Золотой ребенок Тосканы - Риз Боуэн
Он сидел неподвижно, как статуя, провожая ее взглядом. «Она еще совсем ребенок», — подумал он. Если София вышла замуж в восемнадцать лет, то сейчас ей должно быть немногим за двадцать, и все же она переносила эти тяготы и лишения с таким достоинством и мужеством!.. Не обвиняла Бога и не оплакивала пропавшего мужа. Просто продолжала жить — в том самом духе, в котором был воспитан и сам Хьюго. «Настоящий ребенок», — повторил он про себя. Слишком юная, чтобы тронуть сердце мужчины тридцати пяти лет.
Хьюго испуганно вздрогнул от шума, внезапно прервавшего его мысли, — голуби опустились на разбитую балку. «Нужно попробовать сделать ловушку», — подумал он. И вспомнил свое детство. В те дни в лесах Лэнгли то и дело появлялись браконьеры. Главный егерь играл с ними в бесконечную игру в кошки-мышки.
Хьюго думал, что это пустая трата времени, потому что в основном они охотились на кроликов. Но фазанов сквайра следовало беречь от охотников. Хьюго вспомнил, как делал обход владений в компании Эллисона, брюзжащего пожилого егеря. Старик не переставая ворчал о черни, бездельниках и о том, что он хотел бы с ними сделать, то и дело уничтожая ловушки, которые удавалось обнаружить. Им попадались грубые капканы со стальными зубьями, достаточно острыми, чтобы глубоко вонзиться в ногу животного. Силки же, сделанные местными парнями, представляли собой простые веревочные петли, которые захлестывались на лапах, когда зверь наступал внутрь кольца.
Хьюго пытался вспомнить, как они выглядели и как были устроены. Это было бессмысленно, потому что у него не было веревки, но, по крайней мере, эти мысли немного отвлекали его. Он подумал, как бы обрадовалась София, если бы он подарил ей парочку голубей.
Хьюго поднялся на ноги, что с привязанной шиной оказалось сделать куда труднее, поднял свой импровизированный костыль и побрел к двери. Легкие утренние облака сменились тяжелыми серыми, с запада надвигался плотный фронт туч. Когда он вышел во двор, ветер попытался закружить его и сбить с ног. Скоро пойдет дождь, это точно.
Хьюго снова попил воды из бочки и попытался высмотреть что-нибудь полезное среди обломков, но он не мог перелезть через валяющиеся повсюду камни и рухнувшую кладку и не мог даже наклониться, чтобы сдвинуть обломки и посмотреть, что лежит под ними. Рядом не нашлось ни веревки, ни хотя бы ниток, но ему удалось вытащить старый ящик. «Он может пригодиться», — подумал Хьюго, и в этот момент по камням застучали первые капли дождя.
Он был только на полпути к своему убежищу, когда гроза разразилась с такой силой, будто небеса разверзлись. Капли дождя забарабанили по коже его куртки. Хьюго попытался двигаться быстрее, но почувствовал, что теряет равновесие. Он схватился за какую-то балку и не дал себе упасть, пот, от усилий выступивший у него на лице, смешивался с дождем. К тому времени, когда Хьюго заполз в свое укрытие, он уже насквозь промок. Он лежал, дрожа от холода, ветер задувал в щели между досками. Парашютный шелк оказался вовсе не таким водонепроницаемым, как он надеялся. Пытаясь укрыться, Хьюго тянул на себя мокрую ткань.
Небеса разрезала чудовищная вспышка молнии, за которой тут же последовал громовой раскат. Первая его мысль была о Софии. Успела ли она дойти до деревни? Он лежал, свернувшись под парашютом, терзаясь мыслью, что в нее может попасть молния или она промокнет под ливнем и простудится. Хьюго проклинал свое собственное бессилие. Он — мужчина и поэтому просто обязан спасти Софию, отвести ее вместе с сыном в безопасное место подальше от войны.
— Черт бы побрал эту ногу, — выругался он вслух.
Гроза бушевала почти весь день. К вечеру ливень стал стихать, а временами и вовсе прекращался. Хьюго не хотел тратить свечу, поэтому воспользовался угасающим светом дня, чтобы разложить парашют на просушку, укрепив его на наружной стенке своего укрытия. При взгляде на стропы его осенило. «Идиот, — сказал он себе. — У тебя же полно веревок, из которых можно сделать силок». Завтра он соорудит просто идеальную ловушку и поймает голубя.
Хьюго съел последний кусок хлеба с луком, который был на удивление вкусным, а затем устроился в убежище, готовясь к долгой ночи. Одеяло не особо промокло, и он закутался получше. «Завтра я примусь за дело», — повторил он себе.
Хьюго понятия не имел, насколько все изменится к утру.
Глава 14
ДЖОАННА
Июнь 1973 года
Мое сердце тревожно забилось. Она бросила маленького сына. Это и был «прекрасный мальчик»? Может быть, он все еще здесь? Я глубоко вздохнула и постаралась, прежде чем спросить, мысленно отрепетировать фразу:
— А этот сын Софии, он все еще в деревне?
— Да, конечно. — Паола кивнула, улыбнувшись. — Козимо принял его и воспитал как собственного сына.
— Козимо?
Улыбка исчезла с ее лица.
— Козимо ди Джорджио, самый богатый человек в нашем обществе. У него много земли. Он хотел купить мою оливковую рощу. Он хочет, чтобы ему принадлежали тут все оливковые деревья, а я не хочу продавать свои. Но здесь его уважают так же, как и боятся. Во время войны он был героем, партизаном — единственным, кто пережил устроенную немцами бойню. Ему пришлось лежать среди трупов, притворяясь мертвым, пока солдаты ходили мимо со штыками наперевес, добивая раненых. Ты можешь себе это представить?
— Значит, он усыновил ребенка Софии? — спросила я.
Она кивнула:
— Да, мальчику очень повезло. Гвидо и София были бедняками, как и все мы, а теперь Ренцо стал наследником Козимо. Однажды он будет богатым. Богатым и с большой властью в руках.
Я снова очень тщательно продумала фразу, которую хотела произнести:
— Если мне будет нужно встретиться с этим парнем, Ренцо, как мне поступить?
— Если ты придешь в деревню около шести или семи часов, то почти всех наших мужчин можно найти сидящими на площади. Они собираются по вечерам, пока их жены готовят еду. Уверена, они подскажут, где найти Козимо и Ренцо. Правда, с Козимо несколько лет назад приключилась беда — удар…
— Удар? — Это итальянское слово мне ни о чем не говорило.
— Когда кровь
