Развлечения для птиц с подрезанными крыльями - Булат Альфредович Ханов
И вина за это лежала уж точно не на Елисее и не на его поколении. Оно всего лишь не хотело пачкаться о чужие грехи и осторожно, боясь соскользнуть в драму, пыталось ориентироваться в симулятивном пространстве с его предсказуемыми соблазнами и программными сбоями.
* * *
В четверг, за день до намеченной встречи, Ира, извиняясь, сообщила, что не придет. К ним в общагу явится республиканская проверка. На предложение увидеться в выходные Ира ответила, что субботним утром уедет в Самару. Тогда Елисей заверил, что с легкостью подождет до следующей недели, и в пятницу отправился в «Рекурсию» с Гришей.
– Угощаешь меня пивом. Так трогательно, – пошутил друг.
Усатый блондин за стойкой, как добрый знакомый, посоветовал заценить двойной шоколадный портер «Чебуратор». Бармен сказал, что как следует обжаренный солод заложил в напиток крепкий кофейный фундамент, а добавленная при варке сухая шоколадная крошка внесла ноты сладкого, как актерская гениальность, безумия. Чувствовалось, что трудовику крафтового цеха не терпится подкинуть Елисею парочку тонких метафор.
– Ты на сто процентов уверен, что к ней республиканская инспекция пожаловала? – спросил Гриша.
– На двести.
– Как аналитик, я в курсе, что, когда девушки порывают с кем-то, они тут же удаляют со страницы все фотки с бывшими. Так они притворяются, будто начинают с чистого листа. Тем не менее они еще долго рвутся назад.
– Ты к чему клонишь? – не понял Елисей.
– Меня беспокоит, что Ира уехала в Самару, не встретившись с тобой, – произнес Гриша. – Опасаюсь, что она устроит терапевтическое рандеву с бывшим. Само собой, без интима, без близости – исключительно ради того, чтобы определиться, с кем ей комфортнее: с тобой или предыдущей любовью.
– Так себе теория, если честно.
Гриша прихлебнул «Чебуратора» и глубоко задумался. Вскоре складки на его продолговатом лице разгладились, и он закивал своим мыслям, очевидно, отмечая про себя их выразительность.
– Ты прав, – согласился Гриша. – Я перебираю в уме привычные паттерны для того, чтобы предсказать поведение Иры, хотя она изначально под них не подпадает. Она воплощает в себе передовую тенденцию, которая даже толком не изучена.
– Феминизм?
– Феминизм утратил свежесть и изучен от и до. Я имею в виду асексуальность. Любой гей жутко консервативен по сравнению с асексуалом, потому что гея, как и натурала, пугают воздержание и половое бессилие. Мы знаем, что гейские практики составляли важную часть культуры Древней Греции, но не способны вообразить себе асексуалов в Элладе или в средневековой Европе.
– Как же монахи? – напомнил Елисей.
– Которые морили себя целибатом и прижигали елдаки каленым железом, чтобы подавить похоть? Не смеши. Асексуальность – изобретение новое, ему нет и десяти лет. Обрати внимание, если раньше в кино регулярно вставляли по поводу и без горячие сцены, то сегодня обнаженка и постельные баталии постепенно исчезают из полного метра. Все чаще зрителю достается только прелюдия или утро, которое следует за бурными страстями на смятых простынях. Если режиссеры и показывают секс, то подают его через призму стеба. Иначе скучно. Большой секс изгнан из большого кино, он выделился в отдельный жанр – в порнофильмы.
То ли алкогольные пары подвигли Гришу на онтологические прозрения, то ли перерыв в работе за компом отворил незримые шлюзы самовыражения, однако теперь друг Елисея говорил не умолкая:
– Ты переживаешь прекрасный период, – утверждал Гриша. – Не забывай об этом. Влюбленность – это дар. Я до сих пор с нежностью вспоминаю свои последние отношения. Мы с моей прелестной избранницей ходили на выставку ретроавтомобилей под открытым небом. Я заглядывал в салон легендарной «Чайки», а моя волшебная пассия не отводила взгляд от «Кадиллака» 60-х годов выпуска. После выставки мы ели хумус и фалафель в сирийском кафе, и нас слепили неоновые огни на стене из кирпича. Моя возлюбленная заметила, что мои зрачки настолько расширены от волнения, что поглотили радужку.
– Что у вас было дальше?
– Мы расстались после первого свидания, – произнес Гриша. – Полагаю, ее встревожили мои зрачки. Но это не главное. Главное – это истина, которую я для себя тогда открыл.
– Какую истину?
– Есть такое знание, которое доступно лишь женщине. В тот день солнце припекло, поэтому я снял куртку и нес ее в руках. А за спиной у меня болтался рюкзак. Моя возлюбленная посоветовала заткнуть куртку за лямку рюкзака под мышкой. Так я освободил руки. Ты бы до такого догадался?
– Вряд ли.
– И я о том же. Есть такое знание, которое доступно лишь женщине. Этого не изменить никаким феминизмом.
Гриша допил двойной шоколадный портер и попросил добавки. Елисей по традиции заказал себе апельсиновый сок. Хороший, компромиссный вариант.
– Неужели у тебя ни разу не возникало соблазна забить на врачебные предписания и накидаться шикарным крафтом? – поинтересовался Гриша.
– Каждую минуту мечтаю об этом. Без шуток.
– Тогда в чем дело?
– Поначалу, – сказал Елисей, – я так и поступал. Забивал на врачебные предписания и пил. Перемежал имперский стаут с фруктовыми ламбиками. Горло болело, а я надеялся, что молодой организм излечит себя сам. В итоге лучше мне не становилось, а пиво уже не доставляло удовольствия. Тяжело наслаждаться, когда тебя не отпускает мысль, что каждый следующий глоток усугубляет твой фарингит.
– То есть выпивка не приносит тебе радости?
– Не приносит. Она вдохновляет меня только как воспоминание, как образ, как идея. Как идея того, что однажды я выздоровею и снова буду глушить крафт без всяких опасений за слизистую.
Ответить Грише помешало протяжное стенание, раздавшееся из-за спины Елисея. Он с раздражением обернулся и увидел проповедника, воздевшего руки к потолку ладонями вверх.
– О-о-о! – протянул святой человек. – О-о-о-о! О-о, моя паства, готова ли ты внимать учению высшему?
– Жги, святой отец! – прозвучал одобрительный возглас.
– Так слушайте же меня, сыны и дочери! Ибо я принес вам большие вести.
Вещатель чинно, как на парадном смотре, прошествовал вдоль барной стойки. С августа он обновил имидж: из лесного отшельника, каким проповедник врезался в память Елисея, религиозный фрик превратился чуть ли не в антифа-бойца. В образ по-прежнему входили гигантские черные ботинки на шнуровке, зато выбеленные до молочно-голубого цвета джинсы с подкатами сменили собой милитари-штаны, а футболка с незабвенным Че – шерстяную водолазку. Святой человек отчекрыжил вислые патлы и избавился от алюминиевой трости.
– Вчера я встретил несчастную душу. То
