Сизая дьяволица - Александр Козлов
Оксану будто кипятком обдало. Она посмотрела, куда указывала дочурка, и увидела сизую волчицу, очень крупную, готовую к бою.
Хищница стояла совсем рядом, возле заснеженного куста шиповника – ощерившаяся, со взъерошенной шерстью, и смотрела на молодую женщину недвижным взглядом. Казалось, только и ждала, когда на нее обратят внимание.
Оксана остолбенела: она узнала эту волчицу, ту самую, что напугала ночью!
Сизая внезапно взвилась в полете, бесшумно, словно тень, приземлилась рядом и без единого звука набросилась на молодую женщину.
– Ой, беда-а! – истошно закричала мать-старушка, прижала к себе Маришу, которая завелась в плаче.
Оксана не успела опомниться, как от толчка в грудь упала в снег; лицо пронзила обжигающая немая боль. Перед глазами все поплыло, заискрилось, в голове зашумело. Потом все погрузилось во мрак.
Разъяренная волчица вонзила клыки в щеку Оксаны, мотнула головой. Горячая кровь залила изуродованное лицо и шею молодой женщины.
– Заха-ар! – пронзительный крик старой матери потряс округу, разлетелся до самых дальних уголков деревни, привлекая внимания, ужасая отчаянием…
Хищница отскочила, облизываясь, вся напряглась, будто пружина, чтобы наброситься снова. Вдруг замерла, тупо уставившись на бесчувственное тело. Что-то внезапно переменилось в ней: она наскоро обнюхала живот Оксаны, неуверенно отстранилась. Потом безучастно глянула на зареванную девчушку и, встряхнув головой, села у изголовья своей жертвы.
В позе сфинкса – гордая и неподвижная! – волчица спокойно наблюдала за человеком, осиротившим ее волчат. С топором в руке тот приближался, прихрамывая на раненую ногу, полный ужаса, ярости и отчаяния.
Захар остановился бледный, вспотевший и задыхающийся. Под пристальным, гипнотизирующим взглядом животного на мгновение оцепенел. Ему вдруг показалось, что он неудержимо вязнет, растворяется в этой обволакивающей голубизне ее глаз; они как будто проникали внутрь, парализуя движения, подчиняли чужой воле, делали его мягким, податливым, как пластилин… Потом увидел Оксану, ее лицо – страшную кровоточащую рану, и вмиг пришел в себя.
Волчица отрывисто покосилась на замолкшую Маришу, конвульсивно тряхнула головой и, ощерившись, с рыком метнулась навстречу Захару. Громыхнули выстрелы, и хищница с раздробленным черепом упала на окровавленный снег.
– Не успел, старый пенек, проглядел! – сокрушался Матвеич, выпустив весь запас патронов в сизую волчицу. – Ведь знал, что по пятам ходит, а все одно – проглядел чертову собаку!..
К оврагу сбежалась вся деревня.
Женщины завыли – одна громче другой, запричитали наперебой.
Захар тоже не стыдился слез…
6.
Оксану оперировали в областной поликлинике. Захар постоянно находился в городе: ночевал в гостинице, а утром снова бежал в больницу – проведать жену.
Запах хлорки и лекарств преследовал Захара неотступно. Он закрывал глаза, пытаясь отдохнуть, но перед ним снова и снова возникало бледное лицо Оксаны, ее огромные, полные бездонной тоски глаза. В деревне остались дочки, маленькие звездочки, сияющие во тьме его отчаяния. Бабушка, их надежная опора, оберегала девочек от зловещей тени, нависшей над их семьей.
Всей деревней собирали хирургу деньги на пластическую операцию. Каждый рубль, отданный от сердца, словно капля надежды, вливался в общую копилку. Хирург, говорят, был хороший – опытный, мог сотворить чудо. Но, к сожалению, никакое чудо не могло вернуть Оксане то, что было безвозвратно потеряно.
В больницу Захар шел как на каторгу, хотя ноги несли его туда, где находилось самое дорогое для него существо. Каждый раз, когда он заходил в палату, его сердце замирало от страха, что в ее глазах он увидит еще больше боли. Но боль уже прижилась там, словно бездонный омут, отражая бесконечную скорбь.
Оксана… Ее душа словно застыла, а сама она словно окаменела. Прежняя Оксана, такая живая и полная света, будто умерла вместе с их неродившимся ребенком. От нее осталась лишь тень, бледный призрак былой жизнерадостности.
– Прошу, не надо, не смотри, – она отворачивалась от него, пряча лицо под одеялом, стыдясь повязок на своем лице.
А когда повязки сняли, то и подавно мир молодой женщины сузился до размеров больничной палаты. Она могла бесконечно рассматривать своё отражение в зеркале, и каждый раз это заканчивалось слезами. Шрамы – не только на теле, но и глубоко в душе – напоминали ей о том страшном происшествии, о том дне, когда ее мир рухнул. Они напоминали ей о хрупкости жизни и о несправедливости судьбы.
Бесплодие… Это слово звучало как смертный приговор. Оксана, мечтавшая о сыне, чувствовала себя разбитой, неполноценной, словно потеряла самую важную часть себя. Она винила себя в том, что не смогла уберечь ребенка, и в том, что больше не сможет подарить жизнь долгожданному малышу. Это чувство вины поглощало ее изнутри, отравляя каждый вздох и взгляд.
Захар пытался достучаться до нее. Постоянно говорил, что любит ее, что она – самое ценное, что у него есть, что они вместе справятся со всем. Но его слова разбивались о невидимую стену, отскакивали, не находя отклика в ее измученном сердце.
Он знал по словам лечащего врача, что Оксане нужна профессиональная поддержка – опытный психолог, который помог бы ей разобраться в своих чувствах, осознать утрату и обрести силы для новой жизни. Однако молодая женщина категорически отказывалась от любой такой помощи врачей. Оксана панически боялась, что кто-то проникнет в ее душу и увидит всю ту боль, которая там накопилась.
Захар понимал, что ей нужно время. Время, чтобы залечить душевные раны, прийти в себя и вновь увидеть проблеск надежды. Однако с каждым днем она все глубже погружалась в пучину своего горя, все дальше отдаляясь от него, от жизни и от самой себя; боялся, что однажды она не выдержит и сломается под тяжестью этого невыносимого бремени.
Захар был готов на все, чтобы вернуть Оксане ее прежнюю жизнерадостность: носить на руках, отдавать все, лишь бы снова увидеть в ее глазах хотя бы намек на счастливую улыбку. Конечно, это будет долгий и трудный путь, но Захар был готов пройти его вместе с женой, поддерживать ее неустанно и днем, и ночью. Он верил, что любовь способна творить чудеса…
Даже спустя несколько месяцев молодая женщина не могла заставить себя взглянуть в зеркало и старалась избегать места, где произошла трагедия, разрушившая ее жизнь.
Овраг тот так и прозвали – Волчий.
7.
Полумрак осеннего дня медленно, как чернила по промокашке, расползался по заснеженным полям. Деревня, обычно сонно кутавшаяся в сумерках, гудела, напоминая растревоженный улей. С разрешения районных властей, получив долгожданную индульгенцию, мужики готовились к истребительной облаве на волков. Голодные серые тени все ближе подбирались к околицам, нагло унося из хлева последнего теленка, крадучись рыская
