отступил на шаг и обернулся, как будто зовя за собой.
Старик хотел сказать, что не может идти, но почувствовал, как его что-то поднимает и он даже не бежит, а летит за собакой. Все быстрее, быстрее парили они и наконец очутились на радуге. Едва касаясь ее, освобожденные от боли и страданий, старик и его пес вместе ушли в вечность.
Глава двадцать вторая
Тайны Гиппократовны
Старенькая нянечка сидела на топчане в больничном коридоре и, чтобы скоротать ночные часы, вязала. На этаже наконец все угомонились, прекратились стоны, крики, жалобы, беготня. Больница дремала в эти предутренние часы.
Спицы стучали друг о друга. Одна, две, три петельки. Рядок лицевыми, рядок изнаночными, нитка белая, нитка красная. Ажурное разноцветное вязаное полотно мягкими складками собиралось на коленях. Цвет холодный, цвет теплый, все переплетается в целое, как судьба. Как неоновый холодный свет операционной и теплое одеяло, которое вяжет нянечка, тоже вершительница судьб, потому что от ее заботливых рук зависит чья-то жизнь. Щелк-щелк, как часы, она отстукивает время до утра, когда из больницы потянутся те, кто отработал смену, а на их место придут новые, отдохнувшие и
