Развлечения для птиц с подрезанными крыльями - Булат Альфредович Ханов
– Прислужник зверя, враг всякой правды! – сказал блаженный. – Да отсохнет десница твоя, подающая яд, да сокрушатся мышцы твои!
Всегда улыбчивый и многословный бармен растерялся. На всякий случай отставил бокал и бутылку в сторону, будто и не держал их вовсе. Незваный гость повернулся к посетителям за столиками и простер руки вперед.
– Думаете, я вас не знаю? – воскликнул он. – Вы передо мной как на ладони. Молодые, горделивые, непримиримые, утонувшие в прегрешениях и ошибках, изнуренные борьбой со светом внутри себя. Разве не рождены вы для деяний несравненно более прекрасных, чем услаждение плоти? Разве не устали преклоняться перед тьмой и слабостями своими?
Парню в кожаной куртке, медитативно цедящему пиво за барной стойкой, очевидно, надоела пламенная проповедь, и он что-то сказал блаженному. Тот кинул разъяренный взгляд на наглеца, вмешавшегося в страстную речь.
– И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его! – произнес обличитель.
Ловким движением он выхватил пиво из руки дерзкого парня и плеснул ему в лицо. Проморгавшись, парень схватил обидчика за плечи и повалил на пол. Из карманов кожаной куртки выкатились монеты. Затяжной девичий вопль разрезал сгущенный воздух. Схватку бросились гасить, противников оттащили друг от друга. Блаженный, который не оборонялся и не бил в ответ, успел поймать лицом три или четыре удара.
Сплюнув кровь, он сказал:
– Не завидую делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут.
И ушел, даже не поправив взъерошенные волосы.
Стычку засняли и выложили в «Ютуб».
Новость повесили в популярном городском паблике, и она набрала в три с половиной раза больше просмотров, чем смачная драка двух водителей на перекрестке в час пик.
Мнения разделились. Кто-то обозвал обличителя больным. Кто-то предположил, что поиски славы и хайпа и не до такого доводят. Некий аспирант истфака заявил, что блаженный – это всего-навсего участник мужского тренинга, в рамках очередного задания эпатировавший почтенную публику. Историка засмеяли за подозрительную осведомленность в тренингах, и он от стыда удалил свой комментарий.
Известный среди местной андеграундной тусовки инди-рокер, бросивший философский факультет и теперь время от времени разражавшийся актуальными статьями в хипстерских изданиях, дал новоявленному феномену имя и описание. По словам музыканта, маниакальный барный проповедник неслучайно возник в эпоху, когда общество, пресыщенное информацией, устало от свободы самовыражения, и когда любой шедевр мировой культуры стал доступен по запросу в поисковике. В устоявшемся дискурсе юродство переживало ренессанс, и маниакальный барный проповедник перенимал у государства и церкви функцию медиатора базовых ценностей. Инди-рокер процитировал Лихачева, Жижека и добрым словом помянул эпистемологию Фуко.
Что важнее всего, музыкант запустил в народ хэштег #маниакальный_барный_проповедник.
Подоспело свежее видео из очередного бара, где юродивый в походной одежде вещал о двадцати четырех старцах в белых одеждах и о семи чашах гнева, которые Господь повелел ангелам вылить на землю.
Вдогонку своей статье инди-рокер добавил, что юродивый недаром объявился в провинции, а не в циничной Москве или Питере, где культурных чудес и без того навалом.
Прошел слух, что проповедника пинками выгнали из ночного клуба, куда он проскользнул, не вызвав подозрений у охранника.
Тролли с фейковыми страницами создали «ВКонтакте» группу «Маниакальный барный проповедник», где вперемешку с цитатами из Нового Завета публиковались второсортные шутки об обезумевшем библейском Боге, о пастырях и о борьбе бобра с ослом. Пьяные школьницы выкладывали в Сеть свои фотографии с подписью «Святой отец, я согрешила» и набравшим популярность хэштегом.
Блаженный мечтал изменить мир и подставлялся под удары, а из него сотворили чуть ли не комика и поп-звезду. Люди без чести и совести веселились вовсю. Хорошо еще, проповедник не наживался на своей известности и не давал интервью.
Вскоре по местным пабликам расползся инсайд, будто грядет крупное событие. Анонимный информатор гарантировал, что в ближайшую пятницу, в девятнадцать часов, проповедник выступит с пламенной речью в «Рекурсии», главном крафтовом баре города. Те, кто не счел инсайд вбросом, пообещали поднять бокал пива за праведного человека.
В половину седьмого в «Рекурсию» начала стягиваться паства. Двадцатилетние бородатые хипстеры в клетчатых рубашках и зауженных джинсах обменивались соображениями о плюсах горячей проповеди накануне выходных. Подобранные прихожанки в нейлоне и мехах разогревались барбарисовым сидром и облепиховым гезом. По виду же стеснительных первокурсников сразу было ясно, что денег у них в обрез – на бокал лагера без чаевых.
В семь десять проявились первые признаки нетерпения. В воздухе витало острое ощущение нехватки духовной пищи. Хипстеры стали делать нервные долгие глотки, прихожанки переключились с сидра на горькие сорта. Кто-то в сердцах обругал официанта за пересоленный стейк. Будь вход в бар платным, требования вернуть билеты уже зазвучали бы.
В семь двадцать пять пышнобородый завсегдатай «Рекурсии» хмыкнул и произнес:
– Нас наиграли. Это обман, чтобы набрать классы.
– Сегодня напьюсь, а больше сюда ни ногой, – согласился его картавый сосед.
– Симметрично.
В семь тридцать обросший проповедник с ноги распахнул дверь и с достоинством прошествовал к стойке. Все притихли. Звук у футбольной трансляции мгновенно пропал, словно от стыда.
– Налей-ка мне, червь, – велел блаженный бармену.
Пока проповедник смаковал напиток спиной к посетителям, на него нацелились камеры телефонов. Покончив с пивом, святой человек вытер рот рукавом и неспешно повернулся.
– Думаете, вы мне братья и сестры? – произнес он. – Не бывает братьев и сестер среди тех, кто запутался в сатанинских тенетах. Не бывает братьев и сестер среди тех, кто упоен кровью святых и плюет на могилы пророков. Это о вас говорили, что они здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху…
Это была самая знаменитая речь в истории бара. Проповедник вещал долго и витиевато. Он свидетельствовал о скорой Божьей каре, о любодеях и мздоимцах, о праведниках, которые омоют стопы в крови нечестивых. В других устах подобная речь вызвала бы усмешку, но пафос блаженного подкреплялся неподдельной страстью и риторическим даром.
– … ибо пресыщены вы стаутами, и ламбиками, и кислыми элями, и бургерами на черном хлебе и розовом. Нет в вас почтения к простой пище. Нет в вас веры в чудесные деяния Спасителя нашего, пятью хлебами и двумя рыбами накормившего пять тысяч человек. Откуда взяться вере, если вы поглощены угождением своему чреву?
Чудилось, что трепетная проповедь способна тронуть даже прожженных циников.
– …и наполнится плачем дом, где живут нечестивые. И дым мучения их будет восходить во веки веков, – закончил блаженный.
Раздались аплодисменты и одобрительные возгласы.
– Распишись на сиськах, преподобный! – крикнула девушка
