Имитация - Елена Бодрова
Острая боль во рту, хватаюсь за нижнюю челюсть. Меня избивает невидимая рука? Отвожу ладонь – на ней кровь. Лица приближаются. Они странные. Они очень странные. Смотрю на кровь на ладони. Меня никто не защитит. Теперь уже никогда.
Остатки разума приговаривают, что я просто прикусил язык, как и во сне вчера, или когда там это произошло. Делаю один за другим маленькие шаги, навстречу лицам. Они пройдут мимо, они пройдут мимо, шепчу я себе. Они не тронут меня. Почему бы мне не побежать в обратную сторону? Но я, как во сне, еле передвигаю ногами им навстречу. Движения инертные, словно сквозь толщу воды.
Они смеются. Я слышу утробный хохот. Лица не меняются, застыли как на паузе. Я приближаюсь, медленно, но приближаюсь, не хочу – но приближаюсь. Вдруг они начинают пятиться. Все быстрее и быстрее, пока не оказываются у проема, ведущего к лестнице. Секунда – и их нет. Слышны лишь удаляющиеся шаги и стихающий смех.
Выдыхаю. Они ушли. Я добрался. Толкаю дверь, внутри – еще одну, запираюсь в кабинке на щеколду. Прислоняюсь лбом к выложенной кафельной плиткой стене. Я спасен. Или в западне.
Здесь воняет тухлой водой и – почему-то – подсолнечным маслом. Мерный звук капающего крана – как метроном: тук-тук, тук-тук. Надо уйти. Даша ждет меня в своей комнате. Скоро придут ее друзья, которых я почти не знаю, – праздновать мой день рождения. Мне должно стать весело. Мне сегодня девятнадцать лет. Надо выйти из сортира. Даже если мне снова померещатся двойники. Я схожу с ума?
– Если встречу их опять, сделаю вид, что ничего не происходит, – даю себе наставления шепотом. – Пройду мимо. Это всего лишь галлюцинации. Так бывает, – убеждаю себя. – Да-да, так бывает при панических атаках. Разум замутняется и мерещатся разные ужасы. Да. Так бывает. Ведь Анна Ивановна говорила что-то подобное. Что-то про подсознание, замещение одних событий другими. Кажется, она говорила, да.
Закрываю глаза и сразу пол подо мной начинает ехать.
– Из-за волнения, наверное, – утешаю себя. – Надо успокоиться.
На лбу холодный пот, я его судорожно отираю, не помогает. Лицо мокрое и липкое. Пальцы вязнут, как в чем-то сладком. Открываю глаза. Руки в крови. Это был не пот. Холодная кровь. У меня разбито лицо. Но как? Меня никто не тронул.
Оглядываюсь, а вместо кафельной плитки зеркала. Вижу себя. Лицо в крови. Мне восемь лет.
– Нет, у меня день рождения, – бормочу я в одно из зеркал. Зубы розовые от крови. – Мне сегодня исполнилось девятнадцать.
Трогаю зеркало, остаются отпечатки. А сзади меня…
– Хотел убежать? Не получилось, – говорит.
– Не надо.
– Кто не спрятался, я не виноват, – говорит.
– Пожалуйста, не надо.
Он гораздо выше меня. Тот. Улыбается моему отражению.
– Пойдем, – говорит.
– За мной придет папа. Он найдет меня. Он спасет меня.
– Не придет, – говорит. – Не найдет, – говорит. – Не спасет.
Берет меня за руку, и мы идем.
* * *Провал. Темно. Это сон? Где я?
Пахнет мокрой землей и завядшей травой. Затхло. Не понимаю, стою я или лежу. Пытаюсь двигать руками и утыкаюсь в стены. Я в тесном… ящике?
Мокнет спина.
Со всей силы толкаю переднюю стенку ящика. Вдруг это крышка? И она не заперта?
Заперта.
Воняет тухлой водой.
Пытаюсь повернуться на бок, но не получается, слишком тесно. Колочу во все стены по очереди. Бью локтями в нижнюю, на которой лежу.
Стены влажные, мне не хватает воздуха, меня душит нарастающая вонь – сырая земля и погибшие цветы. Меня душит нарастающая вонь… меня душит… душит…
* * *Открываю глаза. Кафель. Трогаю. Прохладный, сухой. Вижу себя почему-то сверху и немного сбоку. Как сижу на полу туалета в запертой кабинке. Как трогаю кафель. Как проходит по телу первая волна утробного, глубокого всхлипа. Вторая волна, третья. Как трясусь в рыданиях, взявшись за колени побелевшими пальцами. Как не могу остановиться, успокоиться. Как меня колотит изнутри, будто у меня там кто-то заперт и требует выхода.
Спустя десять минут, а может, тридцать, затихаю. Смотрю на свои пальцы, сжимающие колени. Ослабляю хватку. Тру лицо ладонью, а потом смотрю на ладонь. Слезы. Прозрачные. Крови нет. Я в общежитии. Сегодня мой день рождения. Я отключился. Мне все приснилось. Надо подняться. Надо умыться. Надо уйти из туалета.
Открываю кран холодной воды. Вода ледяная, обжигает руки. Закрываю кран, кручу другой, горячий. Вода опять ледяная. По телу пробегает дрожь одной крупной волной. Подставляю ладони под струю, плещу на лицо. Еще и еще. Умываюсь долго. Вода так и не теплеет. Солоноватая на вкус, как слезы.
* * *– Ты где пропадал?
– Меня долго не было?
– Прилично так.
– А где твои гости?
– Ждут, когда именинник появится наконец.
Сажусь на кровать. Чувствую себя опустошенным после всего. И почти больным. Хочется уйти. Не только отсюда, отовсюду хочется уйти. Не знаю, куда. Туда, где будет не так…
Гаснет свет. Не успеваю ничего спросить, дверь отворяется – видна слабо-желтая полоска коридорного света, она расширяется, а затем людские тени заслоняют ее полностью. Многоголовый черный силуэт входит в комнату, неся перед собой торт со свечками. Девятнадцать свечей. Я встаю на ноги. Свечи плавно приближаются в полной тишине. В бледном свете у меня получается разглядеть причудливые узоры из взбитых сливок. Напоминают лепнину на потолке. Смотрю на лица тех, кто принес торт.
– Сюрпри-и-из, – тянет кто-то из них. Губы ни у одного не двигаются. Губы неподвижно улыбаются. У гостей – мое лицо. Опять мое лицо.
Что-то звякает, а я оседаю на кровать. Включается свет. Вижу лицо Даши – она удивленно смотрит на пол. Не знаю, что там. Я смотрю на мои лица.
Кто-то один, посередине, снимает с себя мое лицо. Снимает лицо. Черт.
– Ну ты и псих, – хохочет этот парень уже своим собственным ртом. – Это же маски.
Остальные следуют его примеру –
