Человек маркизы - Ян Вайлер
Ахим к нему примкнул и дополнил:
– Кроме того, турок, у них слишком много энергии уходит на семью. Они же не могут сосредоточиться на спорте.
Мой отец, который до сих пор следил за дискуссией скорее бесстрастно, тут сказал:
– Я сильно допускаю, что этот родился уже здесь. Значит, он уже не турок.
Ахим повернулся к нему и заговорил с ним как с ребёнком:
– Картон! Футболиста не могут звать Месут Озил, а уж тем более, если он турок. Тогда он должен называться Тамир, Таркан или Тайфун. Вот имена, с которыми завоёвывают титулы.
– Или вот Берти, – сказал Лютц, у которого уже не было желания всерьёз дискутировать на эту тему, что ввергло Ахима в раж.
– Ну хорошо. Теперь давай пари. Этот парнишка, Месут Озил, никогда не попадёт в «Шальке» через европейский юношеский чемпионат «До 19». Самое позднее, года через два его отодвинут через подковёрный туннель, куда-нибудь в «Герне». И там он и пропадёт в этом канале. Ставлю сто евро.
Но два года казались остальным слишком долгим сроком. Лютц утверждал, что Ахим, вероятно, намерен растратить всю ставку, а через пару лет сделать вид, будто никакого пари не было. Он настаивал на своём, что могло привести к выплате ставки на месте.
– Спорим, что Озил сегодня не забьёт гол, – предложил Лютц и достал из кармана пятёрку.
– Да его даже заменят, – сказал Ахим и выложил свою купюру. Рональд Папен посмотрел на меня и увидел по мне, что я бы поставила на Месута. И тогда он тоже поставил на Месута и сказал:
– А я против. Месут Озил забьёт сегодня аж три гола. Самое меньшее. – И с этими словами он выложил на кон пятьдесят евро. Мне отдали кассу под управление.
После третьего гола Месута Озила Ахим пнул барьер, о который мы опирались, и пошёл к машине, в которую сел дожидаться нас. По дороге домой он почти не говорил. Я думаю, для него как для абсолютного футбольного эксперта было просто непереносимо, что такой профан, как мой отец, отхватил все деньги.
День двенадцатый
Перед тем как нам пуститься на маршрут, который сегодня вёл нас в Боттроп и Гладбек – и то и другое на расстоянии в полчаса, – я хотела ознакомиться с социальными идеями моего отца, его остроумными изобретениями, которыми он намеревался усовершенствовать жизнь людей.
Я заговорила с ним об этом за завтраком, и он сказал, что это действительно очень удачные конструкции, правда, ещё не запатентованные, и поэтому их надо держать в тайне. Я сказала, что мне он может их доверить. Я ещё слишком юная, чтобы украсть такое изобретение, а кроме того, я интересуюсь ими лишь потому, что я его дочь, а не из соображений выгоды.
– Ну хорошо, – сказал Рональд Папен, стряхнул пару крошек с рубашки и встал, чтобы отвести меня за большой занавес, разделявший жилую и складскую части помещения. Я последовала за ним к его верстаку, на котором рядом с несколькими чертежами и инструментами стоял деревянный ящичек, и он его открыл и достал узкую полоску картона, чуть шире и длиннее спички.
– Знаешь, что это такое?
– Картонная полоска?
– Это индикатор влажности.
– Ага. И для чего?
Он поднёс картонку к моему лицу и напыщенно произнёс:
– В своих поездках я видел, разумеется, бесчисленное множество балконов. И тем самым множество чего?
– Балконной мебели?
– Цветочных ящиков. А что в цветочных ящиках?
– Цветы?
– Земля! – он ликовал. И объяснил мне, что степень увлажнённости земли – давно наболевший вопрос. Своими полосками, для которых у него пока что не было названия, можно проверить, достаточно ли сыра земля. Втыкаешь индикатор в ящик или в вазон, и уже через несколько секунд влажность становится видна на картоне. Если нет, то земля сухая и надо её полить. В принципе достаточно лишь нарезать картон на полоски и снабдить маркировкой, что технически не очень сложно. По его представлению индикаторы можно продавать комплектами по десять штук. Или коробками по сто. Только коробки надо оформить как следует. И, разумеется, надо найти хорошее название для продукта, над этим он уже давно и интенсивно работает. И нужен патент, в противном случае так называемые гиганты отрасли с их возможностями маркетинга и распространения сейчас же разрушат твой бизнес.
– Ну и? Что скажешь?
– Гениально, – сказала я, потому что мне совсем не хотелось гасить его воодушевление. Это могло бы произойти, если бы я спросила его, не проще ли измерять влажность цветочной земли, если бесплатно и без всяких индикаторов сунуть в землю указательный палец. Он был настолько влюблён в своё изобретение, что даже не задумался о таком варианте. Я думаю, он не очень-то обсуждал свои идеи с другими людьми.
Он осторожно поместил картонную полоску назад в деревянный ящичек и сказал, что придумал и кое-что другое. Ещё более остроумное и дающее право на большие надежды. Прототип у него уже есть, и он уже видел встречный интерес в трёх домохозяйствах и ждёт только конкретного заказа, чтобы изготовить первый образец по мерке.
И он подошёл к большому металлическому шкафу, открыл его и достал большой кусок плёнки, многократно сложенной плашмя. Осторожно развернул его на полу. Это была обычная малярная плёнка размером три на три. Правда, по периметру этого куска он продел резинку, пропуская её в бесчисленные отверстия по краям. Это походило на натяжную простыню, только из пластика.
– В поездках я то и дело натыкался на одну особенность городской жилой культуры.
Он явно ожидал от меня расспросов, и я его не подвела:
– Ага. И на какую же?
– Многие люди застилают свою мягкую мебель защитным покрывалом. Они не хотят, чтобы дорогое приобретение протиралось или пачкалось. И их можно понять. Они снимают эти накидки, только когда ожидают дорогих гостей или когда сами хотят полюбоваться на мебель в чистом виде. И это работает, мебель остаётся под покровом безупречной. Но вот что зачастую десятилетиями подвергается беспощадному износу, вот что действительно страдает от использования, что, так сказать, люди буквально топчут ногами, это… – Он замер не дыша, сделав паузу для напряжения. – Это ковры. Но «плёнка Папена» покончит с этим. Стоит только закрыть ковровые дорожки или ковры в гостиной этой прозрачной
