Пауль Куусберг - Капли дождя
- Потом шли разными дорогами, -добавил Эдуард.
- Что такое юхкентальские парни? - заинтересовался Кулдар.
- Юхкенталём называлась часть города вокруг юх-кентальских улиц. Примерно район между нынешним рынком и улицей Кингисеппа. Ребят, которые там жили, называли юхкентальскими парнями, - объяснил Андреас.
- Папа, своди меня на Юхкентальскую улицу, - попросил Кулдар отца.
- Юхкентальских улиц нет больше, - сказал Лембит Тынупярт.
- А куда Юхкентальские улицы делись? - допытывался Кулдар. - Сгорели? Дедушкин дом сгорел.
- Улицы остались, но им дали новые названия, - пояснил старший Тынупярт,
- Почему?
- Старые названия не подошли новому времени. - В голосе Эдуарда Тынупярта послышалась ирония.
- Прежние названия не подходили и старому времени, - заметил Андреас, и в его голосе прозвучала ироническая нота. - Юхкентальские улицы перекрестили еще во времена покойного президента.
Эдуард Тынупярт кольнул в ответ:
- Покойный президент был чертовски дальновиден: Большая Юхкентальская носит имя Кингисеппа.
- Преобразование и изменение - закон развития, - отметил Лембит Тынупярт. Андреас так до конца и не понял, сказал он это просто по ходу беседы или знал о чем-то большем и пытался снять возможную напряженность.
Эдуард Тынупярт усмехнулся про себя.
Самый младший Тынупярт потерял интерес к улицам, он взял в руки философский журнал и стал, запинаясь, читать русские буквы на обложке.
- Судя по кислородному баллону, и у вас неладно с сердцем, - У невестки Тынупярта был мягкий, низкий голос.
- Инфаркт, как и у меня, - заметил Эдуард Тынупярт. - Какие бы зигзаги не выкидывала с нами жизнь, в конце концов мы оказались рядом, на больничной койке.
Андреасу показалось странным, что Эдуард заговорил о разных дорогах и зигзагах. То ли у него что-то на душе, или сына остерегает, или, может, решил позлословить над ним?
- Надеюсь, что эти разные дороги и зигзаги не бросают тень на вашу детскую дружбу, - сказал Лембит Тынупярт.
- Горбатого могила исправит. - Эти слова Эдуарда Тынупярта можно было снова толковать по-разному.
- Сознание отдельной личности, конечно, консервативнее общественного сознания, - высказал Лембит Тынупярт, - в этом смысле годятся многие старые присловья. Но только в известной мере. Я не совсем представляю, отец, что ты имеешь в виду под разными дорогами, но догадываюсь. Теперь вы идете одной дорогой, несмотря на горб, который у вас у обоих на спине. Не следует забывать, что не только от конкретной личности зависит то, какую социальную роль ему приходится выполнять.
- Социальная роль, системы стоимости, референтные группы, структура личности - придумывание новых терминов не приближает истину. - Эдуарду Тынупярту не понравились слова сына.
Андреасу показалось, что Тынупярт и его сын по-разному смотрят на мир.
- Что такое социальная роль? - Услышав новое понятие, Кулдар тут же потребовал объяснить его.
- Социальная роль - как бы тебе это объясвить? - Средний Тынупярт встал в тупик перед младшим. - Социальная роль - это функция человека, нормативно установленный образ поведения. Я твой отец, моя социальная роль по отношению к тебе - быть хорошим отцом.
- А социальная роль собаки - лаять? Все засмеялись.
- Социальная роль есть только у людей, - сквозь смех объяснил отец.
- И у меня тоже?
- Твоя социальная роль - быть хорошим ребенком.
- Ясно, - сказал Кулдар и поскакал к окну... 660
- Шустрый у тебя внук, - снова похвалил Кулдара Андреас.
Невестке это было приятно. Она сказала:
- Моя мама всегда говорит, что Кулдар поразительно напоминает деда.
Андреас вглядывался в Эдуарда и Кулдара, но ничего общего в них не находил.
Невестка заметила это и, улыбаясь, добавила:
- Моего отца. Своего другого деда. Кулдар не видел его. И я тоже. Я родилась после того, как отца мобилизовали. Он погиб на войне.
Кулдар прискакал назад.
- У меня глаза точно как у другого дедушки. Бабушка из Пелгулинна сказала. И тетя Сельма говорит.
Кулдар повернулся к Андреасу, чтобы тот увидел его большие голубые глаза.
- По фотографиям я тоже могу сказать, что у тебя глаза второго дедушки, - заверил Лембит Тынупярт.
Тынупярт-старший перевел разговор на дела домашние:
- Колодец хорошо дает воду?
- Мастера сделали свою работу прилично, - ответил сын.
- Вода приятного вкуса, - добавила невестка.
- Бабушка боялась - вдруг будет соленая, но получилась не соленая, оказался тут как тут и внук.
Андреас продолжал читать начатую статью.
Он не успел еще сколько-нибудь углубиться в нее, как появилась гостья. Маргит.
В белом халате она выглядела удивительно молодо.
Маргит обратила на себя внимание, Тынупярты прервали разговор, Лембит поспешил принести Маргит стул. Она приветливым кивком поблагодарила его:
- Вы очень любезны.
Андреас не представил ее Тынупяртам. Она не поцеловала его.
На этот раз у Маргит была с собой и вазочка. Она снова принесла гвоздики.
- Я просто испугалась, когда не нашла тебя в седьмой палате, - сказал Маргит.
Андреас усмехнулся:
- Извини, виноват, конечно. Надеюсь, что не в морге меня искала.
- Дорогой Андреас, этим не шутят... Ты выглядишь куда лучше.
- Не обращай внимания на мои слова. От лежания свихнуться можно. Вот ты действительно хорошо выглядишь. Большое тебе спасибо, что выбралась ко мне. Читал в газете, что с Кавказа приезжали обмениваться опытом по внедрению новой техники. Тебя, конечно, тоже в покое не оставили? - говорил Андреас, о чем-то он ведь должен был говорить. Приход Маргит его особо не обрадовал, он даже не мог понять своего отношения к ней.
Комплимент понравился Маргит. Она сказала: - Да, азербайджанцы взяли у меня три дня. Наверное, поеду с ответным визитом в Баку. Мне кажется, что там можно кое-чему поучиться. Я познакомилась с твоей дочерью, Андреас. Приятель твой, товарищ Том-сон, познакомил, он был вместе с Юлле на банкете. Ты можешь гордиться своей дочерью, девушка серьезная. Андреас постарался пропустить мимо ушей то, что она сказала. Томсон был вместе с Юлле на банкете. Таавет или кто другой - какое это имеет значение? Андреас заставил себя говорить, говорить без умолку, наконец представил Маргит Тынупяртам, беседа стала общей, поспорили о технократическом н гуманитарном подходе к жизни, один только Эдуард Тынупярт не принимал участия в разговоре.
Гости Тынупярта ушли первыми. Кулдар в дверях крикнул Аядреасу, что не забудет передать тете Каарин привет, потом бегом вернулся назад к дедушке, уткнулся головой в грудь, поймал его взгляд и поспешил за родителями.
Маргит осталась до конца времени посещения. За все время до вечера Андреас и Эдуард обменялись лишь двумя-тремя фразами.
- Не поверил бы, что лежание так изматывает человека, - пожаловался Эдуард.
- Мне стало крепить живот.
Перед сном оба попросили по две таблетки снотворного.
- Встретив тебя в своем полку, я удивился. Признаюсь, что рад был.
Эти слова принадлежали Андреасу.
Андреас Яллак н Эдуард Тынупярт негромко разговаривали между собой. Начал разговор на этот раз Эдуард. Посетовал, что можно ошалеть от лежания, что им не повезло с болезью. Инфаркт пригвождает к постели, ты не смеешь подняться, хотя и чувствуешь себя здоровым, ты становишься собственным узником, делаешься противным себе потому, что вдруг видишь себя таким, какой ты есть, без украшающего тряпья. Чахо-точник может пойти и налакаться в первом попавшемся кабаке, желудочник тоже - иди куда хочешь, только диету соблюдай, ревматикам труднее, ревматизм крючит и корежит человека, но у него есть все-таки известная свобода передвижения, он не остается собственным узником. Андреас не возражал, он и не хотел возражать. В словах Эдуарда была добрая доля истины. Они некоторое время кляли свою болезнь, затем Тынупярт стал вообще костить жизнь. Сперва поносил шоферский хлеб и погоню за длинным рублем, потом уже всем был недоволен. Хотел-де жить так, чтобы никогда не опускать перед собой глаза, и все же оказался обыкновенной тварью.
Сегодня Эдуард был откровенен:
- Я видел, что ты.. обрадовался. В первую минуту и я ощутил радость. Но не показал этого.
Андреас сказал:
- Подумал, что, если уж ты пошел на мобилизационный пункт, значит, решил для себя. В сорок первом легко было скрыться Почему ты не уклонился?
Бывший друг детства молчал.
- Не хочешь - не отвечай, - сказал Андреас, - я не настаиваю. Я считал, что рано или поздно у тебя откроются глаза. Это я в ту ночь сказал и Каарин. В ту ночь, когда ты назвал меня свиньей. Твоя сестра тогда была для меня всем. Я не просто крутил с ней.
- Верю, - буркнул Эдуард. - Тогда не верил, а сейчас верю. Я по-скотски вел себя, когда говорил про сестру плохое. Разве легко мне признаваться в этом? Я ревновал, ревновал, понимаешь ты? Теперь, спустя годы, это выглядит идиотством, даже уродством, собственно, такая ревность и не может быть естественной. Ты, конечно, думал, что политика ослепила меня. Политика тоже, тогда ты казался мне карьеристом. Таавет был в моих глазах куда честнее. Я считал тебя жалким приспособленцем, мало ли что ты ругал в свое время пятсовскую власть. Пягса тогда все ругали. Только вроде отца моего почитатели порядка держали язык за зубами. Разве я хвалил Пятса! Так что политика на втором плане была. Или, кто знает, ревность и политика могли сплестись и в равной мере действовали на меня. О таких делах спустя время трудно судить, потом все иначе выглядит. Человек видит прошлое и себя в прошлом так, как он в данный момент понимает это прошлое и насколько он себя представляет в лучшем свете в тех прошлых событиях. Ты спрашиваешь, почему я не уклонился от мобилизации? Значит, был трусом, боялся последствий, не был уверен в себе, неправильно оценивал положение. Отец требовал, чтобы пошел на мобилизационный пункт. Сказал, что указы властей нужно уважать, даже когда власть не по тебе. Что власть - основа порядка, без твердого порядка мир расползется по швам. Как исконному чиновнику, в его сознании и не укладывалось, что можно воспротивиться приказам и распоряжениям. Так я теперь думаю. Тогда, летом сорок первого, я своего отца не понимал до конца. Раз сказал, что нужно идти, что нужно выполнять и те приказы, с которыми не согласен, что власть шуток не признает, - эти его слова для меня, двадцатилетнего юнца, что-то все же значили. Между прочим, отец отзывался добром и о царской власти. Говорил, что жизнь при царе была дешевле, что чиновников, которые из эстонцев, за их аккуратность ценили, они меньше пили и меньше брали взятки. Если бы в сороковом вместо Сталина у власти оказался старый Николай, то мой отец тоже ходил бы и кричал, вроде тебя, на митингах "ура"... Националистом он не был, скорее оставался человеком прорусского настроя. Из-за его прорусских настроений и его чиновного духа я и дал мобилизовать себя. Отец явно боялся властей. А у меня не хватило самостоятельности, побрел с рюкзаком за плечами и камнем на душе на Певческое поле. Стервец Таавет оказался умнее, укрылся в деревне и вышел сухим из воды. Андреас перебил его:
