Сулейман Велиев - Узлы
- Расскажи мне все, - тихо сказала Пакиза.
- Я думал, что уже никогда не найду тебя, - начал Васиф.
12
На второй этаж дома Васиф взлетел одним духом, перескакивая ступеньки. Распахнул дверь, постоял на пороге своей новой квартиры, вдыхая запах необжитых комнат. Бросил чемодан в передней, прошел на балкон, потом открыл в ванной кран - весело зажурчала вода. Комната показалась огромной, странно выглядел в ней массивный, обитый медью старинный сундук, прошитый металлическими заклепками. На совесть делал сундук неведомый мастер, и замок с музыкой придумал. Пусть кому-нибудь он покажется смешным - Васифу очень дорога эта единственная сохранившаяся от родителей вещь.
Сначала умер отец, потом мать, кто-то из родственников продал их маленький дом, а все остальное, что оставалось от их более чем скромного имущества, растащили чужие руки. И, конечно, не имело смысла, девять лет спустя, искать старые стулья из бабушкиного приданого.
- Зачем терять? Ты подай в суд, заставь вернуть свое, - настаивал один из бывших соседей. - Мать с отцом копили и - все на ветер?
- Да пропади все к черту, - рассердился Васиф на советчика. - Было бы здоровье. А мать с отцом, - он усмехнулся, - никогда ничего не копили. И я не собираюсь сводить счеты из-за старых деревяшек. Просто жаль, что ничего не осталось от родного очага.
Когда он сказал об этом тетке, старая Зарифа заплакала.
- Дорогой, после тех событий так много случилось... Всего не расскажешь... Да и не надо. Только знай - все, что было в вашем большом сундуке, присвоил твой двоюродный брат Сафар, да простит бог покойнику. Сундук перед самой смертью он продал соседу, одноглазому Мурсалу. Все жадность человеческая. А ведь никому ничего не забрать с собой на тот свет...
Она помолчала, раскачиваясь, перебирая в памяти давно ушедших людей, события.
- Я думаю, если бы Сафар знал, что ты вернешься... Что было, то прошло... Может, Мурсал согласится продать тебе сундук? Скажи, в память о своих берешь.
Однажды, приехав в город, Васиф разыскал одноглазого Мурсала. Тот выслушал его внимательно, развел руками. "Нет сундука. Дочь замуж отдавал, вместе с приданым забрала". Васиф не поленился, съездил в Маштаги к дочери Мурсала, терпеливо объяснил ее мужу цель своего визита. Но тут вмешалась бойкая жена!
- Нам он не даром достался. Хорошие деньги заплачены....
- Согласен. Не даром. Но поймите меня, вы из отцовского дома и другие вещи принесли. А у меня... Мне ничего не осталось. Я согласен за любую цену... Сколько вам заплатить?
Жена было открыла рот, но муж цыкнул, показал глазами на дверь. Она ушла, обиженно поджав губы.
- Не нужны деньги, бери сундук так.
- Как это "так"?
- Не считай нас совсем бесчеловечными. Что деньги по сравнению с тем, что ты пережил. Я от тестя знаю...
И вот он, этот сундук, стоит в пустой комнате новой квартиры. Сколько связано с ним... Васиф помнит его с той поры, когда сам еще был едва выше массивной, золотыми обручами опоясанной крышки. Длинг, длинг, - звенел сундук, когда ключ проворачивался в замке.
В прокладке его днища отец прятал когда-то революционные листовки, документы подпольной организации; мать рассказывала Васифу, как однажды ловко обманула полицейских, пришедших с обыском. Потом до войны мать хранила в нем ценные вещи - ткани, старинную одежду, свое золотое колечко с рубином, сережки с бирюзой.
- Для тебя, сынок, для тебя, - приговаривала она, перебирая сундук.
- Это? Для меня? - Васиф удивленно дотрагивался пальцем до шелковых платков, обрамленных по краям пышными розами.
Что-то не видел, не помнил он, чтоб мужчины носили платки. А мать тормошила его, смеялась и была такая красивая-красивая в облаке белого шелка.
Давно умер тот, кто сделал сундук, нет людей, кому служил он, и того, кто выкрал его из осиротевшего дома. А сундук цел, как бессмертный свидетель человеческой силы и человеческой слабости.
Васиф повернул в скважине ключ. Длинг-длинг-донг, - зазвенел сундук. Может быть, лучше было бы остаться малышом, и пусть бы отец в наказанье за шалости снова посадил его под эту тяжелую крышку. Тогда он орал, царапался, потрясенный несправедливостью наказания. Если б этим и ограничились его познания добра и зла...
Вздохнув, Васиф сложил в сундук книги.
Пусть послужит хранилищем мудрости, пока нет книжного шкафа. В детстве он все свои деньги, что перепадали от отца "на конфеты", тратил на книги так собралась довольно большая библиотека. Все пропало... Он долго потом обходил книжные прилавки, так было обидно. И вот снова растет его библиотека, никакой полки не хватит. Придется все-таки книжный шкаф заводить.
Как хорошо пахнет этот новый дом - свежестью, ожиданием...
Помнится, еще в школе стоило кому-нибудь из ребят вслух пожелать чего-то особенного, как его обязательно спросят: "А ключ от собственной квартиры не хочешь?" Ключ от собственной квартиры был голубой мечтой, каким-то фантастичным, недосягаемым благом. И вот он лежит на его ладони ключ от собственной квартиры. Нет, даже два одинаковых ключа. Два ключа! На случай, если он будет нужен кому-то еще.
Пакиза...
- Пакиза. - Он негромко произнес дорогое имя, закрыл глаза. Вот сейчас выйдет из кухни, спросит, хочет ли он чаю. Конечно, хочет, только покрепче... "Отложи, пожалуйста, книгу, что за привычка читать во время еды", - скажет она.
Какая уж книга за завтраком, если рядом Пакиза...
В кране снова забулькало, Васиф прошел на кухню. Чиркнул спичкой, над газовой плитой засветилось голубоватое кольцо огня.
Вот и огонь под моей крышей.
Нет, надо решать, надо сказать ей прямо. Отдать этот второй ключ, сказать, бери этот ключ от твоего дома, нашего дома...
Васиф захлопнул дверь и вышел из дома. Он уже какими-то другими глазами смотрел теперь на улицу с желтыми, хрустящими ворохами листьев. Глазами не приезжего, командированного, а человека, для которого отныне и улица эта и город с размеренным, спокойным ритмом жизни, с витриной бакалейной лавки, где за бутылками дремлет старый ленивый кот, - его улица, его город. Сколько он здесь прожил? Несколько месяцев только, но за это время люди узнали его, да и он, Васиф, знает здесь почти каждого. Маленький городок, ничего не скроешь даже за высокими каменными заборами. Каждая новость распространяется с быстротой молнии. Вчера его с Пакизой видели на автобусной остановке. Завтра он пригласит ее в кино. А послезавтра городок накрепко свяжет их два имени... Что ж... Пусть. Уж лучше самому опередить любопытствующих земляков, их нарочито невинные вопросы. Пусть все видят. Зачем прятать счастье? Счастье... Но это дело серьезное, не слишком ли он торопится?
Васиф поравнялся с витриной бакалейного магазина. Кот, как всегда, лежал среди коньячных бутылок, не спало только разодранное в ночном бою ухо. Васиф побарабанил пальцами по стеклу. Кот лениво мигнул зеленым глазом, шевельнул хвостом.
Из магазина вышел знакомый бурильщик, улыбнулся Васифу, приветствуя. Васиф почему-то смутился, и это рассердило его. Ну вот, теперь в каждой улыбке мерещится намек. Как "человеку в футляре". Пусть улыбаются на здоровье, он не хочет, не будет ничего прятать.
И так вдруг захотелось поговорить ему с кем-нибудь, перелить переполнявшую его радость, чтоб этот "кто-то" понял, разделил, одобрил. Васиф с почты позвонил Акопу - того не оказалось дома.
Мустафа! Он, кстати, перестал терзать его расспросами, вроде в чем-то убедился, поверил. Да и сейчас об этом думалось как о чем-то незначительном.
- Алло! Друг, ты можешь сейчас прийти ко мне?
- А что случилось? К добру ли?
- Ничего. Партия шахмат...
- Прямо сейчас?! Ты что такой... Чем-то взволнованный, что ли? Говори, что случилось?
- Да, да, случилось.
- А-а-а... Знаю. Поздравляю.
- Что? Что ты знаешь?
- Про новый трест. Так и будет называться "Ширваннефть". На днях Амирзаде утверждают. Сведения точные.
- Вот за такую новость спасибо!
- Так ты, значит, не об этом? - удивился Мустафа. - Выкладывай, выкладывай, что там у тебя.
- Я... помнишь... - Васиф замялся. - Помнишь, я обещал тебе рассказать кое о чем.
Мустафа оказался неожиданно проницательным.
- Об аспирантке той? Помню. Дорогой мой, уж не влюбился ли ты? А ну признавайся, геолог!
- А что, у геолога сердца нет?
- Понял, друг. - Голос его потеплел. - Если это серьезно, говори, все для тебя сделаю. Укажи дом, сватом пойду.
- Ты пока ко мне приходи, а там посмотрим.
- Иду.
Васиф положил трубку и только сейчас заметил, что его внимательно слушали дежурные девушки-телеграфистки. Их лукавые лица выглядывали из окошечка "посылки-бандероли".
Пусть. Пусть. Теперь уже все. Он почти бегом направился к бакалейному магазину.
- Коньяк! Две бутылки!
Дома он с трудом разыскал железную тарелку, вполне заменявшую сковородку, приготовил яичницу, вымыл зелень.
В соседней квартире заплакал ребенок. В распахнутое окно было слышно, как нараспев, ласково запричитала мать. Как приятен звук их живых голосов в необжитом еще доме.
