Доктор, не споткнитесь о поребрик! - Жанна Юрьевна Вишневская
Год пролетел быстро. Наденька уже вышла на работу, Танюшу в ясли отдали. Степан хоть и против был, но его зарплаты не хватало, а хотелось накопить на кооператив, чтобы уехать из двухкомнатной хрущевки с совмещенным санузлом. Хоть и родной был двор, Степан вырос в нем, черемуховый куст в окно второго этажа ломился, весной голова от запаха тяжелела. Надя все на мигрень жаловалась, окно закрывали, а голова не проходила. А потом зрение стало падать, да как-то резко. Сходили к врачу, он очки прописал, но долго глазное дно рассматривал, что-то ему там не понравилось. Отправил к районному невропатологу, та отмахнулась, сказала, ничего страшного. А потом Наде все время стал запах тухлой рыбы мерещиться. Уж и мыли квартиру, и перебрали всю посуду, а она до тошноты мучилась. Пошли к участковому, та напрямик спросила:
– А вы не беременны ли, голубушка?
Надя смущенно замахала руками. Какое там, нет!
Стали анализы делать – все хорошо.
Пока однажды Степан домой не вернулся. Звонит в дверь, не открывает никто. Слышит: Танечка плачет. Дрожащей рукой долго в замок попасть не мог, нашел Надю на полу в глубоком обмороке. А Танечка по ней ползает. Скорая увезла Надю в больницу. Там обнаружили в голове опухоль, направили в городскую нейрохирургию. Хирург только головой покачал. Нет. Опасное место, даже если прооперировать, то все равно ни движение, ни речь не восстановятся.
Болезнь резко прогрессировала, Надю парализовало. Предложили в дом для хроников, но Степан отказался, на руках внес неподвижную жену на второй этаж. Хорошо, что летом детей увезли в загородный садик. По выходным он просил соседок посидеть с женой, а сам ездил к дочке. Приносил в кульке конфеты. Танечка закладывала карамельку за щеку и спрашивала про маму.
Лета Надежда не пережила.
– Отмучилась! – шептались соседки. – А может, и к лучшему? Через пару недель дочка из садика приедет, как Степан справлялся бы с обеими?
Похоронили в платье с кружевным воротничком. Только в этот раз оно велико оказалось.
С тех пор Степан остался с дочкой один. Научился варить суп, делать какие-никакие котлеты, по выходным долго и тщательно мыл полы. Танечку на пятидневку не отдал. Когда вечером укладывал ее спать, то пел ей одну и ту же песенку:
– Танечка, деточка! Детка хорошая.
Танечка будет спать, малая будет спать!
А потом долго сидел на кухне и пустыми глазами смотрел в окно. Стал выпивать, но немного, только чтобы приглушить боль.
Танечка росла. Надо сказать, что соседи очень помогали: приносили вкусненькое, часто приглашали девочку к себе. Она выросла веселой, общительной, рано стала помогать по хозяйству: ходить в магазин, убирать, готовить.
Степана жалели, даже пытались знакомить с женщинами. Но он только махал рукой. О том, чтобы привести в дом новую хозяйку, даже самую добрую и хорошую, он и думать не мог.
Раз в месяц они ездили на кладбище и каждой весной сажали на Надиной могилке пахучие бархатцы или анютины глазки.
Раз в месяц Степан перебирал вещи жены, не выбросил ни одного платья, даже на туфли набойки поставил, ежегодно относил в химчистку Наденькину старую шубу и перекладывал ее сухими апельсиновыми корками от моли.
Таня все больше и больше напоминала ему покойную жену. И тем, как говорила, как поворачивала голову. Даже готовила она так, как ее покойная мама.
Таня выросла в хорошенькую девушку. Училась она легко. Не отличница, но все же было чем гордиться: несомненным талантом к литературе. Ее статьи печатали в школьной газете. Классная на родительском собрании всегда хвалила, и Степан приходил домой довольный и гордый.
Когда он ездил на кладбище один, то позволял себе долгие разговоры с покойной женой, советовался с ней. Потом это превратилось в привычку, и по вечерам, когда Таня ложилась, Степан ставил две чашки и вел долгие задушевные разговоры, отвечая за себя и покойную жену.
В выпускном классе Таня сказала, что хочет поступать в педагогический институт. Переговорив вечером с Надей и заручившись ее молчаливым согласием, Степан дал добро, хотя Таня особо его не спрашивала. Она уже была взрослая и самостоятельная, и Степан даже не заметил, когда стал отдавать дочке всю получку и перестал сам оплачивать коммунальные услуги.
Он исправно ходил на работу, по выходным смотрел телевизор. Возился с какими-то мелочами. Но ждал вечеров, чтобы остаться на кухне одному, а точнее – вдвоем. Таня притворялась, что не видит этого, хотя уже давно знала, что вечерами отец разговаривает с покойной матерью. Тревожить его не хотела. Он сильно сдал, постарел, стал больше выпивать и, если бы не Таня, совсем перестал бы за собой следить.
Однажды вечером Таня привела молодого курсанта знакомить с папой. Как Степан понял, между ними уже все решилось и его благословение было только формальностью.
Курсант ему, скорее, понравился. Хотел вечером описать его внешность Наденьке, но почему-то не смог, только заверил, что, кажется, стоящий парень и дочка его любит.
Назначили день свадьбы. Степан снял все деньги со сберкнижки. Дочка отнекивалась, но он слезно просил, говоря, что они с мамой были бы очень рады. Единственное, на что согласился, – это на новый костюм и рубашку с запонками.
Свадьбу должны были играть в недорогом ресторане, гостей пригласили немного. Приехали родители жениха с подарками. Степану они тоже понравились.
– Очень простые люди, нос не задирают. Совсем как мы с тобой, Наденька, – говорил он ночью покойной жене.
В день перед свадьбой Степан поехал на кладбище. Была осень, и он положил на могилу кленовые листья и рябиновые ветки.
Вечером примерил костюм. Повозился с запонками, хотел выпить, но не стал, а то по утрам стали немного дрожать пальцы. Наденьке это не понравилось бы.
На свадьбе Степан, все-таки приняв лишнего, долго и пространно произносил тост от себя и жены. Это было странно: говорил о ней, как о живой, и даже периодически оборачивался через плечо, будто ища ее одобрения. Гости удивились, но сочли за чудачество.
Еще через месяц дочка с мужем уехали по месту службы, а Степан, как ни уговаривали, отказался отправиться с ними. Он даже испытал какое-то облегчение после того, как проводил новобрачных. Тоска больше не терзала его. Наконец-то они с женой остались один на один.
Он помолодел, стал каждый день бриться, и его почти не встречали выпившим. Соседки
