Роман Шебалин - Дневник ангела
Можно не читать книг; можно читать их, всякий раз приступая к поглощению новой, забывая предыдущую. Можно заменить книги на что-то иное: плотская любовь, музицирование, политика...
Ну что вы, какая уж тут ирония...
Я же говорю - можно.
Но, если можно - значит: нужно. И если я что-то могу - значит: хочу.
Не пытайся себя обмануть.
Но мне почти ничего не надо. Я беру лишь то немногое, что мне ещё предлагают. Я отворачиваюсь в ожидании необычного, странного, и... признаюсь в любви последней пошлости. Пытаюсь отказаться от любого выбора.
Мне не нужна вся "куча".
Похоже на игру?
Обиделись на "говно", ждете, что я скажу: это шутка? Нет, не скажу. Всегда говорил.
Оскорблял и - извинялся.
Однажды вдруг понял: никаких оскорблений нет. С тех пор не обижаюсь ни на слова, ни на тексты.
"И вам не советую."
Пошло. Чего я всегда боялся - так это пошлости.
Кокетство?
Но почему же тогда так никак?
Нет, не тоска и даже не усталость, просто какая-то тупая злость.
Тупая злость поэта, у которого отобрали страну, веру, искусство. Тупая злость поэта, который наконец-то перестал понимать: что такое жизнь, который живет, но... все равно ничего не происходит. Фатум.
Сонеты, триолеты... Все то же самое, но как-то - никак.
Потому что: вы не умеете слушать!
Гады!
Повтори ещё раз для себя: гады.
Напиши об этом триолет.
Или швырни в окно кирпич. Ответят ведь: нет, спасибо, не надо. И так, и так - было.
Тупая злость, потому что это мы отвечаем - сами себе.
Это мы говорим на неком неестественном, корявом языке, где молодежный сленг соседствует с компьютерной терминологией, цитаты из гениев мировой литературы - с рок-, прости Господи, - поэтами.
Социально пнул.
Что дальше?
В этом может быть искусство?
Нет, не чувствую.
Словно режу вены, а боли нет.
Мне должно быть стыдно. Да? Какая разница? С собой я могу сотворить что угодно. Я могу стать злым. Добрым. Похвалить. Охаять.
При минимуме эмоций.
Есть тупая злость - потому что нет боли.
Очень больно, когда нет боли.
Нет страха, есть тупая злость.
Но все равно получаются стихи...
Все, дальше - не о чем. Страшно? Пойду торговать парфюмерией. По улицам бродят незнакомые мне люди. Ненависти у меня к ним нет. Я бы их просто убил.
Что такое "рейв"? Гончаров об этом не писал.
В мире есть много того, о чем мне можно не знать.
Нет?
Должен?
А поэты... Ах-ах-ах, поэты!
Поэты, будь они прокляты, продолжают писать стихи, писатели, чтоб они сдохли, продолжают писать прозу, художники, дьявол их подери, продолжают рисовать... грабители грабят, правительства правят, проститутки торгуют собой, дети плодятся, а Волга-то, Волга, мать её так... впадает в Каспийское море.
Я ничего не хочу доказывать.
Повтори ещё раз.
Зачем? кажется, я даже в это не верю.
Но как ещё мне убедить их в том, что я - не играю? Завершить ещё один текст и удавиться?
Нет веры, есть тупая злость.
Уходить в игру, переступая запретную черту? Из-за черты выглядывать и - опять обратно. И опять.
А с какой стороны черты ты начинал? Это сейчас очень важно, ответь.
А что можно считать серьезным, истинным? Скажем, этот текст, да? Эту Пятнадцатую главу? Но не является ли она очередным па в бесконечном танце "уставших декадентов"? Или я сейчас покаюсь: вру я вам, на самом деле - я другой, я очень несчастен.
Выбоp пpавды. Буриданов осел.
Добpо побеждает зло.
Нет, так ты не настоящий! - кричат зрители снявшему маску клоуну. Можешь ли ты хоть дома не ходить в этой пошлой маске? - терзает клоуна любящая жена. Но дом и цирк сливаются; а он - становится дивным и страшным андрогином, ангелом-истребителем.
Это проблема? Нет проблемы.
Нет проблемы - есть тупая злость.
Вырваться!
Убежать, послать их всех к черту, ещё раз побросать за борт, наплевать, надавать пощечин... объявить войну и наслаждаться собственным величием.
О, вы есть хотите бросать? - радушно улыбнуться господа-товарищи идолы, заботливо расставленные вдоль виртуального борта роскошного нашего виртуального "парохода современности", - уэлком, голуба, деньги вперед.
Куда еще?
Плюнь в меня, ну пожалуйста, плюнь!
...Деньги вперед.
К черту! отстаньте! Не хочу плевать! И бросать тоже не хочу!
О'кей! Не плюй и не бросай. Деньги вперед.
Так я могу плюнуть или не плюнуть?
Да! Да!
Деньги давай!
Или.
Думай.
Гамлет, Гамлет!
Дурак, эклектик поганый! Шут-истребитель! Ты и объясняться в любви будешь цитатами! Сравни теперь себя с Гамлетом, а ещё лучше - с Сальери...
Уже сравнил.
Нет, все равно лучше не стало.
Сальери.
Найти Моцарта и убить. Не испытав при этом ничего.
Только тупая злость.
Забыться. Работать.
Что угодно - в искусстве. Обыватель. Сиди в своем говне.
...Любым способом - увеличить количество искусства. Нет, не призыв, скорее мольба. Канцелярщина. Громоздить слова и предложения.
Сказали: накручиваю черную карму.
Плевать. Энтропия спасет.
Находить, хранить, не отпускать. Сваливать в одну помойку; не сейчас, после - разберутся другие; боюсь не успеть.
Молиться. Камлать.
Чтобы не хватило сил, когда он, Моцарт, придет и улыбнется: все ведь так просто...
Чтобы не было уже сил, когда он придет, и единственной мыслью будет мысль: убить гаденыша!
Бросая в прошлое сны, придумывая своему бессилию все новые и новые формы. Не зная, не ведая, не желая...
Слоники на пианино. Верные вещи.
Слоники, слоники...
Камлать.
Хранить любовь, истину, бога, искусство, не понимая, что это такое; расселять их по клеткам и любоваться, умиляться, завидовать самому себе. Строить фундамент в себе - для грядущей башни.
...До сих пор помню, что боялся своего снегового стеклянного шарика. Но шарик погиб, и не осталось ничего. Пластмассовый замок и липкие блестки никак мне не напоминали тот таинственный зимний мир. Поняв устройство мира, я перестал бояться его, и мир - потерял для меня всякое очарование.
Страх ушел, забрав с собой истину.
Жаль.
Смешной такой кокон, из которого вылупится моя смерть.
Теперь они обязаны "полюбить друг друга... или умереть", потому что "добpо всегда побеждает..."
Но в мире есть много такого, о чем мне можно не знать.
*
...И не надо меня отождествлять с тем придурком, который микширует настоящий текст. Более несхожих людей трудно представить - мы даже не диаметрально противоположны. Мы очень разные. Мы читаем разные книги, смотрим разные фильмы, нам нравятся разные вещи, - что-то общее, без сомнения, есть, - но это общее вымучивается, выхолащивается. Мы уже десять лет говорим об одном и и том же. Как мне не скучно - понятно: у меня не так уж и много "достойных собеседников". Я очень некоммуникабельный человек.
Но, как сложно мне с людьми знакомиться, так же сложно и расставаться. Расставаться я не умею.
Так и с самим собою. Я очень привык к нему. Как привыкают к шкафу или к обоям. Мне было бы несказанно плохо, если бы он изменился. Я привык к его мечтам, к его фантазиям. Вот уже десять лет как они - остаются неизменными. И не потому, что - не могут воплотиться во что-то конкретное. Ведь "воплощения" рождались и умирали, а он - оставался, со своими, теми же, мечтами и фантазиями. Из года в год ничего не менялось.
"Воплощения" предавали его. Они - взрослели, умнели, беря у него уроки цинизма и равнодушия; он - учил их, выучиваясь, они покидали его.
Он презирал своих учеников - он завидовал им. Они были тем, чего у него не было никогда, - они умели быть счастливыми. Радоваться и печалиться. Любить и ненавидеть. Он знал, что это право от них не отнимешь - и тем больней ему было наблюдать за своими "детьми".
В тайне он надеялся, что потом они воспитают его, спасут, принеся ему дар: желание жить. Но годы шли - никто не возвращался к нему. Никто не хотел с ним делиться. Никто не возвращался к нему, никто.
...Я бы и не знал, что делать с теми, кто вдруг пожелал бы ко мне вернуться. Я им уже все показал, обо всем рассказал. Смеяться надо мной, что ли?
...Книга "Пустой Город". Она стала исполнением воли того Романа Шебалина, которым я был лет пять назад. Мне, сегодняшнему, эта книга, вероятно, не очень-то и нужна. Но ему - нужна была. Он мечтал. Он верил в эту книгу. Я исполнил его мечту. Таков был мой долг. Иное скучно и пошло. Ведь в этом мире, увы, слишком много есть такого, о чем мне можно не знать...
Я ухожу в путешествие, оно будет долгим.
Все сны, все сомненья, все грезы
Я забираю с собой.
Я забираю ещё и улыбки друзей, запах лета,
Вечного лета и ветра, соленого ветра
Все то, что не вложишь,
Все то, что не вложишь в большой чемодан
С едой и бельем.
Я ухожу в путешествие, оно будет трудным.
Все долгие годы, все дни, все мгновенья
Я знал: мне придется когда-то уйти.
Уйти, чтоб услышать песнь ветра,
