Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
Художник посетил знакомую лавку на Арбате, где обменял на деньги сразу десять лет, купил квартиру в центре с хорошей обстановкой и обжитую дачу в ближнем Подмосковье. Написал дочери прощальное письмо, приложив подарок ко дню рождения – кольцо с бриллиантом и бусы из бледных аметистов, которые носила Тоня, затем пошёл в аптеку за лекарством, способным безболезненно отправить человека в последний путь.
Фармацевтический бизнес в ту пору ещё не выбился в лидеры баснословных прибылей, аптек открывалось не так много, как нынче, зато буквально на каждом шагу стояли игровые автоматы и работали казино. Михаил устал слоняться по городу, заглянул в подвальчик, присел возле «однорукого бандита» и за пару часов спустил всё, что нашлось в карманах. Вышел на улицу и вдруг обнаружил, что мыслей в голове поубавилось, сердечная боль притупилось, зато явилось соображение, что в рулетку выигрыш крупнее и наверняка выпадает чаще, чем в автомате, там можно комбинировать, а не просто дёргать за ручку.
Он вернулся в лавку и расстался ещё с парой лет. В казино поначалу выиграл и, к собственному удивлению, испытал уже забытое чувство восторга, появилось желание продлить удовольствие. Потом проиграл с досадой, и так целый день, в конце которого решил, что горе можно глушить деньгами, которые ему ничего не стоили, кроме жизни. На темных задворках рассудка пряталось понимание, что усердие его напрасно. В этих деньгах заложено небытие и по большому счёту всё уже давно проиграно. Но он намеренно не лез слишком глубоко в дебри сознания и регулярно посещал торговца временем, пока машинка однажды не выплюнула договор без печати. Старик развёл руками и недружелюбно осклабился.
Михаил вернулся домой и стал готовиться к смерти. Но настало утро, а он ещё жил. Прошла неделя. Что-то тут не так. Впрочем, сказка ничего не обещала. Чудеса, конечно, случаются, особенно с людьми, наделёнными развитым воображением. Мысли грызли голову, возвращая забытую боль. Денег на игру нет, а жизнь невыносима. Что же теперь, лезть в петлю?
Обманутый в лучших ожиданиях, Михаил рванул на Арбат. Если не удастся уговорить старика, надо его прижать, взять за горло, а машинке, чтобы сработала, дать хорошего пенделя – приём в отечестве известный, а главное действенный. С такими мыслями он в запале пробежал мимо знакомого заведения, пришлось вернуться. Вернулся – и снова проскочил. Замедлил шаг, вглядываясь в каждый кирпич. Определённо вход находился тут – вот неровная тротуарная плитка, о которую он спотыкался. Шевельнул ноздрями – запах лука тоже ещё можно уловить. Однако лавка отсутствовала.
На её месте – стеклянная дверь, над дверью зелёная светящаяся надпись: СБЕРБАНК. Тот самый, который в 90-е годы противозаконно сгрёб народные денежки. Сказка попахивала былью. Михаил схватился рукой за грудь и упал, ничего больше не чувствуя, не сознавая, что радости и муки закончились – в назначенный час мойра перерезала трепетную нить.
* * *
Полдня я молчала. Это хорошо, что сегодня дочь – в кои-то веки – собралась со мною пообедать: есть повод напомнить. Сели за стол, и меня прорвало:
– Знаешь, какое сегодня число?
– Разумеется, – как ни в чём не бывало ответила Лена, принесла стопки и графин с водкой – на Руси вином не поминают.
Она любила отца, и он её обожал, а вижу, что запамятовала. Я относилась к нему сложно, но забыть не могу, напротив, чем дальше берега времени, тем муж становится ближе. Слёзы обжигают веки.
– Только плакать не надо, – хмурится дочь и не может отказать себе в удовольствии добавить: – Если бы ты его не бросила, он и сейчас ещё жил. Не очень-то ты его ценила и в конце концов оставила нас без отца.
– У тебя уже появилась семья, а Юрочка поступил в военное училище.
– Ну и что?! – воскликнула она вдруг с такой болью, что я почувствовала угрызения совести. – Громко сказано – поступил! Сбагрили, чтобы не мешал. Ты всегда была занята собой, своими обложками, тиражами, презентациями, на нас времени не хватало.
Я тоже возмутилась:
– Неужели? А кто часами стоял в очередях за продуктами, варил папиным собакам пятилитровые кастрюли перловки с костями? А разве уроки мы вместе тобой не делали? До сих пор вздрагиваю от примеров по алгебре! Да, в жертву я себя не приносила, жертвы редко бывают оправданными. Потом мамаши рвут на себе волосы: всё ребёнку отдала – молодость, наконец жизнь, а он такой неблагодарный! Дети получаются разными по более сложным причинам, и дело не в количестве вложений.
Мы выпили, не чокаясь. Лена привыкла, что последнее слово за ней, и язвительно улыбнулась тонкими, не фамильными, губами:
– Папа был талантливее тебя, ты ему завидовала.
Талантливее – да, это правда. И намного. Но испытывать зависть по меньшей мере глупо, каждому назначен собственный путь. Зачем мне чужой талант, свой-то крест донести бы, не уронив.
Дети, действительно, не числились у меня в приоритете, для них имелись сначала свекровь, потом няня, а я бесконечно чему-то училась, старалась всё изведать, везде побывать, всюду успеть, жадно набивала голову впечатлениями. Сочиняла и параллельно подрабатывала в газете, силясь показать мужу, что у меня есть собственный круг общения и интерес, ему неподвластный, что рядом с ним не просто жена, но личность.
«Как много вы пишете», сказал однажды Александр Эбаноидзе, главный редактор «толстого журнала» – литературного ежемесячника «Дружба народов», где изредка появлялись мои повести. Он не видел даты моего рождения (а внешность обманчива), моих отчаянно одиноких ночей, когда от прыжка с балкона удерживает только строчка, за которой последует другая, и у серого вещества появляется определённый интерес, излучаемые им волны без остановки прощупывают пространство в поисках жемчужного зерна. И я лопатила лапками быстро, как только умела, сбивая сливки в масло. На это утекали секунды, минуты, часы, лунные месяцы, вечность. Моя драгоценная жизнь. Остались старость и книги, которые уже никто не читает.
Если ты литератор, должен соответствовать времени, даже если пишешь о былом. Но время рвануло и ушло вперёд слишком рьяно, на прошлое читателей мало, новое поколение волнует день сегодняшний, а грядущее станет таким, каким молодые сумеют сделать настоящее. Им не надо ждать, ждать они не умеют и не любят, к их услугам современные технологии, которые стремительно меняют правила игры. Телевизор и кино не съели театр, хотя сильно пожевали и бросили на поиски шокируещего, а вот скоростной Интернет серьёзную литературу уже доедает. Не успеем оглянуться, как художественная проза вообще исчезнет
