Хорал [litres] - Кент Харуф
Они почти закончили, когда Ральф Блэк вышел из кассы и встал над мальчишками, отбрасывая на них длинную тень, заслоняя им свет, смотрел, как они трудятся. Костлявый старик с брюшком пожевывал сигару.
– Что-то вы, малыши, припозднились сегодня? – заметил он. – Газеты уже час тут лежат.
– Мы не малыши, – возразил Бобби.
Ральф рассмеялся.
– Может, и нет, – сказал он. – Но вы все равно опоздали.
Они ничего не ответили.
– Так ведь? – настаивал Ральф. – Я сказал, вы ведь все равно опоздали.
– А вам-то что? – спросил Айк.
– Что ты сказал?
– Я сказал…
Он не договорил и вместо этого продолжил скатывать газеты, сидя на коленках на булыжниках рядом с братом.
– Так-то, – поднажал Ральф Блэк. – Не стоит такое повторять. А не то кто-то может вас отшлепать. Хотите, чтобы я вас отшлепал? Я готов, видит бог.
Он уставился вниз, на их макушки. Они не желали ему отвечать и даже замечать его, так что он перевел взгляд на железную дорогу и сплюнул коричневый табак через их головы на рельсы.
– И прекратите прислонять свои велики к фургону. Я вас уже предупреждал, – произнес он. – В другой раз отцу вашему позвоню.
Мальчики закончили скатывать газеты, встали, чтобы убрать их в холщовые сумки на велосипедах. Ральф Блэк посмотрел на них с чувством удовлетворения, снова плюнул на путь и вернулся в кассу. Когда дверь закрылась, Бобби сказал:
– Он никогда нам такого не говорил.
– Он просто старый козел, – ответил Айк. – Он никогда нам такого не говорил. Поехали.
Они разделились и двинулись каждый по своему маршруту. Между ними лежал весь город. Бобби выбрал старую, более обжитую часть Холта, юг, где широкие ровные улицы были усажены вязами, акациями, каркасом[1] и вечнозелеными деревьями, где уютные двухэтажные дома окружали газоны, а к гаражам вели подъездные гравийные дорожки, в то время как Айк взял три квартала Мэйн-стрит по обе стороны улицы, магазины и темные квартиры над магазинами, а также северную часть города по ту сторону железной дороги, где было много пустырей, а дома были меньше, выкрашены в голубой, желтый или бледно-зеленый, на задних дворах часто водились куры в проволочных загонах, тут и там обнаруживались собаки на цепи, и заброшенные автомобили ржавели в зарослях костреца[2] и краснокоренника[3] под раскидистыми шелковицами.
Доставка «Денверских новостей» заняла около часа. Затем они встретились на углу Мэйн и Рейлроуд-стрит и погнали домой по колее гравийной дороги. Промчались мимо кустов сирени во дворике миссис Фрэнк, ароматные метелки уже давно отцвели и засохли, а листья в виде сердечек запылились от проезжавших автомобилей; миновали узкое пастбище, домик в ветвях серебристого тополя на углу, повернули к своей дорожке у дома и бросили велосипеды на лужайке.
Наверху в ванной они причесались мокрой расческой, уложив волосы волнами и слегка приподняв их ладошками над лбами. Вода стекала по щекам, затекала за уши. Мальчики вытерлись полотенцами и вышли в коридор, в сомнении встали у двери, а затем Айк повернул ручку, и они вошли в затемненную комнату.
Она лежала в гостевой постели на спине, рука все еще была запрокинута на лицо – поза выражала великое страдание. Худощавая женщина, будто захваченная невыносимыми раздумьями, бездвижная, казалось, даже не дышала. Они остановились в дверном проеме. Свет тонкими лучами пробивался по краям занавесок, и через всю комнату до детей доносился запах мертвых цветов из вазы на высоком комоде.
– Да? – спросила она.
Не пошевелилась, не двинулась. Произнесла это почти шепотом.
– Мама?
– Да.
– С тобой все хорошо?
– Можете подойти поближе, – сказала она.
Они подошли к постели. Она убрала руку с лица и взглянула на них – на одного мальчика, потом на другого. В тусклом свете их мокрые волосы казались очень темными, а синие глаза – почти черными. Они стояли у кровати и смотрели на нее.
– Тебе не лучше? – спросил Айк.
– Ты не хочешь встать? – спросил Бобби.
Ее глаза казались стеклянными, будто ее лихорадило.
– Вы уже готовы к школе? – спросила она.
– Да.
– Который час?
Они посмотрели на часы на комоде.
– Четверть восьмого, – сказал Айк.
– Вам пора. Не стоит опаздывать. – Она едва улыбнулась и протянула к ним руку. – Поцелуете меня перед уходом?
Они наклонились и поцеловали ее в щеку, один за другим, быстрыми застенчивыми поцелуями маленьких мальчиков. Ее щека была прохладной и пахла мамой. Женщина взяла их руки и прижала на мгновенье к своим прохладным щекам, разглядывая их лица и темные влажные волосы. Мальчики едва могли вынести этот взгляд. Они стояли в неловком ожидании, склонившись над постелью. Наконец она отпустила их руки, и они выпрямились.
– Вам уже пора, – проговорила она.
– Пока, мама, – сказал Айк.
– Надеюсь, ты поправишься, – сказал Бобби.
Они вышли из комнаты и закрыли дверь. Снова очутившись на улице под ярким солнцем, пересекли лужайку перед домом, затем Рейлроуд-стрит и пошли по тропинке через заросшую сорняками канаву, железнодорожные пути и старый парк к школе. Придя на игровую площадку, они разделились и присоединились каждый к своей группке друзей, принялись болтать с другими мальчиками из своих классов, пока не прозвенел первый звонок и их не позвали на урок.
Гатри
Джуди, секретарша, разговаривала по телефону, стоя у стола перед кабинетом директора и делая пометки на розовом листочке. Короткий подол ее платья туго облегал бедра, она была в чулках и туфлях на шпильках. Гатри наблюдал за ней, остановившись возле ее стола. Вскоре она взглянула на него и закатила глаза, молчаливо комментируя то, что приходилось слушать.
– Понимаю, – сказала она в трубку. – Нет. Это я тоже ему сообщу. Я понимаю, о чем вы.
Она резко поставила трубку на подзарядку.
– Кто это был? – спросил Гатри.
– Мать.
Джуди сделала еще одну пометку в листочке.
– Что она хотела?
– Звонила насчет вчерашней школьной постановки.
– А что там было?
– Ты ее не видел?
– Нет.
– Стоит взглянуть. Хорошая.
– И что с ней не так? – спросил Гатри.
– О, там есть сцена, где Линди Рэйбёрн выходит в черной комбинации и поет соло. Звонившая дама полагает, что семнадцатилетняя девушка не должна делать такого на публике. Не в государственной старшей школе.
– Может, мне стоит взглянуть, – сказал Гатри.
– О, она была вся прикрыта. Не увидел бы ничего интересного.
– И что мать хотела от тебя?
– Не от меня. Она хотела поговорить с мистером Краудером. Но он занят.
– Где он? Я пришел пораньше, чтобы встретиться с ним.
– О, он тут. Но в том конце коридора.
