Птичий отель - Джойс Мэйнард
31. Последняя глава, она же первая
На следующее утро, как обычно, Мария приготовила завтрак. Только ничего уже не могло быть как прежде.
– Что же теперь будет? – спросила я. Проведя в этом доме сорок дней и ночей, я могла бы собрать вещи, расплатиться, доехать до аэропорта и покинуть эти места навсегда.
– Завтра придет адвокат, – вдруг сказала Мария. – Он хочет с вами поговорить.
Весь день я пробыла в саду. Даже в случае самых грустных событий, когда кто-то умирает, птицы не перестают петь.
Я только-только начала узнавать Лейлу ближе, как вдруг она покинула нас. Словно вы читали интересную книгу – длинный, замечательный роман, не дающий вам уснуть до утра, – и вдруг книга потерялась, а вы так и не узнали развязки. И если через много лет после расставания мамы с Даниэлем мне удалось раздобыть «Сеть Шарлотты» и дочитать ее, то в случае с Лейлой существовал всего один экземпляр, и он остался у нее. Так что конец мне придется додумывать и доживать самой.
Где-то ближе к полудню я достала краски, разложила стол под мексиканской сливой и принесла замечательную плотную бумагу, взятую со стола Лейлы.
В саду распускался прекраснейший цветок нефритовой тунбергии. Вернее, не один цветок, а целый каскад, объединенный общим стеблем. Сотни лазурных цветков волнами ниспадали к земле, а рядом Лейла устроила купальню для птиц. Прямо сейчас на ее край примостилась маленькая серая птичка. Не экзотическая, а самая что ни на есть обыкновенная.
Смочив в воде кисть, я смешала на палитре синюю и желтую краски. И на меня нахлынуло знакомое состояние, когда пишешь с натуры. Когда вся ты – лишь глаза и кисть. Когда, едва дыша, ты наносишь тонкие линии – прямые или замысловатые, но требующие большой твердости руки.
Я боялась, что птичка улетит, но она осталась. Должно быть, я работала не менее трех часов, пока Мария не позвала меня к ужину. Но аппетита совсем не было, и я отправилась к себе в комнату. Забралась в постель и уснула на несколько часов.
Где-то среди ночи, а может, ближе к утру я поднялась и в полутьме стала бродить по комнатам, вглядываясь в предметы, словно пытаясь продолжить диалог с Лейлой. Перебирая книги на полках, я читала их названия. Были среди них поэзия Руми, Элизабет Бишоп и Йейтса, а также Пабло Неруды, и еще записные книжки Леонардо да Винчи. Встретилось мне и замечательное издание «Дон Кихота» на испанском в кожаном переплете, и «Любовник» Маргариты Дюрас на французском.
Я провела рукой по деревянным поверхностям библиотеки, спустилась затем в длинный коридор и замерла перед резными дверями, за которыми была комната Лейлы. Я засомневалась, имею ли право туда войти. Но кого я могла там застать, кроме Марии?
Постель Лейлы была заправлена, на прикроватном столике осталась ваза с цветами, открытая книга и очки в черепаховой оправе. Я никогда не видела, чтобы Лейла носила очки.
Я подошла к шкафу, где висели ее замечательные платья, льняные брюки палаццо, и вторые – шелковые. Я дотронулась до блузки, в которой она была в наш последний совместный вечер, и поднесла ее к лицу, вдыхая запах Лейлы.
Книга, которая лежала на прикроватном столике, была открыта уже на последних страницах. Это был томик Карен Бликсен «Из Африки», я давно хотела прочитать эту книгу. Перелистнув к началу, я пробежала глазами по первым строкам:
«Ферма моя располагалась у подножия Холмов Нгонг».
32. Визит адвоката
Утром, когда я пила кофе, подошла Мария.
– Приехал адвокат из города, – сказала она, кивнув в сторону верхней дороги, по которой я и сама пришла сюда сорок дней назад.
На адвокате был добротный серый льняной костюм и ботинки, которые явно не годились для наших мест. В руках – портфель из хорошо выделанной кожи, волосы уложены, как у латиноса из высших слоев общества, и щедро напомажены. Запах дорогого парфюма.
– Меня зовут Хуан ла Вега, – представился адвокат. – Лейла была моим клиентом. Я столкнулся с довольно неординарным случаем, – продолжил он на идеальном английском с изрядной примесью испанского акцента, – когда приходится оглашать подробности завещания столь быстро после его составления. Но моя клиентка однозначно выразила свою последнюю волю.
Оказывается, Лейла побывала у адвоката буквально несколькими днями ранее. Приехала в офис и заявила, что желает переделать завещание.
Я спросила у Хуана де ла Вега, знал ли он о ее болезни и осознавала ли Лейла степень ее тяжести.
– Вы, очевидно, имеете в виду аневризму, – сказал адвокат. – Да, она знала, что ее ждет. Что однажды кровяной сгусток оторвется и попадет в мозг.
– Понимаете, мы были знакомы немногим более месяца, – сообщила я.
Если это обстоятельство и удивило адвоката, виду он не подал.
Мы расположились на патио. Мария принесла кофейник, горячее молоко, сахарницу, маленькие серебряные ложки и тарелку с макарунами – Лейла давно поделилась с ней рецептом.
– Вы, наверное, пытаетесь понять, зачем я приехал, – сказал Хуан де ла Вега. – Признáюсь, и для меня самого это крайне необычная ситуация.
Но я ничего не пыталась понять. Ничего из происходящего в «Йороне» более не удивляло меня, ибо я знала, что жизнь протекает тут по собственным правилам.
– Моя клиентка владела лишь этой землей и домом на ней, – сказал адвокат. – Но в связи с этим возникает еще одно обстоятельство. Много лет назад Лейла купила страховку, и вместе с набежавшими процентами она выливается в крупную сумму.
У нее нет родственников, – прибавил он. – Во всяком случае, о таковых она мне не говорила. Как вы уже знаете, она очень любила Марию с Луисом. И оставила распоряжение о выплате им пожизненного содержания из суммы страховки.
Ее очень беспокоило будущее «Йороны», – продолжал рассказывать адвокат. – Да, ей были очень дороги ее работники, но ведь они стары и не в состоянии взять на себя управление таким большим хозяйством. А страховых денег как раз и должно хватить, чтобы поддерживать отель и после ее кончины.
Какая ирония судьбы. При жизни у Лейлы не было средств на ремонт, а после ее смерти они появились.
– Что ж, рада это слышать, – сказала я и подвинула к гостю тарелку с макарунами. Я все еще не понимала, какое все это имеет отношение ко мне.
Хуан де ла Вега выложил на стол небольшую стопку документов на веленевой бумаге. Отпечатанный на них
