Трое - Георгий Иванов Марков
А Иван недоумевает, почему она так ненавидит его жену, к которой он совсем не питает ненависти, и которая ничего плохого не сделала ей.
— И чтоб не вздумал с ней больше видеться, слышишь! Никаких встреч! Никаких объяснений! Если вернется домой, прогонишь. Милицию позовешь, если будет нужно. Или, лучше всего, позвони мне! — продолжает она.
Ивану снова непонятно, почему он не должен ее видеть, почему должен прогонять, почему не должен встречаться.
«Оба мы существуем на этом свете, разошлись потому, что не сошлись характерами, зачем же тогда ненавидеть и преследовать друг друга? Кому это нужно? Зачем мстить? Что было — то было. Точка!»
Он понимает, что говорить это сестре совершенно бесполезно.
— Подлая тварь! — не унимается она. — Использовала тебя, кормил ее, одевал, а она щеголяла своими туалетами перед любовниками. Все у нее заберешь! Голой, голой выгонишь на улицу! Чтоб знала в другой раз!
— Слушай, — резко прерывает ее он. — Прекратим этот разговор!
Сестра насупясь смотрит на него. Она немного удивлена его решительным тоном.
— Все устроится, — говорит он.
Это вызывает обратную реакцию.
— Как так устроится! — кричит она. — Уж не думаешь ли ты простить ее, жить с ней? Что ж, корми ее, одевай, а она пусть развлекается, как хочет!.. Кто знает, может, это тебе доставляет удовольствие…
Иван не может удержаться. Смеется громко, от всей души.
— А почему бы и нет, сестрица!
Он встает, собираясь уходить.
Она приглашает его остаться на обед, однако он предпочел бы неделю голодать, чем слушать во время обеда разглагольствования зятя о розничных ценах на мебель.
— Есть у тебя кому убирать квартиру? — задает последний вопрос сестра.
— Есть! — отвечает он уверенно, словно всю жизнь только и занимался домработницами и уборщицами.
Идет дождь. Прохожие жмутся к стенам зданий. Иван решает, что ему лучше вернуться домой на трамвае.
Только теперь он чувствует усталость. В то время, как пол трамвая сотрясается у него под ногами, он думает — не пригласить ли к себе Сашо? Пусть поживет немного у него.
— Ему будет интересно! — заключает он.
А вот и его дом. Старое желтое здание с облупившимися желтыми стенами. Оно выглядит еще более неприветливым и жалким в сетке дождя… Бетонное крыльцо, простое и грубое, словно сердится на прохожих.
— Дойчиновы! — читает он надпись на двери, словно почтальон.
Квартира северная, однокомнатная, с верандой, выходящей на восток.
Пахнет чем-то старым, залежавшимся. И еще другой особый запах — каждая квартира, как и всякий человек, имеет свой запах. Свет еле пробивается сквозь опущенные шторы. Ему кажется, будто он спустился в подвал. Зажег свет.
Почти все на своем месте. Две кровати, стоящие рядом, радиоприемник, телефон, письменный стол в глубине, гардероб. Нет пианино. В углу паук уже вполне закончил свое жилище, в сетке которого висит огромная муха, поблескивающая синеватым, фосфоресцирующим блеском.
Недостает и портрета на стене. Ее портрета.
На письменном столе лежит письмо. Он берет его и снова кладет на место, не читая. С трудом раздевается. Ему очень мешает рана в левом плече. Он вдруг ощутил острую боль. Все же раздевается. Чувствует себя счастливым, что ему удается это сделать без посторонней помощи. Обувает домашние туфли, напевая песенку, которую выучил еще первоклассником: «Трехцветное наше знамя…»
В ритме песенки проходит в кухню и оттуда в ванную. Включает электрический бак для нагревания воды. Затем решает затопить печь в кухне. Находит спички, но бумаги нет и ему приходится вернуться в комнату. Берет с письменного стола письмо жены и, чиркнув спичкой, разжигает им дрова в печке. Дрова шипят, потрескивают, внося оживление в мертвую атмосферу.
Его обдает теплом.
15
Мне нужны хорошие покровители.
Младен
— Мастер, можно посмотреть? — с почтительной улыбкой спрашивает Младен, нагибаясь над верстаком.
Мануш даже на поднимает головы. На лбу у него поблескивают капельки пота. Мастер занят сборкой механизма с ударной пружиной. Его пальцы, покрытые царапинами, с посиневшими от ударов ногтями, сгибаются так, словно они без костей. Мануш тужится, пыхтит. Большие, почти совсем круглые глаза выражают холодное пренебрежение. К кому? К людям, которые не могут сделать и десятой доли того, что может он? К пружине, дерзнувшей так сопротивляться опытному мастеру? А, может, к чему-нибудь другому?
Младен не смотрит мастеру в лицо. Он только наблюдает за его пальцами и, подражая, шевелит своими, стараясь не пропустить ни единого движения.
«Трудно!» — думает он. — Страшно трудно!»
Мануш не любит, когда за ним наблюдают во время работы. Не то, что он скрывает секреты своего мастерства, а просто не может терпеть людей подле себя во время работы. Мануш принадлежит к той категории людей, которые считают свою профессию наиболее важной. Все те, кто не умеют работать так как он, являются, по его мнению — жалкими дилетантами. Ему даже обидно работать вместе с ними.
Наконец Манушу удается зацепить один конец пружины. Самая важная часть работы окончена. Он смотрит на Младена. Его взгляд наталкивается на железную непроницаемость лица новичка. Глаза мастера мигают. Интересно. Многозначительная пауза. Неожиданно он говорит:
— Держи другой конец!
Младен давно этого ждет.
Мануш не только великолепный знаток своего дела, но и большой чудак. Первое заставляло людей преклоняться, а второе — потешаться. Не было на заводе такого человека, который бы не слышал о нем какой-нибудь забавной истории, или не был бы свидетелем его необъяснимого фатализма, смешного поступка или выходки. Один, например, видел его стоящим в течение часа на одной ноге, другой — как он измеряет пядью протяженность стен цеха, третий — как завязывает красные нитки на ручки дверей, четвертый — ходящим в разноцветных носках и прочее. Все это интересовало рабочих гораздо больше, чем другое — его мастерство.
Одной недели работы было достаточно Младену, чтобы оценить обстановку. И он решил — расположение недоступного мастера-чудака должно быть завоевано. С первых же дней работы он открыл важное правило — не строить из себя всезнайку, а всегда и во всем видеть неисчерпаемый источник знаний. Впоследствии Младен сможет убедиться в практической ценности этого правила. Сколько способных людей, добившись известных результатов в своей области, тешились мыслью, будто все знают и учиться им больше нечему. И что же? В конечном счете, после многообещающего начала, они останавливались где-нибудь на полпути, так и не достигнув настоящего совершенства.
И в то время, как пять членов бригады чувствовали себя в цеху, как дома, для шестого — Младена, цех продолжал оставаться таинственным, незнакомым миром. Если каждый из них знал другого как родного брата и удивить друг
