Молчание Шахерезады - Дефне Суман
Шум с набережной сюда почти не долетал. Больные, сидевшие на лавочках в тени огромных деревьев, тихо беседовали – похоже, они и не знали, что творится в городе. Больница, на крыше которой развевался французский флаг, казалось, была местом безопасным. Но и здесь спокойствие могло нарушиться.
Эдит взлетела по мраморным ступеням и остановилась у двери, чтобы немного успокоить дыхание. Палата бабушки Жозефины находилась на втором этаже. Джульетта стояла у окна, выходившего во двор, и пыталась разобрать, что написано на листке бумаги, который она держала на вытянутой руке, а Жозефина с кислым видом смотрела на дочь. На ее подбородке росли пучки жестких седых волос. Три месяца назад ее разбил паралич. Мозг тоже пострадал, и разговаривать она не могла, но правой рукой кое-как могла держать карандаш и желания свои пыталась излагать в письменном виде.
– Матап, вы знаете о случившемся?
Голос Эдит прозвучал громче обычного. Кислое выражение бабушкиного лица сменилось и вовсе хмурым, а Джульетта, отчаявшись прочитать написанное, протянула листок дочери.
– Ей-богу, я уже и не знаю, чего она хочет, – сказала она вместо ответа. – Каракули с каждым днем становятся все более непонятными. Посмотри. Если разберешь, что ей нужно, попроси у медсестры Лиз, пусть принесет. Бабуля твоя с самого утра чем-то недовольна.
Эдит искоса взглянула на листок. Как и у всех женщин в семье, почерк бабушки Жозефины напоминал арабскую вязь. Ничего не разобрать, особенно теперь.
– Может, она хочет воды?
– Предлагали уже. Нет, от воды она отказалась. Медсестра Лиз, благослови ее Господь, принесла из роддома особый шербет, которым угощают посетителей, что приходят поздравить рожениц. Но она и его не захотела. Не знаю, что и делать, дорогая. Твой брат был здесь. Мы вместе приехали на восьмичасовом поезде. Он предлагает нанять медсестру и забрать бабушку домой. Ну вот еще! Здесь, в больнице, есть все необходимое, а дома как она будет?
Понизив голос, Джульетта добавила:
– Мне кажется, твой брат просто скряжничает. Подумать только! Живет себе в Бурнабате, ни в чем себе не отказывает, а как только дело дошло до содержания бабушки в больнице, ему вдруг денег стало жалко. Как по мне, все это – чтобы угодить зятю, Филиппу. А он…
– Матап, – прервала ее Эдит. – Вы, должно быть, еще не слышали о случившемся? – Она смяла листок и посмотрела на Джульетту.
– А что такое, дорогая? Мадам Люпен нашла-таки жениха для своей уродины-дочки?
Джульетта рассмеялась неприятным, как прокисшее вино, смехом. Но, увидев, как потемнело и без того напряженное лицо дочери, быстро добавила:
– Слышала, слышала. Медсестра Лиз рассказала. Венизелос высадил войска в Смирне. Что ж, Ллойд-Джордж наконец своего добился. А наши все собрались в клубе «Спортинг». Давай и мы туда отправимся. Посмотрим немного, что там за суматоха. Ну, что скажешь? И Венизелос тоже прибыл?
Эдит пораженно глядела на мать, как вдруг в коридоре раздались шаги. Джульетта посмотрела на дверь:
– Вот и твой брат идет. Он обедал в ресторане Кремера.
Не успела она договорить, как в палату вихрем влетел Жан-Пьер. При виде его округлившихся от страха глаз и багровых щек Джульетта вмиг растеряла всю свою невозмутимость. Позабыв про лежащую на койке парализованную бабушку и про то, что в больнице следует соблюдать тишину, Жан-Пьер закричал срывающимся голосом:
– Они прямо на наших глазах убили людей. На наших глазах, представляете?! Мы все сидели у Кремера. И Уайтолл, и Жиру, и другие коммерсанты – решили пообедать вместе. Это же немыслимо! Среди убитых есть и гражданские. Они посрывали с турок фески и разодрали в клочья. Просто невероятно! Матап, вы меня слышите? Они взяли в плен Рауф-бея. Нашего соседа Рауф-бея! Того, который в банке секретарем работает! Смотрим, а они ведут его, наподдавая во все бока. Мы тут же выскочили наружу. Хорошо, что у него друзья среди американцев есть, – растолкали греческих солдат и спасли беднягу. И как раз заводили его в ресторан, чтобы Рауф-бей хоть в себя пришел, а тут кто-то открыл огонь по греческим солдатам с верхних этажей отеля… Рауф-бей слова вымолвить не мог. Оказалось, когда началась перестрелка, он как раз шел мимо казарм и, чтобы укрыться от пулеметов, нырнул внутрь. А когда турки вывесили в разбитых окнах белый флаг, всех, кто был в казармах, объявили военнопленными и куда-то погнали. Кошмар, настоящий кошмар. В жизни не видел такого варварства!
Джульетта прикрыла рот рукой и торопливо отошла от окна.
– Случилась перестрелка? Какая еще перестрелка? Что ты такое говоришь, Жан-Пьер? Кто в кого стрелял?
– Кто-то открыл огонь по греческим солдатам. Те, кто там был, говорят, что огонь якобы был со стороны моря, но солдаты бросились к Желтым казармам и начали поливать турок из пулеметов. А турки открыли ответный огонь, но в конце концов запасы иссякли и им пришлось сдаться. Потом греческие солдаты похватали на улицах всех, кто был в фесках, и куда-то увели. – Неожиданно он умолк и подбежал к окну. – А где Мустафа? Матап, где Мустафа? Нужно его найти. Немедленно! Как бы с ним чего не случилось. Кто-то должен найти Мустафу. Сейчас же!
– Прошу тебя, успокойся, – сказала Эдит. – Ты пугаешь бабушку. Присядь, посиди немножко. Принесите, пожалуйста, стакан воды, – обратилась она к медсестре. – Я сейчас пойду и отыщу Мустафу.
– Эдит, даже не вздумай! – вскричала Джульетта. – Жан-Пьер, скажи же ей, бога ради! Вы что, оба рехнулись? Ты отпустишь сестру в такой день одну на улицу?
Не обращая внимания на мать, Эдит усадила брата за стол у окна. От напряжения у него подергивалась щека, и вода выплеснулась из стакана. Джульетта, приложив руку ко лбу, металась по палате и тараторила как из пулемета:
– Что же нам теперь делать? Что? Насколько безопасно оставаться здесь? Нет, нет. Первым же поездом поедем в Бурнабат. Моп dieu! Но вокзал-то рядом с турецким районом… А что если поехать в Буджу? Эдит, во
