Осенняя охота - Екатерина Златорунская
Анастасия без сожаления покинула свой город, команду синхронисток, ее уговаривали подождать сезон, тренер обиделся, и девочки тоже, но она хотела быть только с Павлом, и больше ничего.
Первый год они жили голова к голове в его Уфе. Она готовила еду, ходила с ним на тренировки, сидела на трибуне – иногда ей разрешал тренер. Она сидела тихо, в самом дальнем ряду. Огромные, словно трансформеры, хоккеисты с шумом входили в раздевалку, а выходили уже обычные парни. Павел, румяный, веселый, чисто пахнущий гелем для душа, обнимал ее так, словно не виделись вечность. Шли домой, взявшись за руки, скрипел снег, и Павел через перчатки гладил ее пальцы.
Потом они переехали в Москву, его позвали защитником в ЦСКА, но ничего не получилось, промучился два сезона, выдохся, ушел. Вернулись ни с чем в Уфу.
Павел спал целыми днями, она лежала рядом, гладила его по спине, по волосам, целовала уши, затылок. Читала ему вслух любимых «Двух капитанов», он и не слушал, не любил книг, ему просто нравился ее голос. Все будет хорошо? Все будет хорошо.
Ее мама и родители Павла помогали им деньгами, пока Павел искал работу. Анастасия поступила в пединститут, на заочное отделение. Увлекалась кулинарией, пекла по маминым рецептам торты, особенно удавался наполеон; к тортам прибавились эклеры. Анастасия стала печь на продажу. Павел устроился на работу в местный детский хоккейный клуб – помощником тренера.
Летом выезжали за город. Павел удил рыбу, Анастасия купалась. Вечером покупали в супермаркете лаваш, курицу гриль и красное вино, раскладывали еду на столике перед телевизором. Балкон раскрыт, дети кричат на улице, а после двенадцати тишина, только лает собака, черная, лохматая. Анастасия иногда выносила ей мясной паштет из супермаркета.
Когда стало испаряться счастье, когда она не закрыла флакон с драгоценными духами, Анастасия так и не поняла, хотя знала трагическую дату отсчета, – но и после той даты было счастье, было.
Последнюю зиму Анастасия прожила одна в Сурино, на даче, купленной шесть лет назад за копейки, а Павел – в городе, тоже один, но Анастасия узнала от общих друзей, что он ночует у Лизы, ей даже показали ее страницу в соцсетях: девушка, студентка, блондинка, ничего особенного.
До Лизы было много всего: были другие женщины и обстоятельства.
Анастасия любила Сурино, и Павел тоже.
Первым делом после покупки он снес прежний фанерный домик с одной комнатой, где стояли только стол и кровать и хранился дачный инвентарь, и поставил на его месте деревянный двухэтажный сруб. Выкопал пруд. Через год пристроил к дому веранду. Летом там пили чай, а зимой веранду заносило снегом. Анастасия чистила снег лопатой, заносила его нечаянно в дом – и на половике, на одежде, на волосах, выбившихся из-под капюшона. В окне снег, тихо, завтра на лыжи. В лесу тоже снег, белый-белый, сосны розово-рыжие, как беличьи хвосты.
Летом в Сурино все росло, как в учебниках по садоводству: в июне, июле – ягоды, в августе – яблоки. В августе Анастасия пекла яблочные пироги.
Угощали соседей – одинокую Валю с никчемным сыном Валерием. Он брал взаймы на водку, а отдавала Валентина. Анастасия жалела ее. Валентина никогда не уходила сразу, сидела долго, задавала вопросы:
– Анастасия, у тебя есть интернет, посмотри, что значит гардемарины. А Бермудский треугольник? А что значит Псалтырь?
Осенью по всей округе витал грибной воздух, грибы дуром росли даже на их участке. Анастасия выходила из дома в резиновых сапогах на босу ногу и приносила несколько груздей.
Валя не собирала грибов, и ее сын тоже. Анастасия делилась с ними: «Нам с Пашей двоим много».
Павла Валя раздражала, раздражал ее пьющий сын Валерий. Анастасия приводила их как отягощающий качество жизни пример: вот, мол, Валя родила сына, и посмотри, как она живет.
Павел сердился. Между ними все чаще разгорались разной степени опасности разговоры. Начиналось с малого: Павел мечтал, что возле дома поставит детскую площадку, батут. у Анастасии перехватывало сердце: молчи, молчи, молчи. Но не удерживалась. Для кого? Да хоть для детей друзей семьи Косолаповых, да мало ли. И часто они к нам приезжают? Ну для каких-нибудь других детей. Для каких? Для Валиного Валерия?
Павел вспыхивал, уезжал, Анастасия не могла заснуть ночью, писала ему сообщения, что любит и скучает. Павел отвечал только утром – выспавшийся, отдохнувший: «Я тоже, родная».
Возвращался на дачу, гуляли в лесу, ходили к своему прудику, Павел обнимал ее крепко, нежно и всаживал без предупреждения нож в сердце: «Как было бы хорошо здесь летом с сыном рыбу удить, а зимой залили бы каток…»
Анастасия просила повесить качели, поставить бассейн, нарядить елку около дома. Павел все делал, но без удовольствия, с упреком. Анастасия читала между строк: зачем нам все это, если нет детей?
Она замечала его испуганный взгляд, когда встречали беременных женщин на улице. Анастасия опускала голову, словно была виновата. Они перестали вместе смотреть сериалы, потому что даже в кино у всех дети, а у них нет.
– Ты так любишь себя? Что в тебе такого хорошего, что ты так хочешь оставить потомство? – спросила она в неподходящий для откровенных разговоров момент.
Они возвращались домой из гостей. У Пашиных друзей родился ребенок – крепенький, глазастый, беспрерывно сосал грудь. А Павел, что было совсем некстати и выводило ее из себя, не выходил из комнаты, как все другие мужчины, внимательно смотрел, как молодая мать кормит ребенка, и задавал практические вопросы: хватает ли молока, сколько ребенок высасывает за один раз, сразу ли пришло молоко и до какого времени планируется кормление. Светлана, молодая жена, пришедшая на замену старой, ровесницы Анастасии, не знавшая про их с Павлом обстоятельства, засмеялась:
– Я вижу, что вы тоже собрались.
– Куда? – Нервный смешок. – В отдел ка‑ пусты?
За ужином Анастасия как бы между делом поинтересовалась у главы семьи, как дела у оставленной старой жены и дочери-подростка, сколько уходит на алименты и многое другое в таком духе. Анастасия затевала скандал, хозяева старались оставаться миролюбивы, но она не унималась. Павел закипал.
В кулуарах обсуждали, как жалко Павла: вот он такой и такой (перечисление достоинств), и чего он в ней нашел, она даже не настоящая фигуристка была, синхронистка какая-то.
В такси Павел ни с того ни с сего обиделся на водителя – да пошел ты! – вышли неизвестно где, шли по обочине, оба нетрезвые, усталые. Анастасия выговаривала: пускал слюну, не на ребенка, а
