Жди меня, когда небо окрасится в розовый - Марат Маратович Мусабиров
В этих словах сквозила легкая грусть, та самая, которая встречается в речи людей во время разговора о каком-то давнем трагичном событии, о коем они уже столько раз вспоминали, пережевывая его, что более яркие эмоции просто уже потеряли свой смысл. Мирай подняла глаза на меня, и по всему телу рысью пробежало чувство, словно я заглядываю ей в самую глубину души. То чувство, которое никто, кроме меня, пережить не мог, ибо душа моей возлюбленной всегда была одинока. Это я знал всегда, и даже в этой реальности ничего не изменилось (в этом я так же был твердо убежден; достаточно было мимолетно взглянуть на Мирай, как становилось понятно, что она будто бы раскаивается после долгих лет мучительного молчания), – но сейчас она играла со мной в откровенность[28].
Последствия трагедии продолжили выливаться из ее уст:
– С тех пор всё пошло наперекосяк. Мать села на стакан с горя. И это были худшие три месяца в моей жизни. Рэй, это настоящий ад! Она пила чуть ли не каждый день и на меня просто забивала. Естественно, парикмахерскую пришлось на время прикрыть, а деньги она получала от моего дяди. Это так, к слову. Конечно, первое время мама еще спрашивала меня, голодна ли я и прочее, но спустя месяц… Были дни, когда я приходила к ней, просила чего-нибудь приготовить – и меня посылали далеко и надолго. Позже она начала приглашать к себе домой каких-то людей. То подруг, то каких-то мужиков… Тогда мне даже был заказан вход на кухню. Господи, я порой по три-четыре дня не ела ничего, Рэй! Я не могла обычного бутерброда даже сделать. Просто не было такой возможности. Питаться можно было только в школе один раз, но и там всё было за деньги, которые мне, конечно же, никто не давал… Доступ к еде у меня был только в те редкие дни на неделе, когда никого не было дома. И то мама уходила кутить, и от мыслей, что она где-то сейчас пьяная с кем-то чужим, сердце кровью обливалось. Однажды меня грозились избить. Поддатый друг мамы как-то пришел ко мне в комнату и начал со мной разговаривать, а потом без причины разозлился и ударил меня. Я тут же закричала и начала его пинать. Он поспешно удалился, и мама сделала ему выговор, но почему-то… почему-то она следом сказала, что я дура! Даже не знаю, просто так. Ни с чего. И такие инциденты происходили регулярно. Каждый божий день я не могла заснуть. Воздух всегда был отравлен тлетворным алкогольным запашком и дешевым табаком, даже проветривание не помогало, хоть противогаз напяливай. А помимо этого еще и эти бесконечные – бесконечные, мать его! – разговоры. Они не прекращались, бывало, до пяти утра… И я не могла глаз сомкнуть! Потом, спустя долгое время, неожиданно мама начала объявляться дома трезвой и без друзей. Ко мне вернулась ежедневная пища. А спустя еще немного она познакомила меня с этим самым Робертом, который «спас маму», по ее же словам. Далее она уж и парикмахерскую открыла снова, и всё постепенно налаживалось. Ну и сейчас, спустя несколько лет, они всё никак не поженятся, кормят меня обещаниями, а Роберт пытается играть в строгого папашу. Жалкое зрелище.
– Боже мой… – Я с трудом сдерживал слезы. Рассказанное тронуло меня так, как еще ничто вовек не трогало. – Как ты после всего, что пережила, можешь оставаться в здравом рассудке? Это всё даже представить страшно…
– Это еще не всё, хе… – как-то депрессивно сказала Мирай, и я, толком не вслушавшись, резко обнял ее. Просто прижал ее голову к своей груди.
Она никак не ожидала такого порыва нежности.
– Что ты делаешь, Рэй?.. – спросила Мирай с улыбкой, и моя правая рука начала мерно поглаживать ее волосы.
– Обнимаю тебя. Прости, что так внезапно и нагло. Я даже не знаю, как это назвать. Может, сострадание? Это же наше первое объятие, ну, в этом мире?
– Д-да… Спасибо. Мне правда приятно…
Она хотела добавить что-то еще, но не смогла. Или не захотела. Бог его знает. Мне тогда было не до этого. Я был полностью заворожён ее тяжелым рассказом и в попытке отождествить маленькое, хрупкое тело с ужасной историей чуть не разрыдался прямо во время объятия.
– Слушай, Рэй, давай проветримся? – предложила Мирай после минут двух. Мы всё еще не отпустили друг друга. – Как вчера…
– Давай. Прямо сейчас?
– Угу.
– Хорошо. Тогда не будем терять времени.
Мы поспешили было удалиться из квартиры, но на пороге нас перехватил отчим Мирай. Ядовитая усмешка застыла на его губах, сорвалась реплика:
– И куда же ты ведешь мою дочь, парень?
Я немного смутился, но смог ответить четко и кратко:
– На прогулку.
– Хех. А ты, Мирай, не говорила, что у тебя есть ухажер.
Мирай бросило в краску, она сжала кулаки, и глаза ее гневно заблестели. В эту секунду в дверях кухни появилась Маргарет Прайс, вид которой прямо твердил, что внезапный шум ее раздражает.
– Что у вас там опять?.. – Мой взволнованный вид и украшенное пластырями лицо обескуражили ее. – О, Рэй, привет! Что с тобой стряслось?
– Его побили, – отрапортовала Мирай сухим голосом.
– Да, я защищал вашу дочь от хулиганов с улицы и, естественно, получил пару тумаков, ха-ха!
Взгляд моей возлюбленной тотчас же взлетел на меня. В нем горел странный блеск, а еще я прочитал какой-то упрек.
– Да ну? Правда, что ли? – обратилась Маргарет к дочери.
Мирай скорчила кислую мину и следом выпалила:
– Ага. Он… спас меня.
От этих слов мать как будто обомлела. На ее лице ярко проявились сентиментальные черты, и глаза забегали то на меня, то на дочь. «Что-то знакомое, не так ли?» – прозвучало у меня в голове, и я самодовольно ухмыльнулся про себя.
– Дай я тебя обниму, Рэй, милый! – И Маргарет кинулась мне на шею и достаточно плотно прижала к себе. – Мирай уже говорила о тебе вчера вечером… Ваше знакомство стало для меня неожиданным и очень приятным сюрпризом. Потому что я всегда знала, что ты хороший!
– Да ладно вам, миссис Прайс. Я просто помог, в первую очередь как человек. Во вторую – как джентльмен. Ну и в третью – как друг. Можно меня не давить, а то мне плохо уже…
– Да, извини. – Она ослабила хватку, и я высвободился из кольца ее мужицки сильных рук. – Но я, правда, невероятно рада вашей встрече. Вы были бы отличной парой!
«Уже сватает, уже сватает, господи!» – запаниковал я, но стойко выдержал натиск.
Мирай уже давно покинула диалог, присоединившись к своему отчиму в ряд зрителей, но ее опять бросило в краску – только на сей раз не от льющейся через край злости.
– Может быть. Не будем торопиться, миссис Прайс, – только и ответил я.
– Ой, поняла-поняла! Вы же гулять собирались, правильно понимаю?
– Да. – И теперь на моих губах заиграла злобная