Сулейман Велиев - Узлы
- К сожалению.
- Почему "к сожалению"? Говорят, в каждом возрасте есть что-то свое, хорошее. "Счастливая, спокойная старость", - как пишут в газетах.
- Чепуха! Все чепуха! - Старик разволновался, в бронхах его что-то заскрежетало, засипело, как это бывает у старых курильщиков. - Какое может быть счастье в покое? Я работал мастером в ремесленном училище. Забот только успевай. Всем был нужен, всем. А теперь вот... обульварился.
- Слово какое придумали...
- От безделья не то придумаешь.
- Непонятна ваша обида. Вы же всей своей жизнью заслужили право на отдых.
- Не в этом дело! Каждый пацан знает, что морской воздух целебен. Но все должно быть в норме. Нельзя же годами сидеть на бульваре, перемывать кости ближним и ждать, когда придет смерть. Посидите когда-нибудь, прислушайтесь к болтовне пенсионеров. Каждый, перебирая прошлое, вытаскивает оттуда только добрые дела. Послушаешь со стороны - ну прямо ангелы. Или непризнанные герои. А об ошибках, о том, сколько крови портили и близким и подчиненным, - ни слова. Надоело! Не хочу! Завидую тем, кто работает. Зачем меня проводили на пенсию, всякие красивые слова говорили, подарки?.. Зачем? Разве я потерял трудоспособность? Нет. Наоборот, у меня потом сразу давление подскочило. Дома ворчу, придираюсь, не в свое дело лезу - своего-то нет. Бакиханов в одной из своих книг очень хорошо сказал. Не слыхал? "Если ты не у дел, знай, что земля и камень лучше тебя, потому что в дело идут".
Старик сердито постучал концом носка по асфальту, достал из жилета старомодные часы на цепочке. Чем-то он начал даже нравиться Васифу.
- А что, если вы попросите... ну чтоб вернули вас на работу?
- Пожалуйста. Только на два месяца. Но почему? - Он приблизился к уху Васифа. - Я написал в Москву письмо. Ничего, говорю, не надо мне от вас. Единственное, о чем прошу, - в порядке исключения верните меня на работу. Буду снова ребят учить ремеслу. Не старый я, не старый! Само слово это "старый" не-на-ви-жу!
- Сколько вам... если не секрет?
- Что я, вдова на выданье? Почему секрет? Шестьдесят два стукнуло. А тебе?
- Тридцать семь.
Старик вздохнул, завистливо оглядел Васифа.
- Молод еще, совсем молод. Самая пора для мужчины.
- Спасибо вам. Некоторые говорят, что сорок уже старость. Пороха не выдумать в сорок.
- Плюнь. Брехня все это. Удобная брехня для лентяев.
Васиф хотел привести своему собеседнику ту пословицу Балахана о том, "кто в сорок только ползать начинает...", но сдержался. Легко как-то на душе стало. Вот ведь седьмой десяток человеку и грудь хрипит, как продырявленный мех, а верни ему дело - про все забудет, помолодеет.
Расставаясь, старик протянул ему руку, и Васиф удивился крепкому рукопожатию. Он тоже поднялся, влился в поток гуляющих. У водяного киоска кто-то дернул его за рукав. Здоровый, краснощекий мужчина промычал что-то, потирая пальцами воображаемую монету. Д-а-а, старый знакомый, - этот немой попрошайничал еще тогда, когда Васиф учился в техникуме. В городе многие знали его и подавали щедро, - он был добр, безотказен и при случае охотно помогал донести чемодан или тяжелую корзину с базара.
Васиф пошарил в карманах, мелочи не было. Во внутреннем кармане пиджака пальцы нащупали ту загадочную пачечку денег, что и по сей день не утратила тонкого аромата духов. Сунул немому червонец, тот осклабился, благодарно прижал руку к груди.
Васиф рассмеялся ему вслед. Как иной раз мало надо человеку, чтоб чувствовать себя облагодетельствованным. Захотелось сделать что-то лихое, неожиданное, совсем не взрослое. Завидев силомер, он встал в очередь. Отчего бы не проверить силу своего удара, чем он хуже других?
Сжав кулак, с силой грохнул по жесткой кожаной подушке. Тренькнул звонок, весело подмигнула вспыхнувшая лампочка. "Порядок, все наше с нами!" - как любил говорить ротный старшина.
Он заметил их еще издали, подходя к автобусной остановке. Купил билет и поспешил на улицу. Они стояли там же, под старой акацией - Пакиза с легкой дорожной сумкой и пожилая женщина в чесучовом пальто. Один за другим отходили автобусы с табличками - "Баку - Шемаха", "Баку - Тбилиси", "Баку Масаллы". Все больше старенькие, подновленные краской автобусы. Большие комфортабельные дизели, следующие рейсом в Грузию и Армению, можно было пересчитать по пальцам.
В 10.15 репродуктор объявил посадку на автобус, отправляющийся в Али-Байрамлы.
Пакиза с матерью, - Васиф уже почти не сомневался, что это была тетя Наджиба, - подошли поближе к девятой стоянке. Ну конечно, это Наджиба-хала, сколько в свое время он натерпелся от нее шуток. Она всегда умела растормошить стеснительного, замкнутого мальчишку. И за стол, бывало, усадит и накормит, да еще и посмеется над слабостью Васифа к печеному. И все это не обидно, по-доброму.
Поседела, будто и ростом стала меньше тетя Наджиба, лицо землистое, а улыбка та же, молодая, ласковая. Лучше сделать вид, что он их вовсе не заметил. Если бы тетя Наджиба была одна, он бы обязательно подошел. Интересно, узнает она его теперь? Но Пакиза...
На днях вот тоже - их места оказались рядом. Васиф поздоровался с вежливой официальностью и уткнулся в книгу. Так они и ехали до самых Али-Байрамлов. Пакиза, закрыв глаза, дремала или делала вид, что дремлет.
Пусть все идет, как идет.
...Пакиза, заметив Васифа на стоянке, отвернулась, отвела мать в сторону. А Наджиба все оглядывалась и оглядывалась. Это становилось неудобным, и Васиф решительно пересек улицу.
- Здравствуйте, тетя Наджиба!
- Здравствуйте... - Она сосредоточенно разглядывала Васифа. - Дай бог памяти, кажется, где-то видела. Близко видела.
- Я Васиф. Не узнали?
Она негромко охнула, вырвала свою руку из руки дочери, потянулась к Васифу.
- Здравствуй! Как я могла не узнать сына подруги! Да, да, я знаю, что ты вернулся, слышала. Все собираюсь к тебе, но вот ноги... Пакиза! Разве ты не знаком с Пакизой?
- Знаком. Вместе из Москвы... В вагоне.
Пакиза покусывала губы, неулыбчиво, с укоризной смотрели ее глаза.
- Да, да. В вагоне. Почти трое суток... Но у Васифа плохая память. В Али-Байрамлах он не узнал меня.
Васиф как можно равнодушнее пожал плечами.
- Так же, как вы не узнали меня на автобусной остановке. Не помните? Вам еще было так весело с этим... "просто товарищем по институту", что вы даже не взглянули, когда я прошел мимо.
Пакиза вспыхнула, на скулах загорелись два пятнышка.
- На проспекте Нариманова? Я не видела вас! Честное слово!
Это вырвалось у нее так по-девчоночьи, что мать улыбнулась.
- Она говорит правду, Васиф. Поверь мне.
Пакиза сжала руку матери, потянулась к автобусу.
- Выходит, я виноват?
Вот уж чего Васиф не ждал. Как же так... Столько времени носился со своей обидой, а, оказывается, весь его медленно подогреваемый "план" мести и гроша ломаного не стоит.
- Значит, я...
- Да, вы. Вы так старательно избегали меня.
- Но на это были причины, - пробормотал он, вконец растерянный.
- Какие?
Их теснили пассажиры, подталкивая к двери автобуса, где-то отстала Наджиба со своей авоськой, а Пакиза и Васиф, забыв обо всем, пытались что-то выяснить, объясниться, понять. Не сговариваясь, они сели рядом. И только тогда Пакиза вспомнила о матери, прильнула к окну. Старая Наджиба смотрела на них сквозь стекло, чуть прищурившись, будто видела что-то такое, чего они еще сами не видели и не знали. Пакиза помахала рукой. Мать улыбнулась ей, понятливо качнула головой, опустив веки.
Едва автобус тронулся, Пакиза упрямо повторила свой вопрос:
- Что же все-таки за причина? Почему вы так избегали меня?
- Трудно объяснить, - промямлил Васиф, ему уже не хотелось сводить счеты. - Я своими глазами... Вы так говорили, ничего не замечая вокруг...
- Ясно, - Пакиза погрозила пальцем. - Приревновали, да? Молодец.
- Почему "молодец"?
- А мне нравятся ревнивые! Но послушайте...
Она ковырнула пальцем трещинку в спинке сиденья, потянула ватный клочок, пальцы механически сплели узелок. Через полчаса Васиф знал все об отношениях Пакизы и Рамзи.
- Вы придумщик, Васиф. Между прочим, я всегда с людьми ласкова.
- И со мной? - Вопрос вырвался невольно и прозвучал нелепой шуткой.
- С вами все иначе, Васиф.
Замолчали, каждый думал о своем. Автобус миновал Карадаг, свернул вправо, на степную дорогу. Все радовало Васифа в этот осенний день: пронизанный солнцем воздух, свежая зелень пастбищ с далекими, словно изваянными из камня фигурами чабанов. Вот, подстегивая осла босыми пятками, мимо проплыл мальчуган в огромной лохматой папахе. По тропинке в сторону села прошли девушки с кувшинами, как молодые чинары, колеблемые ветром.
Прекрасна степь, и каждая пядь земли ее трижды дорога, - подумал Васиф. Он обернулся к Пакизе, она смотрела на него чуть исподлобья, полуоткрыв влажные губы, как тогда, в вагоне...
Совсем рядом на подлокотнике рука Пакизы, маленькая, крепкая, Васиф осторожно накрыл ее своей ладонью.
