Океан на двоих - Виржини Гримальди

– Кажется, что это легко, – сказала Мима.

– Мне хочется попробовать, – ответила я.

Назавтра я купила десяток книг, чтобы освоить азы кондитерского искусства. Представляла себе, как я на кухне, с повязанным вокруг талии передником, погружаю руки в тесто, топлю шоколад, делаю глазурь, украшения из сахарной массы. Я составила список всего, что нужно купить. Это стоило целое состояние, в основном потому, что духовка Мимы была так себе, а я присмотрела идеальную самоочищающуюся печку с конвекцией. Я посоветовалась со своим банковским счетом, он сказал «ни в коем случае», тогда я позвонила в организацию, реклама которой занимала целую страницу в журнале с телепрограммой, и взяла кредит.

Духовку доставили. Я нашла все формы для выпечки, какие хотела, в том числе силиконовые. У меня было достаточно муки, сахара и масла, чтобы выдержать осаду. Я заменила все Мимины кастрюли (она говорила, что это ни к чему, как и духовка, но, когда она увидит результат, признает, что я была права) и вложилась в хороший электрический миксер и тестомес. На это ушел весь кредит, и даже пришлось добавить, но я была в предвкушении! Каждые выходные, да и некоторые вечера после работы я буду проводить на кухне и печь нам вкусные торты. Может быть, однажды моя страсть станет чем-то бо́льшим, вот одному из кондитеров-любителей в передаче уже заказывают торты для торжеств. Я слишком люблю свою работу, чтобы бросить ее, но наверняка смогу совмещать!

Я пробую разные режимы духовки, когда приезжает Эмма. У нее отпуск, и она собирается провести здесь несколько дней.

– О! У тебя новая духовка, Мима?

Я излагаю ей свой замысел, показываю утварь, книги, рассказываю о передаче.

– Агата, я могу поздороваться с Мимой?

Мой энтузиазм разбивается вдребезги.

– Ладно, я просто была счастлива разделить с тобой свою страсть. Но если тебе неинтересно…

– Я этого не говорила, Агата. Но дай мне положить вещи и поздороваться!

Я возвращаюсь в кухню, пока она болтает с Мимой. Я сердита. Сердита и обижена. Не сомневаюсь, они говорят обо мне. Эмма выходит через несколько минут.

– Ну, Гагата, расскажи-ка мне обо всем.

– Нет, проехали.

– Перестань дуться! Мне правда интересно.

– Проехали.

– Агата, это начинает доставать. Если не хочешь рассказывать, я вернусь в гостиную, умолять не буду.

– О нет, ты никогда не опустишься до этого со мной.

– Что это значит?

– Салфетки, полотенца и все такое.

– Да черт побери, о чем ты?

– Знаешь, из нас двоих ты всегда была лучшей. Той, кому все удается, кого все любят, кто не гонит волну. Ты, конечно же, не опустишься до того, чтобы попытаться меня понять!

Эмма держит удар.

– Ты несправедлива, Агата.

– Вот видишь, ты даже спорить со мной не хочешь! Мои переживания не менее важны, чем твои! Я всегда чувствовала себя дерьмом рядом с тобой, нелегко плестись в хвосте идеальной сестры.

– И в том, что ты это чувствуешь, виновата я?

Я пожимаю плечами.

Она не виновата, да, наверное, и никто не виноват. Может быть, это особенность статуса младшей, которая всегда равняется на старшую и никогда не чувствует себя на уровне. Может быть, дело в том, что мы такие разные, в ее гладкости, с которой контрастируют все мои шероховатости. Как бы то ни было, мне часто кажется, что я должна жестикулировать и говорить громче, чтобы просто существовать.

Эмма уходит из кухни, потом вдруг возвращается.

– Знаешь, я хотела тебя подбодрить, сказать, что тебе полезно будет заняться выпечкой, но я скажу, что думаю на самом деле. Ты разорилась напрасно, устроила бардак в Миминой кухне напрасно, потому что через три дня ты, как всегда, увлечешься чем-нибудь другим.

Я не успеваю ответить, входит Мима.

– Девочки, не начинайте! Прекратите цапаться, вы только что встретились. Ну же, поцелуйтесь.

Она всегда так делала, когда мы в детстве ссорились. Силой заставляла помириться и поцеловаться. Мы обе знаем, что сопротивляться бесполезно, она все равно добьется своего. Поэтому мы делаем каждая по шагу навстречу и по очереди чмокаем друг друга, шепча на ухо ругательства.

Тогда

Май, 2008

Эмма – 28 лет

После звонка с урока Хлоя просит разрешения поговорить со мной. Я жду, когда выйдут все ученики, но Маттео не торопится, я подозреваю, что он хочет послушать. Я подхожу к двери, он стоит в нескольких сантиметрах от меня и заглядывает в класс.

– Хочешь, мы будем говорить громко, Маттео? Чтобы ты все расслышал.

– Нет-нет, мадам! Мне по фигу ваши дела, я жду Дарио.

Я закрываю дверь, Хлоя выглядит смущенной. Я знаю ее семейную ситуацию. Родители развелись, девочка живет с отцом и младшим братом восьми лет.

– Я не смогла написать изложение, – говорит она.

– Вот как? Тебе было сложно?

Она ерзает.

– Не то чтобы, то есть у моего папы много работы на этой неделе…

– И это мешает тебе делать уроки?

Она опускает голову, уставившись на свои туфли.

– Хлоя, ты можешь сказать мне все.

– Я должна заниматься братом.

Хлоя понизила голос до шепота и почти неслышно, не поднимая на меня глаз, говорит:

– Я слежу, чтобы он мылся, делал уроки, готовлю поесть и укладываю его спать. Лео не очень-то слушается, с ним трудно.

– Прости, но тебе же всего десять лет! В котором часу приходит твой папа?

Моя реакция удивила ее, надо быть не такой эмоциональной.

– Не знаю, я сплю, когда он приходит. Но это скоро кончится, осталось три дня!

– Хлоя, я могу задать тебе один вопрос?

Она кивает.

– Почему вы не живете с мамой?

– Я-то хотела бы! Но Лео и слышать об этом не хочет. Даже приходить к ней не хочет, с тех пор как она вышла из тюрьмы.

– Я не знала. Мне очень жаль… А ты не хочешь переехать к ней одна?

– Не могу же я бросить братика!

– Понимаю, Хлоя, но нельзя жертвовать собой ради других.

– Мадам, вы не можете понять. Он мой брат, и все.

Она встает и берет свою сумку. Я накрываю ее руку своей:

– Я тебя понимаю больше, чем ты думаешь.

Сейчас

11 августа

Эмма

16:25

Мне хотелось узнать больше об Агатиной работе, и она предложила мне увидеть все своими глазами. Верхом на ее скутере мы едем по аллее, которая упирается в большое каменное здание. Позади, сквозь деревья, виднеется океан.

– Великолепно!

– Идем, я покажу тебе, какой тут вид, – говорит Агата.

Мы проходим небольшой тенистый парк и оказываемся на вершине утеса, откуда открывается вид на океан и юг Баскского побережья до самой Испании.

– Работаю здесь три года, и мне не приедается, – шепчет она.

– Ты больше не хотела работать с подростками?

– Становилось все тяжелее. Сил не хватало, я чувствовала себя ненужной. Как ни старайся, многие все равно идут по кривой дорожке. Это угнетало, мне нужны были перемены.

– И ты сказала себе: «А ну-ка, попробую поработать с людьми, которые стоят одной ногой в могиле!»

Она смеется:

– Признаюсь, я немного побаивалась, но мне это правда нравится. Я к ним привязалась.

Мы направляемся ко входу. Над дверью металлические буквы:

Тамариск

Дом престарелых

На скамейке в тени дуба сидит женщина.

– Луиза, так жарко, не хотите пойти в холодок?

– О! Агата! Я вас не видела. Разве вы не в отпуске?

– Я ненадолго, хочу показать сестре, где я работаю.

– Очень приятно, мадам, – склоняю я голову.

– Добрый день, мадемуазель. Знайте, что ваша сестра – сокровище! Она так меня смешит, а это все, что нужно в нашем возрасте.

Агата берет Луизу под руку и провожает к зданию, естественным образом подстраивая свой шаг, укрощая свою природную энергию ради подопечной. Я обнаруживаю, что моя сестра может быть внимательной и деликатной.

Она показывает мне свой кабинет, потом большую, ужасно захламленную комнату: музыкальные инструменты, принадлежности для выпечки (узнаю силиконовые формы, которые она купила в молодости), ткани, книги, настольные