Фасолевый лес - Барбара Кингсолвер
– Если вы думаете, что я полезу в воду вас вытаскивать, – заявила Мэтти, – то вы с катушек съехали.
– Если хотите подцепить пи-пи-намонию, то мы не возражаем! – вторила ей Лу Энн.
Эстеван от воплей и криков перешел к пению на испанском, в поразительно красивой, звучной манере, похожей на йодль. Подплыв по-собачьи к Эсперансе, сидевшей у кромки воды, он положил подбородок на камень у ее ног, так что его голова поднималась и опускалась в такт мелодии. Что за слова он произносил, нетрудно было догадаться. Моя милая птичка, моя роза, твои глаза похожи на звезды. Он был невероятно хорош собой, а его улыбка могла расколоть любое сердце надвое.
Эсперанса же мыслями, казалось, унеслась куда-то далеко. Время от времени она смотрела в сторону, где на синем покрывале спали дети. И кто бы стал ее за это упрекать? Зрелище было умильное. Укрытые дрожащей тенью тополей, они будто сошли с картинок из старинных детских книжек с подводными сценами, где малыши гоняются за рыбками и пускают веселые пузыри. Дуайн Рей, на голове которого красовалась огромная белая соломенная шляпа, прикорнул в своем кресле, а Черепашка лежала на спине, приоткрыв рот. Влажные волосы темными шнурами прилипли к вискам, открывая лоб больше, чем обычно. Даже издалека было видно, как под прикрытыми веками, тонкими, как кожурка белого винограда, танцуют ее глазные яблоки. Сны у Черепашки всегда были отчаянно активные. Во сне она, похоже, была вольна делать все, на что в обычной жизни могла лишь смотреть.
Возвращались мы ранним вечером, когда уже смеркается, но фары еще бесполезны. Мэтти сказала, что в сумерках она слепа как курица, поэтому ее пикап повел Эстеван.
– Только осторожно, – предупредила она его, когда вся их троица забиралась в кабину. – Меньше всего нам надо, чтобы нас остановили.
Мы с Лу Энн и дети поехали следом за ними. К счастью, от того места, где мы припарковались, шел спуск, а потому я быстро завела мотор, даже не успела почертыхаться как следует. Мы догнали пикап. Мэтти могла не беспокоиться – Эстеван вел машину аккуратно и уверенно. Пока мы ехали, Лу Энн несколько раз, перегнувшись назад, где вместо заднего сиденья у меня в машине была просторная ниша, помогала детям поудобнее устроиться. Пока мы шли обратно к машинам, оба они спали, но теперь проснулись и глазели по сторонам.
– Вот черт! – проговорила Лу Энн, хмуро покосившись себе под подбородок. – У меня верхняя половина груди обгорела. Прямо вместе с растяжками.
Вдруг пикап Мэтти остановился так резко, что я едва не врезалась ему в зад. Я ударила по тормозам, и нас всех бросило вперед. Сзади раздался стук, а потом – странный шум, что-то среднее между кашлем и писком.
– Боже, это Черепашка, – охнула я. – Лу Энн, это же она? Она что, сломала шею?
– С ней все в порядке, Тэйлор, – ответила Лу Энн. – Посмотри сама.
Вытащив Черепашку, она показала ее мне. С той действительно было все хорошо.
– Она сделала сальто! – сказала Лу Энн. – А тот звук, похоже, был смехом.
И вправду. Черепашка, крепко уцепившись за топ Лу Энн, улыбалась. Мы обе уставились на нее и несколько секунд молчали. Потом перевели взгляды на машину впереди. Пикап Мэтти стоял неподвижно посередине дороги.
– Что там за чертовщина? – спросила Лу Энн.
Сначала не было видно ничего. Но потом я сказала Лу Энн:
– Посмотри.
На дороге, перед самым носом пикапа, мы увидели крупную перепелку с хохолком, похожим на женскую шляпку модели сороковых годов. Перепелка суетилась, бегая взад и вперед, и через пару секунд мы заметили причину этой суетливости: вокруг нее сновала пара дюжин птенцов. Они смахивали на маленькие пушистые мячики, катающиеся по дну коробки.
Мы застыли, разинув рты. Вряд ли мы доставили бы несчастной мамаше больше беспокойства, если бы стали сигналить или махать руками – у нее и без нас был хлопот полон рот. Но мы сидели тихо – даже Черепашка. Наконец перепелка переправила свой детский сад через дорогу и скрылась в хилых придорожных кустах. Пикап подмигнул нам габаритными огнями, и Эстеван двинулся вперед.
От того, что мы сейчас увидели, мне на глаза настойчиво пытались навернуться слезы. Должно быть, месячные скоро.
– Знаешь, – сказала Лу Энн после долгого молчания. – Будь за рулем Анхель, он бы их всех передавил, да еще насчитал бы себе по два очка за каждого.
То, что первым звуком, который издала Черепашка, был смех, принесло мне бесконечное облегчение. Если бы я протащила ее через полстраны, игнорируя и тираня, разве бы она смеялась? Конечно, нет. Наверняка она бы выждала, поднакопила словарный запас, а потом заявила мне: «Ты что такое творишь, а?»
– Наверное, общение с Лу Энн для меня не прошло бесследно, поскольку в смехе Черепашки я увидела знак. Лу Энн относилась к тем людям, кто каждый день читает гороскопы. Она читала свой гороскоп, гороскоп Дуайна Рея, мой гороскоп, и сетовала на то, что не может прочитать Черепашкин, поскольку мы не знаем ее знака Зодиака. Меня это заботило в последнюю очередь, но так уж была скроена Лу Энн (дикая логика!), что могла объяснить уход мужа тем, что жена не обратила внимания на звездный дождь или купила не тот сорт печенья. Если почта пришла слишком поздно, это могло означать, что умерла бабушка Логан.
Но ни я, ни она не смогли понять, знаком чего было первое слово, которое произнесла Черепашка: «фасоль».
Мы в тот момент были на заднем дворике у Мэтти, помогали ей высаживать летние растения. Делать это было, по ее мнению, поздновато – лето, фактически, уже наступило. Лозунгом Мэтти были, похоже, слова: «Везде должно что-нибудь расти – только сама не порасти мхом».
– Смотри-ка, Черепашка! – сказала я. – Мы сажаем огород, прямо как в твоей книжке про Макдональда.
Мэтти закатила глаза. Пожалуй, главной причиной, почему она хотела присутствия тут Черепашки, было научить ребенка настоящей жизни. А то еще вырастет, думая, что морковка и вправду растет под ковром.
– Вот семена кабачков, – говорила я. – А это – перец. И баклажаны.
Черепашка вдумчиво смотрела на маленькие плоские диски семян.
– Ты так ее только запутаешь, – сказала Мэтти. – Эти семена ничуть не похожи на то, что из них вырастет. А когда дети такие маленькие, они ничего не принимают на веру.
